Джейсону стало не по себе: в последней фразе было неприкрытое и горькое сожаление о прошлом, о том, о чём он сам вспоминал и часто жалел. У них было три года — и так мало времени друг на друга. Смогут ли они сейчас повторить хоть что-то, Джейсон не знал.
— Я до сих пор не представляю, как это будет, — признался Джейсон. — Общий дом… Ты не сомневаешься?
— Нет, я не сомневаюсь, — уверенно, с оттенком окончательного решения, которое обжалованию не подлежит, заявил Дэниел. — Я даже думаю, что потом, не сразу, конечно, мы могли бы перейти… хм… Мы могли бы сделать наши отношения ещё более похожими на старые.
— Выражайся яснее, — попросил Джейсон, внутренне приготовившись дать Астону отпор: когда тот терял обычную прямолинейность, это значило, что он собирается предложить нечто спорное или не особо приятное.
— Я хотел бы, чтобы ты работал на меня.
Джейсон усмехнулся:
— Начинается…
— Можешь рассматривать это как возможность проводить больше времени вместе.
— Ты и без того только что обещал, что времени на меня будет больше, — возразил Джейсон.
— Послушай, как я это вижу. Честно говоря, ты не особо приспособлен к работе, скажем, одного из моих замов. Или даже их замов. Ничего личного, но это так. Ты недостаточно быстро принимаешь решения, тебя выводят из равновесия рискованные планы, в тебе мало агрессии. А хорошая доля здоровой агрессии нужна. Когда я сказал, что хочу, чтобы ты стал моим помощником — не сейчас, а тогда, когда ты ещё учился, — я сам не имел достаточно чёткого представления, возможно, я рассчитывал, что ты поменяешься со временем, наберёшься опыта. Ты поменялся, но, пожалуй, не в этом отношении. Я не хочу, чтобы это звучало… критически. Кто-то стремится к контролю, кто-то к экспансии, кто-то к покою… Каждому своё. У одних есть здоровая агрессия, у других — умение собрать из кусочков полную картину и разобраться в ней. Подозреваю, ты не сумел бы управлять даже маленькой забегаловкой, но тебе вполне под силу глобальные проекты. Второе умение более редкое и более ценное. Твоё видение было бы очень полезным для меня. А тебе было бы интересно: ты любишь сложные задачи, где есть над чем поломать голову.
— Мне вполне хватает сложных задач на теперешней работе.
— Сложных, но не разнообразных.
Джейсон тогда отказался от предложения Дэниела. Наотрез.
Ему казалось, что согласие жить вместе — более чем достаточная уступка с его стороны.
И вот теперь они все вместе летели в Лондон, чтобы наконец-то по-настоящему жить вместе. На пару месяцев собирались остаться в старом, привычном и почти родном доме на Уилтон-кресент и там же встретить Рождество. Первое, которое они с Дэниелом проведут вместе. С отъездами на праздники к семье было покончено. Той семьи больше не было. Формально она ещё существовала, но оставалось ей совсем чуть-чуть. Соглашение о разводе должны были подписать через несколько дней.
Развод с Камиллой не был простым. Их брачный контракт включал в себя триста двадцать семь страниц и стоил юристам пяти месяцев работы, но у обоих за пятнадцать лет совместной жизни поменялись обстоятельства, и каждый имел основания развестись на несколько иных условиях.
Дело не дошло до суда: адвокаты сумели договориться, пусть и не сразу. Камилла хотела юридически зафиксировать условие, что её дети не будут встречаться с Джейсоном. Дэниел отказался. Он на словах пообещал Камилле, что не будет забирать детей в их с Джейсоном дом, но не собирался, похоже, так уж строго придерживаться обещания.
В октябре в Нью-Йорк ненадолго приезжала мать Астона, и он привёз на семейную встречу Софию и попросил приехать Джейсона. Тот прилетел без Дилана на два дня. София жила в отеле вместе с бабушкой, а Джейсон с Дэниелом остановились в маленькой квартире. Большая и дорогая, та самая с видом на Центральный парк, была выставлена на продажу.
София приехала к ним для совместной прогулки, и Джейсон едва узнал её, когда она вышла из машины. Она стала на голову выше, вытянулась и похудела, а лицо… София как будто переметнулась в другой лагерь: раньше она походила на эттингеновскую родню, а теперь удивительно напоминала мать Дэниела.
Они втроём — если не считать телохранителей — пошли через Бэттери-парк к пирсу, откуда отходили прогулочные катера. Для Астона могли бы нанять отдельный катер, это было бы всего лишь нормально, и поэтому Джейсон задумался, когда узнал, что они поедут на прогулку вокруг Манхэттена с толпой туристов. Добравшись до противоположного конца парка, он понял, почему.
Бэттери-парк был особенным местом для Нью-Йорка — открытым. Крошечный плоский выступ под серыми скалами Манхэттена, окружённый морем, насквозь продувался ветром, и небо над ним поднималось непривычно огромным и высоким куполом. Место было немноголюдное, только возле выгнувшейся ровным полукругом стены форта бродили туристы. Пустынно, светло и тихо.
Да, тихо. Все трое молчали. Не постоянно: разговор медленно тёк, но это напоминало выдавливание последних капель сока из хорошо выжатой половинки апельсина. София первый раз была в Бэттери-парке, и это их спасало: она задавала вопросы о том, что видела вокруг, Джейсон и Дэниел отвечали, правда, не могли толком ничего сказать ни об остатках укреплений, ни о пирсе с башенкой, ни о крошечной старинной часовне, которая каким-то чудом сохранилась на самом краю парка, словно сдерживая напор небоскрёбов на последний островок зелени.
Ответы на вопросы Софии были настолько очевидны, что было ясно — задаёт она их из вежливости и от незнания, о чём говорить ещё. Сзади и чуть сбоку шла охрана, при ней всё равно не получилось бы задеть неудобные темы; а детская непосредственность — это не то, что было позволено одиннадцатилетней дочери таких людей как Дэниел Астон и Камилла Эттинген.
Случай мог представиться на прогулочном катере, если бы тот был частным, и именно поэтому они собирались прокатиться по Нью-Йоркской бухте в компании нескольких десятков свидетелей. То, что в первые минуты показалось Джейсону внезапным приступом демократичности, оказалось лишь обычной изворотливостью Дэниела. Джейсон только не мог понять, кого тот пытался защитить от слишком откровенного разговора, его или свою дочь. Не себя — это уж точно.
Возле спуска к воде стоял ярко-красный прилавок, где основательно укутанный от ветра продавец перемешивал в лотках жареные орешки. Орешки звонко и вкусно пощёлкивали друг о друга, перекатываясь и пахли чем-то сладким, домашним и тёплым. Джейсон свернул к прилавку и вернулся с бумажным пакетиком засахаренного миндаля.
— Будешь? — протянул он раскрытый пакет Софии.
Она потянулась за орешками и первый раз за сегодняшний день посмотрела Джейсону в глаза. Он улыбнулся в ответ, не ответно-вежливо, как обычно, а искренне.
София положила орешек в рот, хрустнула сахарной корочкой.
— Вкусно…
— На улице они почему-то вкуснее, чем дома, — согласился Джейсон.
Астон смотрел на них спокойно, но чересчур внимательно, словно на двух детей, за которыми надо приглядывать, как бы чего не натворили.
Они были на борту катера, который поднимался вверх по Ист-ривер, когда Астону кто-то позвонил. Разговаривать снаружи, где шумели двигатели и свистел в ушах ветер, было невозможно, и Дэниелу пришлось войти в кабину, где и сидела большая часть озябших туристов. Рядом с Джейсоном и Софией осталась охрана, но можно было быть уверенным, что они и в двух шагах ничего не расслышат.
Джейсону захотелось сбежать вслед за Астоном. Это было ещё хуже, чем остаться втроём, — оказаться с Софией наедине. Наедине с девочкой, родители которой разводятся из-за него. Они бы сделали это в любом случае, но Джейсон был уверен, что теперь София знает про то, что было раньше: до развода, до отъезда Джейсона в Штаты и до того, как впервые его увидела.