На пороге Нового Завета - Страница 25
После смерти своего основателя Стоя не прекратила существования. Преемником Зенона стал его последователь Клеанф (330-232), человек из народа, уроженец малоазийской Троады, в прошлом кулачный боец. Клеанф обладал несокрушимым упорством и любой ценой хотел овладеть науками. Чтобы иметь возможность учиться у Зенона, он по ночам нанимался работать в садах. Не обладая талантами учителя, Клеанф тем не менее много сделал для пропаганды его философии. Он яростно защищал ее от нападок других школ.
Человек искренне религиозный, Клеанф стремился преодолеть разрыв между знанием и верой, столь характерный для поздних греческих систем. Его гимны и молитвы стали своего рода манифестами философской религии, которая пыталась поставить над древним язычеством веру в Единого.
Клеанф дожил до глубокой старости. Подражая учителю, он сам ушел из жизни, отказавшись от принятия пищи.
Третьим представителем раннего стоицизма был Хрисипп (280-208), тоже выходец из Азии. Прежде чем примкнуть к школе Зенона, он прошел хорошую подготовку в Аристотелевом Лицее. Плодовитый писатель, автор множества книг, Хрисипп систематизировал философию Стои, придав ей стройный и наукообразный вид. Эрудиция его была поразительна. Он рассмотрел в свете стоицизма все отрасли знания. Считалось, что "без Хрисиппа не было бы Стои".
В стоицизме есть много точек соприкосновения с индийскими, вавилонскими и даже китайскими доктринами. Но в какой мере это связано с влиянием, а в какой - имело место лишь сходное развитие мысли, установить невозможно, тем более что сочинения первых стоиков до наших дней не сохранились. Об их учении приходится судить по трудам других авторов, которые их излагают и цитируют, а также по книгам позднейших последователей школы. Поэтому, говоря о раннем стоицизме, мы подчас не можем точно выяснить, что принадлежит Зенону, что Клеанфу, а что - Хрисиппу. Однако это не столь существенно, ибо в главных пунктах все трое согласны между собой. Основные изменения (притом незначительные) стоицизм претерпел лишь во II веке до н.э.
Доктрину Стой нередко называют "философией героизма". Это справедливо, но только тогда, когда речь идет об ее идеале совершенного мудреца. В целом же из всех эллинистических учений больше всего стоицизм отвечал требованиям среднего человека. Он не ставил все под сомнение, как скептицизм, не отрицал культуру, как кинизм, не подрывал, подобно эпикурейству, основы религии. В суждениях стоиков о познании было гораздо больше здравого смысла, доступного неискушенному человеку, чем в гносеологии других философов.
Стоики апеллировали не только к разуму, но и к опыту, который был для них отправным пунктом философствования. Они доверяли свидетельствам чувств. По мнению Зенона, ощущения дают нам в основном достоверную картину мира. Если мы воспринимаем что-то, говорили стоики, значит, есть и нечто воздействующее на наши органы чувств. Непосредственный опыт предшествует мышлению, которое само по себе "подобно листу папируса, готовому воспринять надписи"(2).
Процесс познания стоики делили на две основные фазы:
"Сначала появляется представление, затем мышление, способное выражать то, что вызвано представлением, и передавать его речью"(3). В своих лекциях Зенон прибегал к наглядной аллегории. "Вот образ, - говорил он, вытягивая раскрытую ладонь; затем слегка сгибал пальцы: - Вот согласие", то есть восприятие образа. И наконец, сжав пальцы в кулак, восклицал: "А вот постижение". Высшее же знание он обозначал жестом, в котором кулак сжимался пальцами второй руки. Иными словами, с каждой ступенью познания разум все больше контролирует и осмысляет данные опыта(4).
Реальность мира для стоиков была бесспорной, ибо, как они говорили, "представление не может возникать от несуществующего". При этом подлинной реальностью они считали только то, что способно действовать и воспринимать действия. Ничего вне материи стоицизм не признавал. Однако в ее границах он делил бытие на разумное и неразумное, на пневму и вещество. Пневма, т.е. дыхание или дух, - начало активное и созидательное, вещество - пассивное, управляемое(5).
Человек без труда может установить, что разум действует в нем как "управляющее начало". Естественно предположить наличие такого же начала и во всей Вселенной. "Существует Природа, - говорили стоики, которая объемлет в себе все мироздание и оберегает его; она не лишена ни чувства, ни разума, в самом деле необходимо, чтобы вся природа, которая не единична и не проста, но которая соединена и связана с чем-то другим, имела в себе некое управляющее Начало" (6).
Аристотель мыслил это Начало как чистую форму, пребывающую вне мира; стоики же, вернувшись к теологии ионийцев и Ксенофана, стали проповедниками пантеизма. По их убеждению, единое Божество одушевляет единый космос. Оно наполняет его, "как мед соты". "Сущность Бога все мироздание" (7).
Далее, говорили стоики, опыт показывает, что природа - не только целостная система, но и система рационально и целесообразно организованная. А это есть прямое указание на свойства Мировой Души.
"В самом деле, - писал Хрисипп, - если в природе существует нечто, чего не могли бы произвести человеческий ум, разум, сила, человеческое могущество, то ясно то, что создало это Нечто, лучше человека. И как его назвать иначе, чем Богом?"(8) Это, конечно, не было доказательством в строгом смысле слова. Рассудочный метод мышления вел, как мы видели, лишь к тупику скепсиса. Стоическая мысль о Божестве была интуицией, получившей от разума свою форму. Так возникло понятие о Боге, который есть "живое совершенное Существо, бессмертное, разумное, умопостигаемое, пребывающее в блаженстве, невосприимчивое ко всякому злу, пекущееся о мироздании и находящееся в нем"(9).
Естественно, что, веря только в материальное, стоики считали таковым и Бога. Его субстанция - это космический пламень, о котором некогда говорил Гераклит и учили восточные религии, а также Библия. Но если в Библии огонь это форма Богоявления, то для стоиков Бог и огонь неразличимы, хотя это бурное, пребывающее в постоянном движении и животворящее пламя - не просто стихия, но пир техникон, творческий Огонь. Он "устремляется к созданию мира и содержит в себе все образовательные начала" (10). Из недр божественного Огня одно за другим выделяются вещества и элементы, эволюция которых и созидает Вселенную.
Следуя Гераклиту, стоики называют Бога Логосом. "У них впервые термин "логос" получает неизменный смысл универсального вселенского разума" (11). Средоточием Логоса Зенон считал небо и эфир, а Клеанф - солнце. Сила Божия растекается по миру раскаленной лавой, огненным дыханием, пневмой. В ходе космической эволюции искры Логоса становятся как бы "семенами" новых видов творения. Отсюда учение стоиков о "сперматическом Логосе", эманации, излиянии небесного Огня в природу. Отсюда и глубокая мысль о космосе как одушевленном целом, как организме. "Это явствует, - говорили стоики, - из рассмотрения нашей души, которая есть как бы отторгнутая его часть"(12).
Когда эволюция завершается, гигантская сфера, форму которой принимает мир, вновь расплавляется в горниле Логоса.
"Творец миропорядка, - учили стоики, - через определенные промежутки времени поглощает все сущее и из себя снова рождает его"(13). К этому представлению Хрисипп добавлял концепцию вечного возврата. Пройдут века, и "снова будут Сократ, Платон и каждый из людей с теми же самыми друзьями и согражданами" (14).
Происхождение стоической доктрины круговорота нельзя объяснять просто заимствованием. Она коренится в самом богословии стоиков, в его натуралистическом характере. В ней Бог и мироздание - слиты. А поскольку движениям светил, временам года, восходам и закатам присуща повторяемость, для стоиков естественно было прийти к идее цикличности.
Таким образом. Вселенная, бытие, не имеет, согласно стоикам, ни прошлого, ни настоящего, ни будущего. Эволюция космоса возобновляется вновь, и поэтому его движение есть как бы форма неподвижности. "Кто видел настоящее, тот уже видел все бывшее в течение времени и все, что еще будет в течение беспрерывного времени. Ибо все однородно и единообразно (15). Мироздание не может измениться к лучшему. Оно "во всех отношениях совершенно, поскольку объемлет все и нет ничего вне его"(16). Человек должен угасить в себе всякий ропот и не дать частностям отвлечь себя от созерцания Целого. В созерцании он отрешается от временного и смиряется перед величием "лучшего из миров".