На снегу розовый свет... - Страница 69

Я так думаю, у меня история, может, ещё и покруче получилась. Расскажу, расскажу… Сейчас вот, ещё рюмочку, и…

Нет, ну, это вообще — ни в какие ворота. Гости встают, начинают расходиться. Не дождавшись меня, не увидев, не выслушав. В конце концов — это же мой день! Вот и фотография моя на столе. И рюмка снова налита до верху. И свечка… Зачем–то горит свечка. Зачем?.. Ведь вокруг и так — вон как светло…

25.09.05 г.

Пегас отвязался. Вертушка ошейника у него соединяется с цепью простой верёвочкой. Периодически она протирается, и тогда Пегас автоматически получает увольнительную. На этот раз увольнительная совпала с самым благодатным временем — с весной и с апрелем! Солнце, лужи, а, главное — красавицы–сучки на каждом углу. Ну, Пегас первым делом каждый угол пометил, чтобы все в округе знали, что появился он, Пегас, симпатичный кобель–четырёхлетка, практически овчарка, если не заглядывать в паспорт, которого у Пегаса всё равно нет.

Полторы недели наш милый пёсик предавался откровенному блуду на глазах у всего населения посёлка, включая стариков, женщин и детей. Год воздержания — это вам не недельку перед Пасхой попоститься. Жена всё говорила — привяжи его, да привяжи! А у меня что? — нет сердца, что ли? — Пусть кобелёк гуляет, когда ещё ему такая радость выпадет… Как мужчина я его понимал. А у Пегаса в эти дни ещё и со слухом что–то случилось: зовёшь его, зовёшь, а он ни ухом, ни даже кончиком хвоста не шевельнёт. И смотрит совершенно в другую сторону, а если и в мою, то как–то сквозь, будто через пустое место. И так — около двух недель.

Потом пришёл. Голова виновато опущена, глаза прячет, хвостом повиливает, но как–то неуверенно. Чего, Пегасик, — спрашиваю? А он и говорит: — Дядя Саша, а вы от меня не отказались?.. — Что? — я, естественно, переспросил. Вопрос был несколько неожиданным. — Дядя Саша, повторил мой славный пёсик, — а я у вас ещё работаю?..

А!.. Вот оно в чём дело. Если бы я гонялся за Пегасом, если бы я его уговаривал вернуться домой, то всё бы для него выглядело нормальным. Хозяин должен беспокоиться, бегать за собакой, если она отвязалась. А я вдруг предоставил своему псине ничем не ограниченную свободу и, если уж он оторвался, то пусть отрывается по полной. Это–то его и встревожило. Пегас решил, что его услуги больше не нужны, а с работой у нас в посёлке паршиво. Вон — мужики всю зиму в отпусках без содержания на печках провалялись. Кого не устраивает — тех могли и вовсе уволить. Пегаса от таких мыслей даже в дрожь бросило. Он даже с Пальмы соскочил, хотя обещал ей показать небо в алмазах, и опрометью побежал домой.

Проверить страшные подозрения можно было только, если напрямую поговорить с хозяином, дядей Сашей. Увидел его, несмело, бочком, подковылял. Хвост подключил, чтобы уважение к дяде Саше издалека было видно. Хотел начать со вступления — мол, нынче на бескунак, на казахский праздник, что–то дождя не было, лето будет сухое, — да сбился. И так, напрямую и брякнул: — дядя Саша, а вы от меня не отказались? Я ещё у вас работаю?

Ну, что я ему, шельмецу этакому, мог ответить? Ну, засмеялся. Погладил: — Да ладно… коллега… Никто от тебя не отказался… Ты нам очень нужен!..

И я пошёл к собачьей будке. Пегас, естественно, следом. Потом даже меня обогнал, подбежал к ошейнику и лёг рядом, голову покорно положил на передние лапы: привязывайте, мол, меня, дядя Саша. Даже добавил: — Каюсь, виноват, больше не буду…

А потом, когда я надел на него ошейник, Пегас вскочил, приосанился, как будто на него милицейскую форму надели и ещё дали кобуру от пистолета. И, зорко, бдительно оглядев по сторонам горизонты, грозно несколько раз гавкнул. И посмотрел на меня. И я ему сказал: — молодец, Пегас. Потому что он ожидал похвалы за свой наглядный профессионализм.

И ещё он ожидал положенной ему за службу каши. Которую никто не мог так мастерски запаривать и заправлять старым вонючим свиным салом, как его любимый хозяин, дядя Саша.

Наступил уж сентябрь. Жена мне и говорит: «А заруби–ка ты старого петуха». Просьба для меня оказалась неожиданной: молодые цыплята ещё достаточно не подросли, а петух–отец уверенно в сарае держит шишку. Курочек на всякое найденное зёрнышко созывает, гнёздышки им заботливо выстилает свежей соломкой, и всяких чужих женихов–петухов бьёт смертным боем. В общем — мужчина на своём месте.

Ну, я к жене с вопросом: «Зачем?». «А потому, что он уже не нужен» — ответствовала супруга. — Цыплята уже вывелись. Яички курочки могут с успехом приносить и без петуха, а мне плов не с чем варить». В общем, петух — не нужен.

Я посмотрел на курочек, которые стайкой крутились вокруг нашего серебристо–сизого красавца, и подумал: «Не нужен?». А я? Нужен? Детей сделал. И они уже выросли. Появилась маленькая внучка. Бабушка ей нужна, потому что помогает молодой маме менять подгузнички, варить кашку, стирать пелёнки, качать малышку на руках, когда она плачет, потому что режутся зубки. У бабушки ещё в этой жизни полно всяких дел. У неё ещё я. Мне нужно чего–то варить, меня нужно ругать за то, что не туда поставил сапоги, или, оказывается, не так всю жизнь держу в руке ложку.

Может ли жизнь продолжаться без меня? — Вполне. Так я — нужен?

«Домик окнами в сад, Там, где ждёт меня мама…». «Поговори со мною, мама…». «Ты жива ещё, моя старушка? Жив и я. Привет тебе, привет….». «Мама, милая мама! Как тебя я люблю…». Страницы не хватит, чтобы перечислить все песни про маму. Я ничего против этого не имею и очень свою маму люблю, но где песни про папу? Вообще, папа — это кто? И вообще, может им всем, папам, как петухам по осени, нужно после окончательного завершения всех брачных игр, рубить головки?

Конечно, предварительно удостовериться, что с брачными играми конкретно — вот у этого — всё.

И что же тогда может получиться? — Россия. Да, в нашей стране, в принципе, уже давно этот эксперимент проводится. Ну, во–первых, наша самая мирная держава последние сто лет только тем и занималась, что с кем–нибудь воевала. У нас всегда находилась уважительная причина послать куда–нибудь наших мальчиков, чтобы их там поубивали. И население под каждую кампанию так обрабатывали, что оно одобрительно, а то и радостно в ответ блеяло.

А в наших гражданских конфликтах мы добивались двухсотпроцентного успеха: наши отцы и мальчики, или, как ещё принято говорить, «наши отцы и деды», убивали друг друга сами, не выходя за пределы государства. О чём уцелевших отцов и дедов заставляли многократно рассказывать на школьных утренниках с непременной демонстрацией гордости за содеянное.

Безотцовщина после ленинско–сталинских репрессий. Безотцовщина после Великой Отечественной. После Афганистана. Безотцовщина не после, а сейчас, сегодня и завтра — от упражнений наших политиков в Чечне.

А многие ли вырастали у нас при дедушках? «Жили–были дед с бабой» — эту фразу прочитывали в русских сказках, но в реальности, в жизни, деда возле бабы мало кто из детишек видел. Миллионы мальчиков и девочек вырастали в России, не зная — что это — ладонь дедушки, погладившая тебя по голове.

Бабское воспитание — оно вроде бы и не плохо, и никто ещё от него не умирал, но это же не–нор–маль–но! Кто–нибудь из учёных задумывался над этой проблемой, изучал её — последствия для страны от исключительно однополого воспитания детей? Может, потому никогда в России и не выберут в президенты женщину, ту же Хакамаду, что засело в массе народной — пусть будет плохонький, да мужик. Вот и выбирают плохоньких, а потом спрашивают сами себя: — и чего это мы так живём — не как люди?

Меня воспитывала мать. И меня и отца. У них, у женщин, это где–то, видимо, запрограммировано. Они воспитывают своих детей и перевоспитывают мужей. Потому что обычно мужчина приходит в супружескую жизнь с массой недостатков, которые потом женщине приходится в нём всю жизнь исправлять. Каждая женщина в своей семье — Пигмалион. Другой вопрос, что ни один из недостатков в муже ей так и не удаётся исправить — это — как лечить горбатого, но женщина старается, подчас до изнеможения, не глядя, расходуя на это миллионы своих нервных клеток.