«На суше и на море» - 64. Фантастика - Страница 20

— Вот оно что… — повторил Игорь Петрович.

Быстрые четкие шаги в коридоре замерли у двери.

Мергенов обернулся. В дверях стояла женщина. Она тяжело дышала, прижимая руку к сердцу, и солнце из коридорного окна пылало на ее голове бронзовым костром.

Несколько секунд царило молчание.

Мергенов глянул на Игоря Петровича и увидел еще более заострившееся лицо и улыбку на серых губах, мучительную и жалкую. Смутно догадываясь о чем-то, он поднялся и пошел к выходу, почему-то сдерживая дыхание.

Женщина шагнула в палату. Глаза ее остановились на Мергенове. Он ответил ей понимающим взглядом. Выходя, он споткнулся на пороге.

— Здравствуй, Цезарь! Идущие на смерть приветствуют тебя! — сказал за дверью Игорь Петрович.

— Не надо позы, Иг! — ответил низкий, знакомый Мергенову голос. — Ты всегда любил позу… Почему ты не прочитал мое письмо?… Зачем ты сменил фамилию?… Зачем скрывался?…

— Мне надо было самому разобраться во всем, Светлана.

— Долго же ты разбирался, друг мой…

— Мне было трудно.

— В одиночку всегда труднее, особенно если создавать искусственно трудности… И одиночество.

— Чем длиннее путь, тем желаннее цель.

— Лучше без афоризмов, Иг… Ты заблудился на своих длинных дорогах. Что ты нашел?

— Я нашел монацитовый песок.

— Ты хочешь оскорбить меня?

— Прости… Я нашел себя. И ты вот… вернулась… Я очень ждал тебя все эти годы, Светлана!..

В комнате прозвучало сдавленное рыдание. Мергенов осторожно прикрыл дверь.

Они медленно погружались все глубже и глубже. Зеленоватый свет поверхностных вод сменился густыми сумерками. Отмечая свой путь вспышками холодного света, мимо проносились глубоководные рыбы. Николай Бетехтин взглянул на шкалу радиолота. Шестьсот метров… Он включил нашлемный прожектор и перевел гидрореактивный ранец на горизонтальный «полет». Сергей Трускотт, плывший в десяти метрах позади, проделал то же самое. Исследователи быстро помчались на юго-восток, к подножию материкового склона. Одетые в легкие скафандры, в шлемах, украшенных отростками антенн, они сами были похожи на диковинных морских животных. Третий, смуглый гибкий юноша, которого товарищи звали Володей, не имел скафандра. На его лице была лишь прозрачная полумаска, от нее тянулся гибкий шланг к заплечному баллону. Обнаженное мускулистое тело юноши казалось здесь, на огромной глубине, чем-то противоестественным. Но в этом не было никакого чуда: юноша был одним из тех первых людей, кто сменил воздушную стихию на прохладный сумрак океана. Несколько лет назад, завершив биологическое образование, Володя подвергся сложной операции, сообщившей его организму замечательные свойства. Без вреда для здоровья он мог нырять на глубину до двух километров. Сразу же после этого у него, как и у китов, сердцебиение становилось гораздо реже. Кровь начинала снабжать кислородом только мозг и органы чувств. Дыхательный центр резко снижал свою чувствительность к углекислоте. Главное же, что позволило человеку проникнуть в глубины океана, — это подобранный с необычайной точностью состав глубоководной газовой смеси для дыхания.

Но зато Володя лишился возможности подолгу бывать на суше. Впрочем, ученые обещали «усовершенствовать» его организм. Перед Володей открылся совершенно новый мир с его богатейшей жизнью и причудливыми обитателями, так не похожими на сухопутных. Он постигал природу океанских животных и рыб, слушал их голоса, и постепенно в его сознании складывался величественный образ Мирового океана, почти недоступный восприятию земных исследователей. И теперь Володя ввел в этот мир Николая и Сергея, с которыми учился когда-то в Палеоинституте.

Вскоре они достигли подножия Мадагаскара. Из черно-зеленой тьмы выступил материковый склон, усеянный актиниями, вокруг них роились стайки крохотных рифовых рыбок, отливавших всеми цветами радуги. Бетехтин и Трускотт выключили двигатели и плавно опустились на дно. Володя стремительно скользнул вдоль склона к самому краю материковой отмели, туда, где она круто обрывалась в бездонные глубины океана.

— Приступили? — коротко спросил Николай. Его голос, преобразованный ультразвуковыми приемниками, прозвучал тихо и невнятно.

— Давай! — крикнул Трускотт и потянулся к съемочному аппарату, висевшему на боку.

Николай поглядел в сторону Володи, силуэт которого неясно маячил вдали.

— А ты готов? — сказал Бетехтин в гидрофон.

— Бесполезное занятие, — отозвался Володя. Он имел в виду кропотливые подводные съемки, продолжавшиеся вот уже третий месяц. — Жители океана рассказали бы вам о Лемурии в тысячу раз больше.

Володя, как всегда, гнул свою линию. Его интересовал только океан. И его жители. А самой важной научной проблемой он считал общение людей с приматами моря. На глубоководных базах, где жили и работали исследователи Мирового океана, эта тема была неисчерпаемой и служила предметом ожесточенных споров и дискуссий.

— Пока вы тут теряете время, — продолжал Володя, — я, пожалуй, сплаваю в устье реки, где строят мост. Ребята из Транспроекта просили меня осмотреть дно в районе будущих опор.

— Как хочешь, — сухо сказал Николай. Он был озадачен странным поведением Володи. Володя махнул друзьям рукой и через мгновение растворился в черно-зеленой тьме.

…Прошло несколько часов. Они уже заканчивали съемку намеченного участка дна, как вдруг на фоне актиний снова появился силуэт человека. Это был Володя. Еще не доплыв до Бетехтина, он принялся отчаянно жестикулировать. Подобное поведение было так несвойственно уравновешенному, даже слишком хладнокровному Володе. Оба поспешили на зов. Только исключительные обстоятельства могли взволновать человека-рыбу.

Но когда Николай и Трускотт достигли актиний, Володя как ни в чем не бывало кивнул им головой и спокойно проговорил:

— Нашел вот эту штуку. На дне реки у опор. В донных отложениях. Но как она могла оказаться там?

На ладони Володи лежал какой-то увесистый темно-желтый, покрытый сетью трещин предмет. Едва взглянув на него, Николай с легкой досадой сказал:

— И чего ты так взволновался? Обыкновенный череп лемура-мегаладаписа. Правда, не мадагаскарского, а раннетретичного.

— Совершенно верно, — подтвердил Володя. В его странных выпуклых глазах промелькнула ироническая усмешка, хотя крупное, резко очерченное лицо оставалось совершенно спокойным. — Я нередко находил плейстоценовых лемуров.

— Тогда чем же привлек тебя этот? — спросил Николай. Володя, загадочно улыбаясь одними глазами, поднес череп к глазам Николая. Тот почти машинально взял его.

— Взгляни-ка повнимательнее, — предложил Володя. — Особенно на это. Тоже из раннетретичных времен?

Николай и Сергей едва не стукнулись шлемами, стремясь разглядеть то, на что указывал Володя. Теперь они увидели, что этот череп сильно отличается от всех найденных прежде. Лобная стенка круто поднималась вверх, почти как у Homo sapiens'a. Четко обозначались лобные бугры, да и лицевые кости мало выдавались вперед. Вероятно, череп принадлежал разумному существу!

— Ребята… — каким-то не своим голосом начал Бетехтин и вдруг неожиданно закричал: — Ведь это очень важная находка!

Словно не веря своим глазам, он снова и снова рассматривал череп. Каким образом череп лемура, жившего в плейстоценовое время, мог попасть в эти речные отложения? Ведь в ту эпоху не то что реки — самого Мадагаскара не было! Тогда еще существовал великий южный материк Лемурия.

— Ты понимаешь что-нибудь? — спросил он Володю.

Но тот промолчал, казалось, он поглощен тем, как роятся рифовые рыбки. «Неужели он уже потерял интерес к своей находке?» — удивленно подумал Николай. И вопросительно поглядел на Сергея: