На службе зла - Страница 23
– Прустите, увужаемый! – В его речи звучал сильный акцент уроженца Глазго. – Не гутов был!
Страйка это рассмешило. Взяв поднос, он задвинул дверь. После практически бессонной ночи ему куда больше хотелось курить, чем жевать разогретый резиновый круассан. Пристегивая протез и одеваясь, он выпил черный кофе и одним из первых вышел на холодный шотландский рассвет.
На вокзале у него возникло странное чувство, будто он оказался на дне пропасти. Сквозь гармошку потолка виднелись очертания уходящих куда-то ввысь готических зданий. Разыскав около стоянки такси назначенное Хардэйкром место встречи, он присел на холодную железную скамью, поставил в ногах рюкзак и закурил.
Хардэйкра пришлось ждать двадцать минут; когда же он появился, Страйку сделалось сильно не по себе. Он изначально был так благодарен за предложенный автомобиль, что даже не подумал спросить, на чем ездит его друг.
На «мини». Вот зараза… на «мини».
– Огги!
Они обменялись полуобъятием-полурукопожатием, на американский манер, проникший даже в вооруженные силы. В Хардэйкре роста было едва-едва метр семьдесят. Волосы редеющие, мышасто-серые, вид беззлобный. Но Страйк знал, что за этой непримечательной внешностью скрывается острейший следственный ум. Они вместе работали по Брокбэнку, и одного этого было достаточно, чтобы прочно их связать, хотя впоследствии у обоих начались неприятности.
Только когда Хардэйкр увидел, как его старый товарищ сложился, чтобы втиснуться в «мини», до него дошло, что нужно было упомянуть марку машины.
– Я уж и забыл, что ты такой громила, – прокомментировал он. – Сможешь сесть за руль?
– Отчего же нет? – Страйк до упора отодвинул назад пассажирское сиденье. – Спасибо, что тачку подогнал, Харди.
Хорошо еще, что машина оказалась на «автомате», а не на «ручке».
Дорога шла в гору, мимо закопченных строений, взиравших на Страйка сквозь люк в крыше автомобиля. Раннее утро выдалось промозглым и неприветливым.
– Позже распогодится, – пробормотал Хардэйкр, когда они тряслись по крутой булыжной мостовой Королевской Мили, мимо магазинов, торгующих килтами и флагами с изображением геральдического льва, мимо ресторанов и кафе, мимо щитов с рекламой экскурсий в замки с привидениями, мимо боковых улочек, открывавших внизу, по правую руку, мимолетные виды города.
На вершине холма появился замок, темный и неприступный на фоне неба, обнесенный извилистыми стенами. Хардэйкр свернул направо, в сторону от ворот с гербом, к которым уже подтягивались туристы, желая избежать очереди.
У деревянной будки он назвал свою фамилию, помахал пропуском и проехал на территорию, направляясь к арке из вулканического камня, ведущей в ярко освещенный тоннель с сетью толстых силовых кабелей по стенам. Миновав тоннель, они оказались высоко над городом, рядом с пушками, выстроившимися вдоль парапетов, далеко от туманных шпилей и крыш черного с золотом города, тянувшегося до залива Ферт-оф-Форт.
– Ничего так. – Страйк, заинтересовавшись, подошел ближе к пушкам.
– Да, вполне себе, – согласился Хардэйкр, окидывая прозаичным взглядом столицу Шотландии. – Нам сюда, Огги.
В замок они вошли через боковую деревянную дверь. Страйк шагал за Хардэйкром по холодным каменным плитам узкого коридора; два лестничных пролета вверх – и правая нога запротестовала. На стенах через произвольные промежутки висели гравюры с изображениями одетых в парадную форму военных Викторианской эпохи.
Одна из дверей на первой площадке вела в коридор с видавшей виды темно-красной дорожкой и зелеными больничными стенами. В него выходили многочисленные кабинеты. Хотя Страйк никогда здесь не бывал, он сразу почувствовал нечто родное – не то что возле знакомого сквота на Фулборн-стрит. Тут он мог бы сесть за свободный письменный стол и уже через десять минут заниматься привычным делом.
По стенам висели плакаты, один из которых напоминал следователям, насколько важен и как должен использоваться «золотой час» – тот краткий промежуток времени после совершенного преступления, когда улик еще много и собрать их легко; на другом были фотографии, помогающие распознать те или иные наркотики. К белым доскам крепились магнитами сведения о состоянии текущих дел и сроках их завершения: «ожидается анализ голосового (телефонного) сообщения и ДНК-анализ», «запросить форму 3», тут же лежали металлические футляры с портативными наборами для снятия отпечатков пальцев.
Дверь, ведущая в лабораторию, оказалась открыта. На высоком металлическом столе виднелся полиэтиленовый пакет для вещдоков, а в нем подушка с бурыми пятнами крови. Рядом – картонная коробка с бутылками спиртного. Где кровь – там всегда алкоголь. В углу стояла пустая бутылка из-под виски «Беллз», накрытая красной армейской фуражкой – «красная шапка», по которой, собственно, и называлось между своими это подразделение.
С ними поравнялась идущая навстречу коротко стриженная блондинка в деловом костюме:
– Страйк!
Он узнал ее не сразу.
– Эмма Дэниелз. Каттерик, две тысячи второй, – напомнила она с усмешкой. – Ты еще обозвал нашего старшего сержанта «беспрокий мудень».
– Да, точно, – согласился Страйк; Хардэйкр только хмыкнул. – Он таким и был. Ты, я смотрю, подстриглась.
– А ты, я смотрю, прославился.
– Не стоит преувеличивать, – сказал Страйк.
Какой-то бледный парень в сорочке без пиджака высунул голову из кабинета дальше по коридору, явно заинтересовавшись этим обменом репликами.
– Нам пора, Эмма, – сухо сказал Хардэйкр и обратился к Страйку: – Так я и знал, что тут найдется полно желающих на тебя поглазеть.
С этими словами он провел Страйка к себе в кабинет и плотно прикрыл дверь.
В помещении царил полумрак – главным образом из-за того, что окно выходило прямо на зубчатый скалистый утес. Интерьер оживляли фотографии детишек Хардэйкра и внушительная коллекция пивных кружек, а в остальном отделка повторяла все то, что Страйк увидел в коридоре: потертую ковровую дорожку и бледно-зеленые стены.
– Ну, так, Огги. – Хардэйкр посторонился, пропуская Страйка за свой рабочий стол. – Вот он, тут.
ОСР смог получить доступ к материалам трех других подразделений.
На монитор было выведено фото Ноэла Кемпбелла Брокбэнка, сделанное до знакомства с ним Страйка, до того как Брокбэнку раскроили узкую, вытянутую физиономию с синевой на подбородке, отчего у него на всю жизнь провалилась глазница и одно ухо сделалось больше другого. Страйк узнал его именно таким, с перекошенными чертами, как будто голову Брокбэнка зажимали в тиски.
– Распечатки делать нельзя, Огги, – сказал Хардэйкр, когда Страйк уселся в офисное кресло на колесиках, – но можешь щелкнуть экран на мобильный. Кофе?
– Давай чай, если есть. Вот спасибо.
Выйдя из кабинета, Хардэйкр так же тщательно прикрыл за собой дверь, и Страйк достал мобильник, чтобы сделать фотографии с монитора. Добившись приличного изображения, он проскролил материалы вниз и пробежал глазами полное досье Брокбэнка, обращая особое внимание на дату рождения и другие сведения личного характера.
Брокбэнк оказался одногодком Страйка, но появился на свет в день Рождества. Завербовавшись на военную службу, указал в качестве места проживания Бэрроу-ин-Фернесс. Незадолго до своего участия в операции «Грэнби» – больше известной широкой общественности как первая война в Персидском заливе – женился на вдове военнослужащего с двумя дочерьми, одну из которых звали Бриттани. Когда он служил в Боснии, у него родился сын.
Делая себе пометки, Страйк листал досье, пока не дошел до увечья, которое изменило жизнь Брокбэнка и положило конец его службе. Вернулся Хардэйкр, принес две кружки, и Страйк, не отрываясь от файла, пробормотал благодарность. В личном деле не упоминалось преступление, в котором обвинялся Брокбэнк; Страйк и Хардэйкр вели следствие на пару, и оба остались при своем убеждении: Брокбэнк виновен. Тот факт, что он сумел уйти от правосудия, не давал покоя Страйку на протяжении всей его армейской карьеры. В память ему врезалось выражение лица Брокбэнка, с которым тот бросился на него с «розочкой» из пивной бутылки: какое-то дикое, кошачье. Роста он был примерно такого, как Страйк, а то и выше. Когда Страйк точным ударом отбросил его на стену, грохот раздался, по словам Хардэйкра, такой, будто в казарму врезался автомобиль.