На самом деле (СИ) - Страница 8

Булочки с сахарной глазурью некоторые несли с собой – на закуску.

Закуска была и в номере. Иван привез нарезку какой-то твердой колбасы, шмат сала, буханку хорошего черного хлеба. Выпивки хватало тоже. Потому что шел фантастический конвент. А на конвентах не бывает такого, чтобы не хватало выпивки.

Фантастический конвент – это много встреч, полезных мероприятий, улыбок, разговоров, песен, но и много выпивки. Где еще оттянуться несколько дней народу, причастному к фантастике, как не в хорошем пансионате посреди соснового бора на берегу небольшой реки? Чистый воздух, регулярное здоровое питание, знакомые лица вокруг. Лица, которых не видел уже год. А некоторые и больше.

По вечерам, после всех официальных мероприятий и после ужина, собирались в номерах. Когда рассказывали женам и друзьям, никто не верил, что там не только пили, но и вели умные разговоры. А некоторые, самые быстрые, на тех разговорах успевали зафиксировать мысли, придумать очередной зачин или концовку. Фантасты – они не только пьют крепкие и всякие спиртные напитки. Они еще пишут книги и читают книги. Они фантасты, потому что любят фантастику. В любом варианте – но именно фантастику. В этом году, кстати, в моде были апокалиптические картины конца мира и последующее выживание в постапокалипсисе.

Только собрались, только налили уже по второй, как за окном полыхнуло. Сверкнуло так, как в летнюю грозу, когда молния попадает в соседнее дерево. Но грозы никакой не было. Лежал снег. Сразу после вспышки стало еще темнее. Потом гулко ухнуло, пронесся тугой ветер, пригибая сосны к земле. Самая высокая вдруг легла рядом с дорожкой, выворачивая с треском корону корней.

– Хорошо, никто тут не ходит по ночам, – глубокомысленно заметил Стёпа.

Стёпой его звал только Иван, которого сам Стёпа называл, понятное дело, Ваней и еще Ванечкой, когда хотел что-нибудь этакое схохмить. Стёпа как раз специализировался на постапокалипсисе. Так что картинку эту, наверное, зафиксировал в уме. Потом опишет в следующем романе. Он писал непрерывно, потому что пока принимали. Раз берут, говорил он, надо писать. Вот и выходило у него минимум по четыре-пять книг в год. Иногда – больше. Некоторые над ним смеялись, некоторые просто завидовали. Но на полках магазинов его фамилия выделялась, и покупатели брали все новое.

– Что значит – никто? – тут же возмутился Василий Васильевич.

Его звали только по имени-отчеству. В знак уважения, и еще как бы чуть выделяя и одновременно отделяя от остальных. Везде и всегда он сидел в президиуме. Первый рассказ у него был опубликован в «Пионерской правде» в том году, когда не родились еще родители нынешних писателей и любителей фантастики. Вот этих, что вокруг.

– Что значит – никто? Я вот завтра специально поговорю с организаторами и с администрацией пансионата. Такое отношение мне совершенно не нравится. Нам теперь ночью из корпуса не выходить, что ли? Раз у них тут такое дело?

Все покивали согласно, погудели что-то, подтверждая и поддерживая, выпили. Или отпили. Питье было хорошее, дорогое, можно было пить не стаканами и полустаканами, а смакуя, с удовольствием, с расстановкой. Позвенели, подлили еще. Разобрали бутерброды, сделанные на скорую руку. Простенькие бутерброды – на один кружок копчушки. Это когда от черняшки отрезаешь кусок, а потом делишь его на четыре части. И колбасу копченую твердую сверху. Или сала. Сало тоже было хорошее, классическое. Чуть чеснока, темно-коричневая от соломенного огня кожица, белое и с розовым немного. В три пальца толщиной. Хорошее сало.

Вбежал взволнованный Антон:

– Ух, как долбануло! На той стороне даже стекла сыпались! У кого-то выдавило!

– Надо бы посчитать, какая мощность, если что, – это Сергей из своего темного угла – он всегда как-то в стороне присаживался, не лез вперед. – На мой взгляд, разница между вспышкой и воздушной волной была чуть больше секунды…

– Да больше, больше, – возразил Иван.

Тут снова сверкнуло.

– О! Засекаем! Так-так-так… Ну, и где тут секунда?

– А чего это мы, кстати, время засекаем? По времени только расстояние определить можно.

– Ну, это, конечно, да. С другой стороны, зная расстояние, и вот эту волну, можно уже прикинуть мощность. Хотя, я сразу сейчас могу сказать, что примерно пятьдесят килотонн. А раз так, то по всем сценариям, будет еще несколько.

Опять «пыхнуло».

– Ну, вот и третий. Значит, все правильно. Расстояние – меньше ста километров. Мощность – пятьдесят. Ну, ладно – пусть будет сто килотонн.

Все уважительно покивали. Сергей – голова. Он держал в этой голове такие точные знания, которые другие с трудом вылавливали из Интернета и старых бумажных энциклопедий. Если он так сказал, значит, так оно и есть.

Антону тоже налили, как запоздавшему гостю, и он присел прямо на мягкий ковролин, прямо на пол у стола. Прерванный, было, разговор неторопливо продолжился.

Теперь уже говорили об опасности всеобщей информированности. Кто-то завелся, что информация сама по себе не может быть опасной или безопасной. Информация – всеобщее достояние, и он лично… Кто там, кстати? А, Витальич… Боец невидимого фронта. То есть, не в том смысле, что сотрудник там или еще как, а в том, что он всю жизнь как бы на фронте, только никто этого фронта не видит.

– Так ты говоришь, – медленно, чтобы зафиксировать, сказал Иван, – что информация – это хорошо?

– Я, блин, просто завидую молодежи сегодняшней! У них столько возможностей, столько информации, столько знания!

– А реклама – это как? Ты ее тоже считаешь полезной? – опасно прищурился Василий Васильевич.

Все сразу замолкли и стали думать о рекламе.

– А вот когда книги рекламируют, – начал Антон, но на него зашикали сразу, потому что он не мог ничего понимать в книгах – не писатель.

– А может, и больше ста кило, – вдруг опять сказал Сергей из своего угла.

Он смотрел на экран своего большого смартфона и что-то там считал на калькуляторе.

– Это же в Москве, скорее всего. Там здания высотные – ослабляют. Да и мы тут в лесу. А оно вон как дунуло. Говоришь, стекла сыпались?

– Ага, на верхнем этаже, вроде, у всех вышибло. А ниже как-то через раз.

– Ну, тогда точно больше ста, – заключил Сергей.

И все снова выпили, раздумывая, насколько больше и как это, когда больше ста килотонн, да не раз и не два, а несколько.

– Так ведь еще два поражающих есть? – умно спросил Василий Васильевич.

– Проникающая не достанет – далеко. А заражение… Ветер тут всегда к Москве. Так что у нас все равно чисто.

– Ага, чисто. Вон елка валяется.

– Это сосна.

Поговорили о сортах деревьев, о том, как долго растут и в каком возрасте начинают самопроизвольно падать. Кто-то рассказал о лесном заповеднике, где лесники вычищали все, и там просто по земле ходить было приятно. А Антон вспомнил про парк секвой в Америке. Потом подумал и сказал, что парк с секвойями. Так ему понравилось больше. А все загалдели, что если бы тут были секвойи, да если бы одна вот так свалилась, так полкорпуса бы снесла. Так что пусть уж елка, да сосна, да осина – исконно наши, местные. Ну, береза еще. Вот у нас, да у канадцев примерно одинаково все выглядит.

Пустые бутылки убирали под стол, и там их было уже немало. Заходили еще люди, приносили свое. Выкладывали и закуску. Вдруг отчего-то хорошо пошли фрукты. Порезали апельсины-бананы разные, и сразу расхватали. Водка стояла раскрытая, но никто не наливал. Потому что были еще виски, джин и коньяк. А девочки скромно пили сладкое шампанское, прислушивались к разговорам и хлопали длинными ресницами о розовые щеки. Они любили своих фантастов.

Потом немного попели старых песен. А часа в четыре усталый народ пошел «по домам». Спать. Завтра же, то есть уже сегодня, был очередной день конвента, и надо было к нему хоть немного приготовиться.

Напоследок Василий Васильевич сказал, что он так просто этого не оставит, а Иван поддержал:

– Надо будет им жалобу написать в книгу.