«На суше и на море» - 80. Фантастика - Страница 15

— Возьмем такси, — предложил он все таким же голосом. — Сегодня луна заходит рано, и у нас мало времени, ведь нам нужно уйти как можно дальше от людей.

«Ну да! — сказал я себе. — Разве можно обойтись без луны — необходимой декорации для любой таинственной и романтичной истории?» Я злился на себя все больше и больше. Если он действительно ненормальный, ждать можно чего угодно, даже нападения. Сейчас он тихий, но… когда мы останемся вдвоем… Однако вскоре я устыдился своих мыслей: весь вид моего спутника выражал кротость и доброту.

Он сидел молча.

— Почему вы молчите? — спросил я. — Говорите! Подготовьте меня к тому, что мы увидим!

Может быть, он спал? Или молился? А может, находился в каком-то трансе?

— Вы уверены, что профессор Н. не любит дельфинов? Ведь он всю жизнь и все средства свои потратил на них! И с какой страстью он их защищает! Долгие годы!

— Извините меня, — откликнулся мой спутник, будто проснувшись, — понимаете, когда я отправляюсь к моим друзьям, мне необходимо подготовиться, освободить свой дух от вещей, которые нам мешают. Вы меня о чем-то спрашивали?

Я повторил свой вопрос.

— Ну что ж, его любовь выглядит примерно так. Скажем, я вас не знаю, но заявляю, что люблю вас, и чтобы узнать вас получше, прежде всего вспарываю вам живот — хочу увидеть, что у вас внутри, потом разбиваю вам череп и всовываю в мозг разные электроды, пропускаю через них электрический ток, колю вас иглами и другими приспособлениями, а потом с палкой в руке заставляю учить язык марсиан, если такой, разумеется, существует. Как бы вы отнеслись к такой любви?

Есть люди, фанатически преданные идее защиты животных, они не допускают и возможности никаких опытов с ними.

Поэтому я промолчал на этот раз.

— И представьте, — продолжал он, — я делаю все это, хотя есть совсем простой способ узнать многое о вас: спросить — и вы расскажете, что сами знаете о себе.

Нужно было, наконец, что-то сказать, и я вздохнул демонстративно громко:

— Да, конечно, но дельфины, к сожалению, ничего не могут рассказать!

— Могут! — горячо возразил он и подался вперед. — Могут! И мы в состоянии их понять! Знаете, когда меня объявили сумасшедшим? Когда я научился разговаривать с дельфинами так же, как это делали некоторые до меня, в основном рыбаки, но из тех, старых, для которых море — это жизнь, а не фабрика по добыче рыбы… Это было, когда я их насильно заставил уплыть в океан.

— Насильно?

— Да, они настолько добры и так самоотверженно нас любят, что не хотели покидать океанариум. Некоторые из них даже вернулись после того, как пожили немного среди своих. Они плавали около берега, пока не появились сотрудники профессора. Дельфины сами поплыли в сети.

— Значит, им было хорошо у профессора?

— Ну да, хорошо! Я же вам говорю, что они готовы выносить любые страдания, лишь бы мы поняли их и поверили в их добрую волю. Потому что они-то нас знают!

— Правда? — произнес я, стараясь не выдать своего недоверия. — А как вы научились с ними разговаривать?

— Я не совсем точно выразился, — ответил он живо. — Не научился, а вдруг понял, что разговариваю с ними. Была теплая ночь с большой и чистой луной — одна из тех, когда трудно уснуть. Я был в полном отчаянии после очередной безуспешной попытки понять хоть какие-нибудь из тех пятидесяти звуков, которые издавали наши питомцы и которые я неутомимо записывал на магнитофонные ленты. Я решил пройтись, хотя падал от усталости после жаркого летнего дня. Присел возле одного из бассейнов и вздохнул: «Милые вы мои, хорошие, скажите, что же у вас за язык, на котором вы говорите, а то вот уже десять лет мы не можем разгадать смысла ваших пятидесяти слов!» Вода была совершенно неподвижной, потому что ветер стих, а две пары дельфинов, жившие в этом бассейне, видимо, спали. В бассейне и они научились спать ночью. Ведь днем мы не оставляли их в покое. Так я смотрел на воду и разговаривал вслух сам с собой. Вдруг у самых моих ног появилась морда Ники. Я узнал его, потому что было совсем светло, и сказал ему: «Я разбудил тебя, Ники? Прости, я сейчас уйду!» И вдруг он мне ответил: «Меня разбудила твоя печаль, дружище». Я не поверил своим ушам, хотя у меня было ощущение, что слышу его голос вовсе не ушами. Я повторил свои слова немного громче, и снова до меня дошел его ответ, но на этот раз слова располагались в другом порядке: «Твоя печаль разбудила меня, дружище» Теперь я уже понимал, что слышу не звуки, а голос внутри себя, и совершенно отчетливо. Я онемел, а в мозгу замелькали вполне естественные мысли: это невозможно, это обман, галлюцинация, лучше побыстрее уйти и выпить снотворное… и тому подобное. Но кто-то настойчиво мне говорил: «Ну что ты мучаешься, дружище? Перестань. Вот ты меня уже и понимаешь. Я тот, кого вы назвали Ники. Сначала мне это имя не нравилось, но потом я полюбил его, потому что понял, что вам приятно так меня называть. Ты давно пытаешься сказать мне все это, но твоя мысль ускользала от меня, а сейчас я тебя услышал. А ты слышишь меня?»

— Слышу, Ники, — сказал я ему, испытывая огромное волнение. А он продолжал: «Не давай мысли ускользать от меня и от себя, тогда мы сможем разговаривать. Мы столько должны рассказать друг другу, правда? Ты сам это знаешь». И всю ночь мы разговаривали с Ники. Он рассказал мне все, что знал о себе и о дельфинах, а я ему все, что знал о себе и о людях. Но оказалось, что о дельфинах я не знал ничего, хотя уже десять лет изучал их, а Ники знал о людях даже такие вещи, о которых я и не подозревал.

На следующую ночь я снова разговаривал с Ники и спросил его, могу ли я беседовать и с другими дельфинами. Он ответил утвердительно. Все дельфины точно таким же образом разговаривают между собой, а вовсе не с помощью тех пятидесяти звуков, оставшихся от их древнего средства общения. Ныне эти звуки представляют собой лишь инстинктивные восклицания типа междометий. Тогда я направился к другим бассейнам и несколько ночей беседовал с разными дельфинами. А потом меня охватило настоящее безумие от всего, что я услышал, и я выпустил дельфинов в океан. Я не мог больше видеть, как профессор Н. истязает их своими зверскими исследовательскими методами.

«Обычная история! — сказал я сам себе. — Шизофреническое раздвоение личности». И вдруг услышал тихий смех человека, сидящего рядом.

— Вы знаете, что и люди могут разговаривать друг с другом таким же образом? Нужно только захотеть и немного поупражняться. Хотите, я вам скажу, что вы только что подумали: «Обычная история. Шизофреническое раздвоение личности». — Он снова засмеялся, но тут же поспешил извиниться: — Не обижайтесь на мой смех, прошу вас! Впрочем, можно остановить такси.

Мы оказались под звездами и луной, которая проложила сверкающую дорогу на поверхности океана.

— Вы добрый человек, поэтому я вам и доверился. Вы знаете, у дельфинов я научился узнавать людей и редко ошибаюсь, так как могу слышать то, что они говорят иногда только самим себе…

Мы вышли из машины, свернули с шоссе, и я споткнулся о прибрежный камень, ослепленный блеском лунной дороги и оглушенный могучим шумом прибоя.

— Сядьте здесь! — сказал мой проводник, и я сел как загипнотизированный.

Передо мной расстилался Тихий океан. Но сейчас это был не тот океан, о котором я мечтал еще ребенком, и не тот, в котором я купался вчера. Это было нечто бесконечное, гипнотизировавшее меня мириадами серебряных глаз и звавшее меня голосами мириадов живых существ. Все это устремлялось ко мне, а я шел к нему с ощущением, что возвращаюсь туда, откуда когда-то в незапамятные времена вышел.

— Вы меня слышите? Очнитесь и слушайте меня!

Мой проводник, склонившись ко мне, тряс меня за плечи.

— Что? — спросил я. — Мы пришли?

— Да, — ответил он, и я удивился, потому что ожидал чего-то другого.

— Сейчас я их позову, — сказал он. — Но не делайте ничего такого, чем можно их оскорбить. Сидите неподвижно и слушайте! Слушайте меня и слушайте себя. Обдумаете все потом, сейчас самое важное — верить! — Он говорил громко и внушительно, но, может быть, просто пытался перекричать прибой? — Нужно верить, понимаете? Верьте тому, что услышите в самом себе. В этом нет ни мистики, ни самовнушения! Это как разговор с самим собой. Если захотите их спросить о чем-нибудь, спросите себя, если захотите им что-то сказать, скажите себе. Но это не так просто. Нужно быть абсолютно искренним, таким искренним, каким человек очень редко бывает даже с самим собой. И самое трудное для нас, людей, — освободиться от притворства и самообмана, лицемерия. И если вам это удастся, вы будете разговаривать с дельфинами. Потому что это язык жизни во Вселенной. Мы тоже его знаем, каждый человек держит его в клетках своего мозга, но он так редко в нас звучит, что мы перестали его понимать. Вот почему сейчас нужно просто поверить в него, по-ве-рить!