«На суше и на море» - 60. Повести, рассказы, очерки - Страница 151

Роман Дефо был причиной тому, что спустя сто с лишним лет в Ларго воздвигли Селкирку бронзовый памятник, а в 1868 году командор Пауэлл и офицеры английского корабля «Топаз» установили на одной скале острова Хуан-Фернандес, которая, по преданию, была наблюдательным пунктом Селкирка, мемориальную доску в его честь. Через некоторое время некий Томас Селкрег из Эдинбурга, именовавший себя единственным потомком Александра Селкирка, печатно благодарил офицеров «Топаза» за любезность, проявленную по отношению к его предку.

Робинзонады Хуан-Фернандеса не кончились с Селкирком. В 1719 году на нем два месяца прожили дезертиры с одного английского судна. В 1720 году на нем обитала несколько месяцев команда затонувшего английского корабля «Спидуэлл». Часть из них, выстроив лодку, ушла с острова, часть, в количестве тридцати человек — белых, индейцев и негров, осталась на острове и была перебита испанцами.

До настоящего времени сохранился обычай: каждое судно, бросающее якорь в Кемберлендской бухте, должно оставить на острове какое-нибудь полезное животное или растение, видимо для того, чтобы сделать удобнее жизнь возможных будущих робинзонов.

Живым опровержением пословицы «Один в поле не воин» была армия, насчитывавшая… одного военнослужащего. Он предназначался для защиты государства Моренэ, существовавшего не так давно в Европе.

Когда после разгрома наполеоновской империи союзники стали делить входившие в нее земли между Нидерландами и Пруссией, произошел спор из-за округа Моренэ, располагавшегося на границе этих королевств. В результате в 1816 году часть этого округа отошла к Нидерландам, часть к Пруссии, а часть, которая представляла особый интерес из-за богатых цинковых и свинцовых рудников, находившихся на ее территории, была объявлена нейтральной. Так возникла карликовая республика Моренэ. Она занимала площадь в 3,3 кв. км и насчитывала несколько сот жителей. На службе у этой республики и состоял упомянутый военнослужащий, соединявший в своем лице и главнокомандующего, и солдата. Он был облачен в яркий мундир — предмет гордости не только его носителя, но и всех граждан республики.

Государство Моренэ просуществовало 104 года. Оно управлялось советом из девяти членов, во главе которого стоял мэр города Моренэ — столицы государства. Налоги не обременяли граждан республики — каждый из них платил всего шесть франков в год. Эти деньги шли на содержание дорог и единственной школы республики.

Собственно, государство Моренэ могло прекратить свое существование еще в 1884 году, когда истощились его рудники, которые в свое время не поделили Нидерланды и Пруссия. Но ликвидировалось оно только после первой мировой войны, целиком войдя в состав Бельгии и образовав отдельный округ. В настоящее время бывшая республика насчитывает 4 тысячи жителей.

Читавшие роман Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев», наверное, помнят рассказ Остапа Бендера о гусаре-схимнике, герое аристократического Петербурга, воевавшем, между прочим, в Абиссинии и ставшем в конце концов кучером конной базы Московского коммунального хозяйства.

Гусар-схимник — личность, о которой стоит поговорить подробнее.

Это было более шестидесяти лет назад, во время итало-эфиопской войны. Русская общественность, сочувствовавшая борьбе эфиопов за свою независимость, собрала средства для помощи раненым и больным, и в Эфиопию в 1896 году был отправлен санитарный отряд Русского общества Красного Креста. В составе отряда находился поручик Александр Ксаверьевич Булатович. Санитарный отряд, проделавший большую работу, отбыл на родину в конце 1896 года, Булатович остался в Эфиопии. Его как географа интересовали малоисследованные западные районы страны, загадочные горные хребты, отходящие от возвышенности Кафа и Шоа, долина легендарного Голубого Нила. Сотни километров исходил он по горным ущельям, собрал много ценных сведений. Об этой экспедиции он рассказал в книге «От Энтото до реки Баро», вышедшей в Петербурге в 1897 году.

В том же году в составе дипломатической миссии Булатович снова отправился в Эфиопию. Здесь он участ вовал в военной экспедиции негуса Менелика II, предпринятой для завоевания областей, лежащих между Эфиопией и озером Рудольфа. Русскому путешественнику довелось совершить ряд интересных открытий. В частности, он обнаружил горный хребет протяженностью в несколько сот километров, который является водоразделом между озером Рудольфа и Нилом.

Любопытный дневник путешествия под заглавием «С войсками Менелика II» был издан в Петербурге в 1900 году.

На заседании Русского географического общества академик Ю. М. Шокальский отметил, что результатом экспедиции Александра Булатовича «явились не только географические описания местностей и этнографических коллекций, но и новая карта пройденных стран». За свои исследования А. К. Булатович был удостоен серебряной медали имени П. П. Семенова-Тян-Шанского.

Дальнейшая судьба талантливого гусара сложилась более чем своеобразно. В вечернем выпуске петербургской газеты «Биржевые ведомости» от 16 марта 1913 года была опубликована заметка под интригующим названием «Таинственное исчезновение иеромонаха». Автор заметки на поминает читателям о том недавнем времени, когда на петербургском горизонте блистал гусарский офицер Булатович. Он заслуженно считался лихим кавалеристом и всегда брал первые призы на конных состязаниях. «Офицеру-кавалеристу предстояла блестящая будущность Судьба, однако, решила иначе». Он постригся в монахи и поселился в одном из пригородов Петербурга. Спустя не сколько лет он исчез. Тщетно его разыскивала полиция Следов иеромонаха Антония, как стал после пострижения именоваться Александр Булатович, найдено не было. По слухам, он бежал в Грецию, в афонские монастыри.

Казалось, Булатович исчез навсегда. Но так ли это? Как ни странно, он под именем графа Буланова продолжает жить уже в качестве литературного героя. Теперь мы с уверенностью можем сказать, что Ильф и Петров, работая над романом «Двенадцать стульев», внимательно просматривали старые газеты. Однажды им на глаза попалась заметка о странном иеромонахе, и рассказ о нем, правда несколько видоизмененный, они вложили в уста «великого комбинатора».