На открытых колёсах (СИ) - Страница 69

Я отмахнулся от ненужных помыслов и залпом выпил то, что оставалось в чашке. Девушка тем временем вздохнула – и выпрямилась на стуле, видимо готовая рассказать мне всё, лишь бы я отвязался.

– Мика, давай расставим все точки над «i». Чего ты хочешь добиться, узнав всю правду?

– Понимания ситуации, – ответил я, подавляя протестующие инстинкты. – Никаких планов. Чисто деловые отношения, как и раньше.

– Хорошо… Примерно год назад я познакомилась с одним парнем – таким же, как ты, гонщиком, только из моей родной Финляндии. Какое-то время всё было хорошо, мы весело проводили время… Я даже на спортивную журналистику поступила потому, что хотела больше быть с ним вместе на соревнованиях…

Она потёрла глаза.

– Мне долго казалось, что у наших отношений есть будущее. Однако со временем всё яснее становилась несерьёзность встреч… И недавно я поставила ему это на вид. – Лайма шмыгнула носом. – Как оказалось, зря.

– Это случайно не кто-то из нашей «Формулы»? – спросил я.

– Нет. Он и в Финляндии-то не очень хорошо катается… Но имени я не скажу. Ни к чему это.

– Понимаю.

Мы умолкли. Главное уже было сказано.

Но уходить не хотелось. Почему-то.

Я всё же пересилил себя, поднялся со стула, подошёл к притихшей Лайме, сказал негромко:

– Не переживайте. Всё образуется, – и неспешно пошёл к двери.

Лайма тоже встала и последовала за мной – наверное, для того, чтобы проводить.

Уже на пороге я остановился, обернулся – и замер, глядя в глаза девушке, неожиданно оказавшейся так близко.

Несколько секунд мы молча стояли, не двигаясь.

А затем у нас сорвало крышу.

– …Что это было?.. – всё ещё с обалдевшим видом спросил я.

Лайма лежала рядом; я кожей ощущал её манящее тепло. По-видимому, она сама не особо поняла, что случилось. Поэтому просто молчала, осмысливая произошедшее.

На часах с того момента, как мы одновременно потеряли голову и пока вновь не пришли в себя, пролетело не больше десяти минут. Но что-то между нами изменилось. Окончательно и бесповоротно. Вопрос только в том, – в какую сторону.

– Спасибо, Мика, – сказала наконец Лайма. – Ты действительно смог мне помочь. Теперь я больше не чувствую себя такой несчастной и одинокой. Но ты же понимаешь, что дальше ничего быть не может?

– Понимаю, – ответил я, глядя в потолок.

Другой бы на моём месте не согласился, стал требовать продолжения и прочее в таком духе. Я же осознавал, что и так спровоцировал нечто из ряда вон выходящее, из-за чего испытывал неловкость и странное чувство вины – и невольно старался привлекать меньше внимания Лаймы. Насколько это в моём горизонтальном положении было возможно.

Девушка что-то забормотала себе под нос, но я, прислушавшись, разобрал:

– Nuapurista kuulu se polokan tahti jalakani pohjii kutkutti…

– Ievan äiti se tyttöösä vahti vaan kyllähan leva sen jutkutti…[45] – машинально продолжил, когда Лайма на миг умолкла.

– Ты знаешь эту песню? – удивилась она.

– Однажды наткнулся в Интернете и случайно запомнил. Ну и как её сюжет коррелирует с тем, что произошло между нами? У нас-то нет таких явных внешних мешающих обстоятельств…

– Есть, просто другие. Разные страны и невозможность регулярно встречаться. Однако главный барьер между нами выстроили как раз мы сами… смешно, но, кажется, только что. Да и не тянем мы на идеализированных персонажей, – слабо усмехнулась она. – Ты так уж точно.

– Спасибо на добром слове, называется… – пробормотал я и вдруг застонал от приступа боли, сковавшей мозг раскалёнными тисками.

Сбросил одеяло, поставил ступни на пол и согнулся, обхватив голову руками.

– Что с тобой? Ты в порядке? – встревожилась Лайма.

– Да-да… щас… – выдохнул я, изо всех сил стискивая пальцами череп.

Боль уже начала возвращаться к обычному уровню, который я за долгое время приноровился терпеть и теперь почти не замечал.

– Тебе плохо? Врач нужен?

– Не сейчас… – процедил я. – Завтра я откатаю две гонки – и лишь после этого можно будет что-нибудь сделать…

– Ты уверен, что сможешь выйти на старт?

– Да. Извини, мне сегодня рано вставать. Я, пожалуй, пойду.

Я встал, оделся, побрал с пола свою бутылку, полную воды, и, пошатываясь, направился к выходу.

Лайма на этот раз за мной не пошла. Зато…

– Удачи, Мика, – донеслось до меня, когда я выходил в коридор.

– Тебе того же, – отозвался я.

И закрыл дверь, которая разделила нас ещё и физически, а не только ментально.

Так для меня начался новый день.

Воскресенье, 20 сентября 2015, Пярну – Аудру.

Звонок будильника вывел меня из небытия и вверг в пучину всегдашней головной боли, к которой на этот раз примешалось ещё одно не менее поганое ощущение.

Во мне как будто что-то сломалось минувшей ночью. Безусловно, я отдавал себе отчёт, что мы с Лаймой не пара ну ни на миг, но подсознание, продолжавшее восхищаться её внешностью (в том числе и как смазанным слепком в памяти), заставляло меня страдать. Я даже глаза не открывал, всё так же лёжа на кровати – с рукой на кнопке выключенного будильника, – чтобы Никита не увидел подступавшие слёзы.

Я неожиданно понял, что, по сути, страдал и всю свою прежнюю жизнь в качестве Шумилова. Стараясь казаться сильным и независимым, я всего лишь прятал душу под маской цинизма, убивая себя изнутри. Несколько лет в том же режиме – и я бы, наверное, закинулся снотворным или шагнул в окно девятого этажа. Теперь мне пусть и было опять-таки плохо в душевном плане, но это был катарсис. Разрушительный, но необходимый.

Плевать, что Лайма в одну секунду похоронила все мои надежды. Главное: я открыл для себя мир подлинно человеческих побуждений и чувств – и был готов удерживать в нём собственное место.

Свою пару я однажды встречу. А всякие прочие пусть остаются в стороне. Я выстою. Без этого никак.

С этой мыслью я снял наконец-таки руку с будильника и открыл глаза.

Пора было завтракать и ехать на трассу.

Брать титул.

Солнце светило сегодня ярко, но не ослепляло, к моему глубокому удовлетворению. Ведь нет ничего хуже, чем водить вслепую вне «гоночного транса». Если, к тому же, вдобавок голова чуть не взрывается от боли, несмотря на незаметно выпитые утром таблетки.

Плюс ко всему нам выдали свежие шины – последний для каждого в сезоне комплект. Следовало правильно ими распорядиться и распределить нагрузку, чтобы в решающей гонке доезжать круги на рабочей резине.

На меня больше не давили напоминаниями о борьбе за чемпионство. Игорь просто заострил моё внимание на прохождении бэнкингов и пожелал удачи. Вместо ответа я молча закрыл визор шлема.

Ну что, поехали.

Ахмед ожидаемо рванул с места как ошпаренный, едва сбоку были выброшены разрешающие флаги. Я и по крайней мере трое прямо у меня за кормой также старт не проспали.

Я сразу сместился влево, к «чисто» стороне решётки, и, преодолев первую дугу, чудом вписался в крутой изгиб перед носом у Кари.

Теперь уж кто кого.

Первый круг мы проехали достаточно ровно: никто не хотел рисковать в самом начале. Как оказалось, это и вовсе не имело бы смысла. Уже на втором витке на маршальских постах взметнулись жёлтые флаги. Эту гонку я не смотрел в записи за отсутствием таковой в свободном доступе, но по хранившейся в памяти таблице кругов заключил, что это вылетел Евстигнеев. Но как, почему – узнать я сейчас не мог.

Как бы там ни было, созданные отрывы уменьшились… на какое-то время.

Наверное, Семён сошёл с дистанции недалеко от пит-лейна, потому как «а» – его болида круг спустя не оказалось на обочине и «б» – ещё через пару минут режим безопасности на первом секторе был снят. Но мне-то какое дело? Все свои десять очков Евстигнеев уже получил, а вот мне предстояло побороться как минимум за полсотни.