«На суше и на море» - 60. Повести, рассказы, очерки - Страница 46
Тогда-то я и обратил внимание на Гамаюнову пещеру.
Ее удивительные свойства, видимо, были известны еще людям каменного века. Вероятно, и самая пещера, и скала перед ней были священными, служили для волхования, колдовства. С этой целью и выбиты заинтересовавшие нас фигуры людей и животных.
Но все это лишь косвенные доводы, и я не осмелился поделиться ими. Я попытался добраться до пещеры и в первый раз потерпел неудачу. Путь туда был слишком рискованным. Я погубил бинокль и решил ограничиться фотографированием скалы при помощи телеобъектива.
Однако легенда, рассказанная папашей, дала новый толчок моим подозрениям. Пещера, побывав в которой девушка теряла силу и красоту, могла быть только радиоактивной пещерой. Она же могла убить в короткий срок и Гамаюна. Но и это только предположение. В легенде истина всегда перепутана с фантастикой. Так и здесь, Гамаюну, например, были приписаны изображения, существовавшие десятки тысячелетий до него. Могло быть выдумано и все остальное. И хотя я был почти убежден, все-таки не решился сказать вам о своих догадках и снова отправился один.
Это чуть-чуть не стоило мне жизни.
Окончательным доказательством того, что пещера полна радиоактивными породами, была мумия Гамаюна. У нее фосфоресцированы в результате облучения белки глаз, зубы и ногти. Она не разложилась — радиоактивное излучение уничтожило всех микробов. Но все это я узнал, уже будучи узником пещеры и присматривая себе место рядом с Гамаюном.
Я. написал вам записки, выбросил их в надежде, что кто-нибудь их увидит, и приготовился умереть… Но тут мне пришла идея… Вы помните, в легенде рассказывается о летающем цветке. Ведь бабочка — это и есть летающий цветок. Где-то в персидском эпосе, припоминается мне, я даже встречал эту метафору.
Нас с вами поразила согласованность движений их крыльев, когда они, пригревшись, сидят на солнце, и мы задали вопрос, кто подает им команду. Я не утверждаю сейчас ничего, это просто предположение, может быть, именно при движении крыльев и излучается тот импульс, который служит для связи бабочек и воспринимается ими. И командуют они взаимно друг другом. Так нельзя ли вмешаться мне в это и скомандовать им?
Я знал, что Оля в это время возится с бабочками. И лежа у узкого отверстия в мир, я поймал одну из роскошнейших бабочек, вылетавших из пещеры. Все остальное я делал при помощи двух иголок. Я очень обрадовался, увидев, что сидящая снаружи другая бабочка поднимает и опускает крылья в такт той, крыльями которой занимался я. Видимо, в это время многие бабочки в этом районе занимались физкультурой по азбуке Морзе…
Не знаю, как воспримут это энтомологи — специалисты по насекомым. Оки могут сказать, что такого не было и быть не может. Возможно, и опыты, которые они поставят, подтвердят их правоту. Но ведь мы здесь имели дело с совершенно особенными мутациями, причем мутациями во многих поколениях. И, может быть, эти свойства взаимной связанности, которые наблюдаются и у обыкновенных капустниц, здесь проявились, на мое счастье, чрезвычайно резко…
Замученную бабочку я потом выпустил, заменив ее другой. Там, в пещере, миллионы коконов, они истинный рассадник этих насекомых. А часа через два я почувствовал, что кто-то дергает за конец бечевки, выброшенной мной из отверстия. Это был Николай. Я потянул бечевку и на конце ее обнаружил динамитный патрон. Дальнейшее просто…
Мне хочется высказать на правах старшего еще одну мысль. Геология не узкая наука… Геологу важно знать тысячи вещей, казалось бы не имеющих к его делу никакого отношения. Да это справедливо не только по отношению к геологам. Новое чаще всего открывается сейчас на стыке двух или даже нескольких наук, как заметил когда-то академик Зелинский. Без знаний, совершенно не обязательных для меня как для геолога, мы не открыли бы урановых залежей, а я вряд ли остался бы жив…
И еще — для человека науки важнее всего знания, возможность пополнять эти знания, учиться. А занимаемое положение, звание, авторский гонорар — это не главное. Поверьте мне!..
В этот вечер у костра дольше всех задержались Завьялов и Ольга. Геолог записывал результаты дневных работ, практикантка, охватив руками колени, долго смотрела на рассыпающиеся красные угли догоревшего костра.
— Сергей Андреевич, а можете вы мне ответить на один вопрос личного характера?
— Какой вопрос?.. Пожалуйста…
— Почему вы не женаты?..
Завьялов мог ждать всего чего угодно, но не этого. Он не понимал, что женщина догадывается о любви мужчины к ней по еще более мелким признакам, чем он узнал о залежах урана. Скрывая смущение, но глядя ей прямо в глаза, он тихо сказал:
— Если вы захотите, я расскажу вам об этом. Только вам одной… Но не здесь, а после окончания вашей практики, в Москве…
Завьялов набрал номер телефона. Тот номер, который он всегда помнил наизусть, но позволял себе набирать не чаще одного раза в год. Да и то из пяти раз он лишь единожды услышал ее голос. Выслушав длинную серию: «алло», «нажмите кнопку», «позвоните из другого телефона» и ничего не ответив, он повесил трубку. Это было два года назад. Но сейчас он ответил сразу.
— Рита, это Сергей. Ты меня не совсем забыла?.. Я тебя хочу видеть. Может быть, на одну минуту, может быть, на час. Но одну и немедленно…
И через десять минут в открывшейся двери он увидел ее. Она изменилась. Стала красивее, полнее. Но он почувствовал, что она уже не имеет над ним никакой власти…
Можно было уходить. Он и пришел сюда лишь затем, чтобы убедиться в этом.
А Рита искала тему для разговора. О погоде — пошло… Ну, как ты живешь — слишком общо. Ей казалось, она знает, чего хочет от нее этот человек. А он молчал, и вдруг она заметила:
— У тебя два новых ордена? — изумленно и завистливо сказала женщина, глядя на его грудь голубыми невинными глазами, чистоту которых он когда-то так любил, — А у моего растяпы ни одного. И, наверное, никогда не будет. Не умеет он устраиваться… Куда же ты. Сережа? — и она призывно протянула к нему полные белые красивые руки…
Не сказав ни слова. Завьялов повернулся и вышел.
Вечером он все рассказал другой.
Роберт Глан[25]
НАОБОРОТ[26]
Я шагал по улицам Мельбурна и не видел Австралии. Передо мной был большой город с населением свыше полумиллиона, с красивыми прямыми улицами, с высокими каменными домами. На главных улицах нижние этажи были сплошь заняты нарядными магазинами. Как и во многих южных городах, почти везде над тротуарами укреплена на столбах легкая кровля для защиты товаров, а попутно и пешеходов от палящих лучей солнца.
Но где же австралийская экзотика?. Недаром Жюль Верн назвал Австралию страной, где все происходит наоборот. И действительно, это страна, где деревья не дают тени, а травы заслоняют солнечный свет, где птицы лишены крыльев, а звери несут яйца и щеголяют клювами, где медведи похожи на белок, а ящерицы на крокодилов; страна, где детеныши кенгуру живут в сумке своей матери, где раковины улиток завиваются не направо, как обычно, а налево, где пчелы лишены жала и где даже лебеди и те черные.
Чтобы обдумать свои дальнейшие планы, я направился в городской парк Валумалу, расположенный на берегу живописной бухты. Был праздничный день — первый день Рождества. Солнце палило невыносимо — ведь и времена года в Австралии наступают по сравнению с северным полушарием наоборот. Самое холодное время года приходится на июнь и июль, а разгар лета бывает в декабре и январе.
В городском саду было мало прохлады, и только дувший с моря легкий ветерок приносил некоторое облегчение. На выжженной солнцем траве между низкорослыми деревьями стояли небольшие группы людей и о чем-то оживленно спорили. Это, как я узнал впоследствии, был своего рода клуб под открытым небом, куда по вечерам и по праздникам сходились люди разнообразных убеждений побеседовать и поспорить на самые различные темы. Особенно многочисленной была группа, собравшаяся под низким узловатым деревом, издавна называвшимся «деревом знания». Подвизавшиеся здесь ораторы не были официальными представителями каких-либо организаций, а выступали исключительно на свой страх и риск. Не удивительно поэтому, что многие выступления имели зачастую курьезный характер.