На публику - Страница 20
— Разве не знает?
— Нет, он не знает.
— Подождем до завтра. Посмотрим, а вдруг он придет завтра.
— Как ваше здоровье, мистер Уидин?
— Это мое-то? Ничего, а что?
Мерл пошла к мистеру Друсу.
— Дугал уже неделю и близко не показывался.
— Оставьте его в покое. Парень знает, что делает.
Она вернулась к мистеру Уидину и остановилась в дверях с приторной улыбкой на лице.
— Нам надо оставить его в покое. Парень знает, что делает.
— Зайдите и притворите дверь, — сказал мистер Уидин.
Она закрыла дверь и подошла к его столу.
— Я не такой уж суеверный, — сказал мистер Уидин, и руки его, ворошившие бумаги, затряслись. — Но тут мистер Дуглас кое-что мне сообщил, и это засело у меня в голове. — Он вытянул шею и завертел головой, глядя по сторонам сквозь стеклянные панели.
— Они все пошли пить чай, — сказала Мерл.
Мистер Уидин уткнулся лицом в ладони.
— Это вам будет странно слышать, — сказал он, — особенно от меня. Но лично я убежден, что Дугал Дуглас состоит на службе у дьявола, если он не сам дьявол.
— Мистер Уидин, — сказала мисс Кавердейл.
— Да, я знаю, что вы думаете. Да, да, вы думаете, что у меня здесь не все в порядке. — Он показал на свой правый висок и повинтил возле него пальцем. — А знаете ли вы, — сказал он, — что Дуглас сам показывал мне шишки в тех местах, где у него были рога, ампутированные путем пластической операции.
— Не надо так волноваться, мистер Уидин. Не кричите. Девушки уже идут из столовой.
— Я щупал его шишки вот этими самыми руками. Вы смотрели, вы когда-нибудь толком заглянули ему в глаза? А это его плечо...
— Успокойтесь, мистер Уидин, тише, тише, ну что вы говорите, сами подумайте.
Мистер Уидин указал трясущейся рукой в сторону кабинета управляющего.
— Заколдовали, — сказал он.
Мерл попятилась и мелкими шажками кой-как выбралась за дверь. Она снова пошла к мистеру Друсу.
— Мистеру Уидину пора идти в отпуск, — сказала она.
Мистер Друс взял разрезной нож, взвесил его в руке, замахнулся им на Мерл и положил нож обратно на стол.
— Что вы сказали? — спросил он.
Когда Дугал утром в пятницу отчитывался перед управляющим, на предприятии Дровера и Уиллиса стоял деловой гул.
— На протяжении первой недели, — сказал Дугал мистеру Уиллису, — я произвел ряд наблюдений над моралью Пекхэма. Мне кажется, что в основе неудовлетворенности персонала, ведущей к прогулам и халатности на производстве, то есть к тому, на что вы мне указали, лежит моральный фактор.
Голубые глаза мистера Уиллиса рассматривали рассудительного земляка, сидевшего перед ним с засаленным блокнотом на коленях.
Наконец мистер Уиллис сказал:
— Такой подход представляется мне правильным, мистер Дугал.
Дугал расселся посвободнее и продолжал свой доклад с отсутствующим и сосредоточенным взглядом, полуприкрыв глаза.
— В Пекхэме наблюдаются четыре моральных типа, — сказал он. — Во-первых, эмоциональный. Во-вторых, функциональный. В-третьих, пуританский. В-четвертых, христианский.
Мистер Уиллис раскрыл серебряную сигаретницу и протянул ее Дугалу.
— Спасибо, не курю, — сказал Дугал. — Возьмем первую, эмоциональную категорию. Среди лиц этой категории считается, например, аморальным жить с женой, к которой не питаешь сексуального влечения. Возьмем вторую, функциональную: ее основным групповым фактором является классовая солидарность, подобная той, какая в иные периоды и в иных обстоятельствах существовала среди аристократии и доминирующее проявление которой в наши дни мы наблюдаем в профсоюзном движении. Третья — пуританская, которая имеет несколько новейших разновидностей: мерилом нравственной жизни здесь служит успех в его денежном выражении. Четвертая — традиционная, которая охватывает не более одного процента населения Пекхэма и в своей простейшей форме может быть условно названа христианской. Конечно, наблюдается взаимопроникновение нравственных категорий. Зачастую признаки всех четырех могут быть обнаружены в верованиях и поведении одного индивида.
— И что же из этого следует?
— Не могу вам сказать, — сказал Дугал. — Это лишь результаты предварительного анализа.
— Будьте добры представить ваши мысли в письменном виде, мистер Дугал.
Дугал раскрыл блокнот и извлек оттуда два листа бумаги.
— Вот разработка вопроса. С приложением случаев из практики.
Мистер Уиллис криво улыбнулся и спросил:
— Который же из этих четырех моральных кодов вы назвали бы наиболее привлекательным, мистер Дугал?
— Привлекательным? — переспросил Дугал, не скрывая неодобрения.
— Привлекательным для нас. То есть полезным, я хочу сказать, полезным.
Дугал весь ушел в размышления и не прерывал их до тех пор, пока мистеру Уиллису не пришлось, не роняя достоинства, незаметно убрать улыбочку с лица.
Затем мистер Уиллис услышал:
— Не могу вам сказать, не углубившись в изучение вопроса.
— Итак, вы нам представите очередной отчет на будущей неделе?
— Нет, мне понадобится месяц, — заявил Дугал. — Месяц самостоятельной работы. Если вы хотите, чтобы я продолжил изыскания по этой линии производственной психологии, то мы с вами увидимся не раньше чем через месяц.
— Вам надо держаться поближе к фабрике, — сказал мистер Уиллис. — Пекхэм велик. А нас прежде всего интересует наше собственное предприятие.
— Как раз сегодня меня и должны ознакомить с постановкой производства у вас на фабрике, — сказал Дугал. — А к концу месяца я намерен уяснить себе времяпрепровождение работников в местах отдыха и в столовых.
Мистер Уиллис молча смотрел на Дугала, и тот позволил себе выказать некоторую увлеченность. Он подался вперед.
— Обращали вы внимание, мистер Уиллис, на то, как часто ваши работники употребляют слово «аморальный»? Замечали вы, что они почти столь же часто употребляют выражение «некультурный»? В этих словах есть глубокий смысл, — сказал Дугал, — как психологический, так и социологический.
Мистер Уиллис как можно более ободряюще улыбнулся Дугалу.
— Берите месяц и посмотрим, что у вас выйдет, — сказал он. — Но к концу месяца представьте нам подробный план действий. Дровер, мой компаньон, очень озабочен прогулами. Нам надо взять курс на моральное оздоровление, взаимоприемлемый для нас и для персонала. У вас есть здравые мысли, это я вижу. И есть метод. Мне нравится наличие метода.
Дугал кивнул и вышел из кабинета с деловым выражением на вытянутом лице.
Мисс Фрайерн сказала:
— Тут заходил такой мальчонка Лесли Кру. Вас искал. Хотел узнать, нет ли у вас каких поручений, чтоб ему подзаработать шиллинг-другой — умница, да и только. Небось у матери с деньгами туговато.
— С ним кто-нибудь был?
— Нет, никого. Он даже и пришел-то с черного хода.
— Да? — сказал Дугал. — И быстро вы его спровадили?
— Нет, почему, он довольно долго не уходил. Все говорил: хоть бы дождаться мистера Дугласа, вдруг бы, говорит, я бы ему чем пригодился. Очень себя вежливо держал, ничего не скажешь. Потом он спросил, сколько времени, а потом рассказал, что его папа раньше жил на нашей улице, дом номер восемь. Ну, я и провела его в кухню. Отчего, думаю, мальчика не побаловать, и дала ему пончик. Он рассказал, что его сестра только и думает о том, как они с Хамфри поженятся в сентябре. Рассказал, что она все свои заработки откладывает на книжку, а ее отец из Америки шлет деньги ей на тряпки. Он рассказал...
— Он, наверно, долго вам тут зубы заговаривал, — сказал Дугал.
— Да я была не против. Даже как-то отдохнула с ним. Он парень-то хороший. По воскресеньям ходит за город в походы с ровер-скаутами. А я тогда как раз только зашла в дом и была немного не в себе, потому что со мной на улице кое-что приключилось, так вот...
— Он не спрашивал, нельзя ли ему пойти наверх и посидеть у меня в комнате?
— Нет, зачем же так уж сразу. Да я бы и не пустила его в вашу комнату, тем более раз вы просили туда не пускать. Не беспокойтесь вы за вашу комнату. Кому она нужна, ваша комната, хотела бы я знать.