На повороте - Страница 3

II

В широком коридоре больницы пахло валерианкой и мятой. Таня постучала в небольшую белую дверь. Ответа не было. Она отворила дверь. Комната была пуста.

- Ну, так я и думала. Вари еще нет. А уж второй час. Наверно, помогает кому-нибудь управляться. Я положительно не видывала, чтоб человек когда-нибудь так работал. С утра до ночи возится с больными, все служащие выезжают на ней и сваливают на нее всю работу, а она и в ус себе не дует.

Комната была большая и чистая, два окна выходили в больничный сад.

Токарев сел в кресло и закурил папиросу. Таня прошлась по комнате, остановилась перед этажеркою и стала пересматривать книги. За дверью тонкий женский голос спросил:

- Варенька, вы у себя?

Таня поморщилась.

- Ее нет здесь.

В комнату, с книжкою в руках, вошла молодая девушка в сером платье бледная, с круглыми, странно-светлыми голубыми глазами. Токарев поднялся с кресла. - Здравствуйте, Татьяна Николаевна. Варенька скоро придет?

- Не знаю я,- хмуро ответила Таня.

Девушка растерянно поглядывала на Токарева. Таня пробурчала:

- Мой брат. Ольга Петровна Темпераментова.

Темпераментова почтительно пожала руку Токарева.

- Я очень рада, мне Варенька столько рассказывала про вас. Она ужасно рада, что вы перебираетесь из Пожарска в Томилинск... Я эти дни как раз вспоминала об вас: я вот читаю Варенькину книжку, Энгельса, "О происхождении семьи", с вашею надписью ей... Какая книжка, просто замечательно! Так глубоко, так ясно все изложено... Как неопровержимо доказывается правильность материализма...

Слова сыпались, как мелкие горошины,- ровные, круглые и сухие. На душе сразу стало сухо и пусто. Токарев слушал, стараясь изобразить на лице внимание. Таня села к окну и стала читать. А Ольга Петровна со своими растерянными, странно-голубыми глазами продолжала высыпать свое восхищение от книжки.

Пришла, наконец, Варвара Васильевна. Она сняла больничный халат, поспешно вышла и воротилась с горячим кофейником. Сиделка внесла поднос с чашками.

- Ну, слава богу. Свободна,- облегченно вздохнула Варвара Васильевна и села на кровать.

- Долгонько вы "освобождались",- с улыбкой заметил Токарев.

Темпераментова влюбленными глазами следила за Варварой Васильевной.

- Ведь вы не знаете, Варенька такая добросовестная. Всем ей нужно помочь, за всем присмотреть. Главный доктор прямо говорит, что ею держится вся больница...

- Варя, пойдемте сейчас к Будиновским,- прервала Таня.- Володя хотел бы повидать Марью Михайловну.

- Отлично. Сейчас после кофе и пойдем.

Сели пить кофе. Ольга Петровна сыпала своим пустым разговором, время шло томительно и угнетающе. Все поспешили кончить.

Вышли на улицу. Таня шла, нахмуренная и злая.

- По-моему, это профанация Энгельса - давать его читать таким госпожам. Не понимаю, чего вы возитесь с нею. Ведь пять минут пробыть с нею - это каторга.

- Скучновата она, верно,- согласилась Варвара Васильевна.- Да и навязчива немножко. А все-таки она очень хороший человек... и несчастный. С утра до ночи бегает по урокам, на ее руках больной отец и целая куча сестренок; из-за этого не пошла на курсы...

На тихой Старо-Дворянской улице серел широкий дом с большими окнами. Густые ясени через забор сада раскинули над тротуаром темный навес. Варвара Васильевна позвонила. Вошли в прихожую. В дверях залы появилась молодая дама в светлой блузе - белая и полная, с красивыми синими глазами.

- А-а, Варенька! Редкий гость.- Она радостно поцеловалась с Варварой Васильевной. Потом с недоумевающею улыбкою прищурила близорукие глаза на Токарева.

- Не узнаете, Марья Михайловна? - улыбнулся Токарев.

- Ах, господи, да это Владимир Николаевич! Я слышала от Вареньки, что вы перебираетесь в Томилинск... Как же вы изменились! Ну, здравствуйте, здравствуйте! - Она крепко, несколько раз, пожала руку Токарева.- Пойдемте, господа, в кабинет... Боря, иди сюда! К нам гости!

Мягко ступая летними башмаками, из кабинета медленно вышел высокий, плотный госпо-дин с русою бородкою, остриженною клинышком. Марья Михайловна перезнакомила всех. Вошли в просторный, прохладный кабинет.

- Это Токарев, Владимир Николаевич... Я тебе часто рассказывала про него. Приятелями были в Петербурге.

На дубовом письменном столе в порядке лежали книги и бумаги. Солнечные лучи, пробива-ясь сквозь жалюзи, весело играли на зеленом сукне стола и на яркой бронзе письменных принад-лежностей. У окон величественные латании, нежные ареки и кенции переплетали узоры своих листьев. В кабинете было комфортно и уютно.

- Я слышал, вы переселяетесь к нам в Томилинск? - медленно спросил Будиновский, глядя на Токарева спокойными, серьезными глазами.

Он стал расспрашивать Токарева о его прежней жизни, слушал и сочувственно кивал голо-вою. Токарев рассказывал, а сам приглядывался к Марье Михайловне. В Петербурге, курсисткой, она была тоненькая и худенькая, с большими, чудесными глазами, полными беспокойства и вопроса. Теперь глаза смотрели мягко и удовлетворенно. Красивое, полное тело под легкою блузою дышало тихим покоем.

- Да, Варвара Васильевна, я вам хотел сообщить,- вспомнил Будиновский.Вы простите меня, но я вашего заявления до сведения управы не довел.

Варвара Васильевна нахмурилась и холодно сказала:

- Очень жаль. В таком случае я сама напишу председателю.

- Вот, Владимир Николаевич, подействуйте хоть вы на Варвару Васильевну,- с улыбкой обратился Будиновский к Токареву.- Весною на земском собрании мы единогласно постановили выразить Варваре Васильевне благодарность за ее сердечное и добросовестное отношение к боль-ным в нашей больнице. Послали ей соответственную бумагу, а она в ответ подала мне заявление, что не нуждается в нашей благодарности... Ну как можно это делать?

- А как можно благодарить человека за то, что он исполняет взятые на себя обязанности? - резко возразила Варвара Васильевна.- Благодарят за самое обыкновенное исполнение своих обязанностей! Да ведь это дико! Этак скоро дождешься еще благодарности за то, что не обворо-вываешь больных и не берешь с них взяток!

Будиновский улыбался, забавляясь ее негодованием.

- Мы благодарили вас именно за особенное отношение к своим обязанностям, а не за обычное, формальное; отзвонил, и с колокольни долой!

- Ну, не стоит об этом говорить! Дело само по себе слишком ясно. Я работаю вовсе не для вашего земского собрания, и мне решительно все равно, одобряет оно меня или порицает.

В ее голосе зазвенели слезы обиды. Она быстро прошлась по кабинету и, закусив губу, остановилась у окна. Будиновский посмеивался. Токареву тоже было немножко смешно. Таня слушала, внимательно насторожившись, глаза ее блестели; у нее создавался новый план.

Вошла горничная и доложила, что подано кушать. Марья Михайловна встала.

- Господа, пойдемте обедать!

Направились в столовую. Таня отстала от других и остановила Будиновского.

- Борис Александрович, мне нужно с вами поговорить.

Будиновский с удивлением посмотрел на Таню и любезно сказал:

- Пожалуйста! В чем дело?

- Видите ли... Вы сейчас рассказывали, как довольна управа службою Варвары Васильев-ны. Ей еще год нужно отслужить стипендию... Нельзя ли, во внимание к ее выдающейся деятель-ности, устроить так, чтоб простить ей этот год?

Будиновский, наклонив голову, внимательно слушал.

- Я не совсем вас понимаю... Зачем ей это нужно?

- Затем, что тогда она может уехать отсюда,- в Петербург, например. Ее только отслужи-вание стипендии и удерживает здесь.

- Я этого не знал.

Будиновский в замешательстве погладил бородку и медленно прошелся по кабинету.

- Откровенно говоря, мне сделать это чрезвычайно неудобно. Вы знаете, Варвара Васи-льевна - двоюродная сестра моей жены. На меня и так все косятся за мой последний доклад о недостатках постановки народного образования в нашей губернии; если же я предложу сделать, что вы желаете, то все скажут, что я "радею родному человечку"*.