На Рио-де-Ла-Плате - Страница 93

— Я не имею обыкновения недооценивать ситуацию.

Я продолжил, поясняя свои слова жестами:

— Имение представляет собой большой четырехугольник, в свою очередь состоящий из четырех четырехугольников, между которыми проложены четыре прямые дороги. Все они ведут к ранчо, оно находится в центре имения. Четырехугольники огорожены изгородями из кактусов. Все четыре дороги сходятся здесь, возле ранчо; с той стороны расположились солдаты. Но возле боковых сторон каждого из коралей нет никого. Часовые расставлены лишь по углам и возле выходов из поместья. В промежутке между этими постами никого нет. Там надо прорываться.

— Но как вы проберетесь сквозь ограду из кактусов? Вы израните себе все тело!

— Это при моей-то кожаной одежде? Что вы? Я не раз проделывал подобные вещи. Но тихо, я слышу шаги!

Мне почему-то не пришло в голову выставить часовых возле всех четырех тропинок. Большей неосторожности и придумать было нельзя. Как же легко они могли бы справиться с нами! Солдатам достаточно было потихоньку подкрасться и напасть на нас. Тогда сопротивляться было бы бесполезно. Но нет, вместо отряда солдат сюда медленно приближался один-единственный человек. У него не было никакого оружия, как и требуется от парламентера. Его долговязая фигура была облачена в совершенно невзрачную одежду, обычный наряд гаучо. Человек этот носил широкополую шляпу, вокруг головы его был повязан пестрый платок, туго стянутый под подбородком. Черты лица были индейскими, выглядел он очень серьезно, даже мрачно. Хотя его большие глаза смотрели неприветливо, в них чувствовались необычайный ум и сила воли.

Увидев его, наш проводник быстро вскочил, подбежал к нему, протянул руку и молвил:

— Собрино, наконец-то ты тут! Теперь все пойдет хорошо!

Строгий человек кивнул ему и ответил:

— Останься на месте! Чего ты горячишься?

— Разве тут не будешь горячиться?

— Незачем! Тебя это не касается!

— Нет уж, очень даже касается, как и любого другого. Сказано же было: вместе шли, вместе попались!

— Тебя это не касается, кузен. Тебе никто ничего не сделает. Ну а остальные пропали.

— Они — мои друзья! Я их сюда привел!

— Так они тебе еще за это и деньги должны заплатить!

— Но я же их погубил! А этот сеньор во время бури спас моей матери жизнь!

— Очень мило с его стороны. Она ему, наверное, благодарна!

— И за это его арестуют?

— Арестуют? Ба! Он умереть должен.

— Cielo!

— Чего тут страшиться? Порой люди гибнут даже от руки убийцы!

— Перестань ты все время думать о своем брате!

— Мне самому решать, когда и где думать о нем. А теперь молчи! Ты в безопасности. Я сразу тебя уведу с собой.

— Я пойду вместе со всеми.

— Тогда оставайся тут!

Он поочередно оглядел нас, потом присел напротив меня и промолвил:

— Немец — это вы?

— Да, — ответил я.

— Вы здесь главный оратор, как мне объяснили, потому обращаюсь к вам. Что вы намерены мне сказать?

— Сперва и с большим на то основанием я хотел бы узнать, что скажете мне вы.

— Майор велел сообщить, что мне приказано переговорить с вами, как вы того пожелали.

— Хорошо! Чтобы переговоры удались, согласуем наши требования. Чего добивается майор?

— Собирается задержать всех вас.

— Мы обязаны ему сдаться?

— Да.

— А если откажемся?

— Тогда вас расстреляют.

— Что станется с нами, когда вы доставите нас к своему начальству?

— Это решит Лопес Хордан.

— Тогда мы потребуем хотя бы гарантий, что никто из нас не будет убит.

— Майор не может вам их дать.

— Но, сеньор, мы доверяемся вам в надежде на вашу милость и великодушие, а взамен не получаем ничего, никаких гарантий, обещаний, уверений, ни единого утешительного слова!

— Да, так.

— На это мы не можем пойти.

— Прекрасно! Стало быть, мы закончили разговор, и я могу уйти.

— Я хотел бы только спросить, что за преступление мы совершили?

— Это меня не касается. Вы обязаны знать это лучше меня.

— Наоборот, против нас совершается преступление!

— Не спорим! Я свое поручение выполнил; все остальное мне незачем слушать.

— Мы не можем сдаться. Но помните, мы хотим вести переговоры, и пока что мы находимся отнюдь не в вашей власти!

— Не в нашей власти? С ума сойти!

Несмотря на его суровый вид, я сохранил свою почтительную осанку и вежливо ответил:

— Это вы так думаете, а не я.

— Любое сопротивление бесполезно!

— Быть может, мы и не думаем, что потребуется сопротивляться!

— Ясно, ясно! — Он издевательски усмехнулся. — Вам виднее!

Несомненно, он знал, что мы хотим прорваться с южной стороны. Я видел по его лицу, что мой план принес свои плоды. Но я не выказал ни следа радости, наоборот, добавил, словно бы желая подкрепить свои заверения:

— Мы все же можем прорваться, несмотря на то, что окружены со всех четырех сторон! А если вы нападете на нас, мы займем все дороги, по которым вы собираетесь подойти!

— Три человека против сотни! — улыбнулся он.

— Да, но у каждого из этих троих по два с лишним десятка пуль!

— Ну и что! Вы же не сделаете из револьверов двадцать выстрелов в минуту.

Он наморщил лоб, смерил меня презрительным взглядом, пожал плечами и спросил:

— Сеньор, можно я скажу вам кое-что откровенно?

— Давайте!

— Я хочу вам сказать, что вы дурак!

Весьма неожиданное известие. Все ждали, что я рассержусь и наброшусь на говорившего. Но я старался не расхохотаться. Итак, я не изумился, не рассердился, а лишь ответил:

— Я не обижаюсь на ваши слова. Очевидно, вы позволяете себе подобные речи, надеясь, что, раз вы парламентер, мы не посмеем напасть на вас?

— Ерунда! Вы вообще на это не отважитесь! — воскликнул он заносчиво. — Вы меня не знаете. Хотя я и родился в семье индейцев, но умею читать и писать, как и вы. Я искал золото в горах, охотился на шиншилл, тысячи опасностей подстерегали меня, но я справился с ними. Кто из вас сравнится в этом со мной? Я ни с кем из вас не поменяюсь, ни с одним из вас! Вот что я хочу вам сказать!

Нет, я не улыбался. Плох человек, не ведающий, на что он способен, но вдвойне плох тот, кто более бахвалится, нежели может. Впрочем, стоит ли ожидать от южноамериканского индейца умения правильно оценивать свои силы?

Поскольку я сохранял серьезность, другие тоже последовали моему примеру. Только шкипер не смог промолчать. Он сказал:

— Сеньор, поберегите свой деготь, а то сами в него угодите. До чтения и письма мне никакого дела нет, а вот с вашей персоной я маленько займусь.

Он подошел к хвастуну, правой рукой быстро схватил его за пояс, взметнул его вверх, раз восемь или десять обкрутил его вокруг своей головы и наконец уложил на землю словно ребенка. Затем встал возле него, уперся кулаками в бока и заявил:

— Так вот! А теперь, сеньор, сделайте то же, что и я!

Индеец вскочил на ноги, удивленно заглянул Голиафу в лицо и совершенно растерянно пробормотал:

— Да, этого… этого… я не могу!

— Ладно, придется к вам относиться, как того требует справедливость. Здесь нас трое или четверо таких, как я. Кроме того, у каждого есть еще кое-какие другие приемы, уловки, манеры, узнав о которых вы бы, как и сейчас, промолвили: «Да, этого… этого… я, конечно, не могу!» Радуйтесь, если мы не покажем вам всего, что умеем!

Шкипер уселся, а Гомарра опять занял свое место. Пытаясь сгладить впечатление, произведенное на него силищей фризского моряка, парламентер обратился ко мне:

— Но и сила вам не поможет. Даже богатырю с пулей не справиться! Ну а вас самих, сеньор, пожалуй, меньше всех приходится опасаться. Даже не понимаю, с какой стати мне вас так отрекомендовали!

— Вот как! Отрекомендовали!

— Да. Судя по тому, что я о вас слышал, уже одного вашего вида надо страшиться. Говорили, что вы проницательны, видите все насквозь, мысли читаете! Но нет, не по плечу вам с нами сражаться, не тот вы человек! Вам и в голову не придет лезть под пули, жизнью своей рисковать. Вы нам сдадитесь.