На снегу розовый свет... - Страница 78
Когда наступила в их жизни первая зима, худенькому Ваське, конечно, было холоднее, и он всё время жался к пушистой сестрёнке.
У кошек на селе аптеки и санатории открываются только весной. Главное — если со здоровьем проблемы — зиму продержаться. Чернушка с Васькой коротали долгие зимние ночи в курином гнезде, тесно друг к другу прижавшись. Разговаривали между собой на своём мурлыкском языке, а, ввиду того, что кошкам весьма приятно доброе слово, то обменивались они исключительно комплиментами.
Ну и ничего — весна, наконец, наступила. С первыми тёплыми лучиками солнца Васька стал убегать в дол, принимать БАДы. Заедал живыми мышами — всё по инструкции. И пошёл на поправку. Стал таким красавцем — хоть на обложку журнала по бодибилдингу. В плечах косая сажень, костюм из густого серого меха. Когда Ваську гладили, под костюмом ощущалась плотная мышечная масса. Тренировался ежедневно — лазил по деревьям, дрался с соседскими котами. Стал на нашей улице чемпионом по боям без правил. Чему в немалой степени способствовал солидный Васькин вес: за лето из котёнка–заморыша вырос крупный котище размером с небольшую собаку. Когда Васька в порыве нежных чувств неожиданно запрыгивал ко мне на плечо, то трудно было удержать равновесие. А Васька крутился на плече, тёрся о мою голову, шею, мурлыкал и намекал, что он совсем не против, если его погладят. Говорят, что на кошках полно всякой инфекции, что лучше к ним не прикасаться. А как тут не дотронешься, как не прижмёшь к себе эту пушистую, исполненную к тебе самой искренней, самой бескорыстной любви, зверушку?..
И всё будто бы складывалось замечательно. Когда наступила новая зима, главным в сарае был уже Васька. Он следил, чтобы никакие там крысы и мыши нигде не заводились, не портили мешков, не воровали корм, который для них никто не покупал. И уже сама Чернушка искала у повзрослевшего брата защиты от холода, а с ней прижимался к Ваське в курином гнезде и Чернушкин сын, Аксель.
Почему Васька стал есть кур? Всё лето у него на глазах вырастали цыплята, и Васька был их защитником: не подпускал ворон, гонял воробьёв. А тут, когда уже прошла осень, и мы уже пересчитали всех цыплят.
И радовались, что ни один за лето не погиб.
И молодые курочки уже начали нести яички.
И тут как–то поутру застаю я нашего Василия за кровавой трапезой: по всему сараю куриные перья, посреди — разорванная петушиная тушка. Васька, с урчанием, её жрёт. И помогают ему в этом красавица-Чернушка и сопляк Аксель.
Что делать?
Жена каждого цыплёнка кормила из ложечки, утром выносила в клетку, на воздух. Вечером — в сарай, чтобы не замёрзли. Витамины, пищевые добавки. Ни один не пропал! И тут… Как такое могло произойти?.. Васька… Васька…
Неужели уж до такого изголодался, что перешагнул черту, не утерпел? Может, случайность? И — только раз, только одну курочку? Может, она его спровоцировала? Хотела, чтобы Васька за ней погонялся, как петушок, а он подумал, что этого бегущего зверя нужно завалить?
И куда его, Ваську? Выгнать из сарая на улицу? На дворе мороза тридцать градусов с ветром.
И я его оставил ночевать в сарае. Две ночи было тихо. На третью всё повторилось: перья по всему сараю и мои кошки во главе с Василием уплетают разорванную на куски курицу.
Я дал Ваське ещё один шанс исправиться, и он прикончил ещё одну.
Ну, что тут делать? А наступит лето? Своих переест, пойдёт по соседям…
Есть у собако– и котовладельцев гуманный способ избавляться от своих любимцев. Сажают животное в машину, вывозят куда подальше и бросают. Посёлок наш расположен на автомобильной трассе, поэтому периодически появляется на окраине какая–нибудь незнакомая собачонка. Бегает, побирается по дворам, пока не убьют.
Тут своих девать некуда…
Что же и Ваську — отвезти куда–нибудь? Вот ездил недавно к брату в Абдулино за семьсот километров — можно было бы оставить по дороге… Может прийти обратно. Недавно по радио рассказали — Переехал один тип в Америке из Огайо в Оклахому, а кота с собой не взял. Так кот его потом нашёл. Вот так — завезу я своего Ваську, а он вернётся. Как я потом ему в глаза смотреть буду? Лучше уж сделать всё сразу, сейчас. Самому.
Пошёл в сарай, взял мешок. Подозвал Ваську. Он тут же подбежал, замурлыкал. Я засунул его в мешок. Васька и там продолжал мурчанием выказывать своё удовольствие и расположение ко мне. Я взял мешок на руки и, поглаживая, понёс к деревянным шпалам, что лежали у гаража. Я на них всегда рубил кур. Там же лежал и топор. Положил мешок на шпалу, ещё раз его погладил, взял топор и, размахнувшись, резко по мягкому бугорку — хрясь! Потом ещё, ещё, ещё…
Порубленный мешок дёргался, наливался кровью. Васька… Васька…
Нет, что это я… Совсем уже стал с ума сходить, что ли?
И как я потом со всем этим буду жить?
Я стоял в сарае, среди перьев, а Васька тёрся о мои валенки, и, чувствуя, что я чего–то очень глубоко переживаю, пытался заглянуть ко мне в глаза. Я взял его на руки: — Дорогой ты мой! Что же мне с тобой делать?
Что, Василий, однозначно — в сарае тебе не место. А там посмотрим.
Неделя выдалась жутко морозная.
Васька поселился в гараже. Ветра нет. Полно всяких тряпок, где можно спрятаться от холода. Потом — и своя шубка у Васьки замечательная. Это я так себя успокаивал. Хотя, конечно, жалко было кота. И кур было жалко. Если бы их съел я, то мне бы их жалко не было. Но, когда Васька — тут было какое–то нарушение правил.
Ведь я же не ем его мышей, крыс, воробьёв…
А потом я нашёл в сарае ещё одну загрызенную курицу. А через день, когда в гараж переселились уже и Чернушка и Аксель, через день я принёс домой из сарая сразу трёх куриц с перегрызенными глотками.
Оказывается, в сарае завёлся хорёк.
А Васька был ни при чём. И Чернушка с Акселем тоже. Они только доедали то, что оставалось от хорьковых преступлений.
Почему–то мне от этого на душе стало легче. Будто камень свалился.
Но проблема всё–таки оставалась. Это теперь что же — перегрызёт–таки у меня всех кур этот проклятый хорёк?
Норку его я нашёл. Вот если бы каким–нибудь газом… Засунуть туда шланг, открыть вентиль и — порядочек…
(Подумалось: мыслю–то как творчески, как советский разведчик. Может, я всю жизнь не тем занимался?)
Только вот газ какой? Тот, что на кухне, опасно — случайная искорка и вместе с хорьком весь сарай может на куски разнести.
Того бы газу, что на «Норд–осте» коллеги–разведчики испытывали… Да, где его сейчас найдёшь! После такой рекламы его наверняка теперь за хорошие бабки все дружественные нам страны расхватали.
Может, наскрести где–нибудь совочком полонию двести десятого?.. И туда, прямо в норку и сыпануть. Кранты придут этому хорьку, уж это точно. Облезет весь, и умирать будет долго и мучительно. За всех моих кур. За Ваську…
А про полоний я тут не случайно вспомнил. На–днях по нашей трассе прошли три фуры. В сопровождении эскорта из броневиков и мотоциклистов. На каждой фуре большими буквами было написано: BEREZOVSKI. Свернули в овраг, за посёлком. Потом оттуда уехали. И с того момента над оврагом появилось северное сияние.
Я так думаю, что это полоний. Сбросили излишки после операции.
Хотя я могу, конечно, и ошибаться.
Нет. Газ, полоний… Это всё несерьёзно.
Пробовал ставить капкан. Утром находил его захлопнутым и без приманки. Потом хорёк просто стал обходить стороной опасную железяку. Капкан я убрал и, наконец, разрешил кошкам жить снова в сарае. Сосед Кеншилик посоветовал не выключать на ночь свет, и на время резня в курятнике прекратилась.
…Ещё когда я подходил к сараю, я услышал, как испуганно кудахчут в сарае куры. — Ну, — думаю, — опять…
Открываю дверь: куры орут, корова стоит, вытаращив глаза, а на полу дёргается какой–то кровавый клубок. Подбегаю — это Васька мёртвой хваткой вцепился в горло хорьку. Оба в крови, в соломе. Хорёк ещё пару раз дёрнулся и затих. Не шевелился и Васька. Я разгрёб солому. Васька истекал кровью и смотрел на меня. На шее у него была глубокая рваная рана. Он замком стиснул зубы на горле куроубийцы и уже не мог их разжать. Я взял пальцами кота за уголки рта, сдавил, а другой рукой потянул хорька за шиворот. Васька расслабил зубы, и я отбросил хорька в сторону.