На открытых колёсах (СИ) - Страница 5
– Ретроградная, стало быть… но чтоб настолько сильная! – Он изумлённо покачал головой. – Как управлять машиной, однако, ты не забыл. Всё это очень странно… и немного пугает. Пойми: то, что произошло сегодня, весьма серьёзно – и непременно аукнется тебе совсем скоро, если ты не начнёшь лечение. Поэтому, я считаю, на какое-то время о гонках придётся забыть. Вероятно, надолго. Извини, но я вынужден рассказать обо всём твоему отцу. В конце концов, он твой родственник и имеет право знать…
Он направился было в обход меня к двери, но я, не двигаясь с места, выкинул в сторону руку и поймал его за рукав.
– Не говорите ему, – сказал я самым твёрдым тоном, на который в прежней жизни был способен Шумилов. – Я сам скажу… когда придёт время. Дайте мне шанс. Я постараюсь вспомнить… всё, что смогу. Пожалуйста.
– Прости, но я должен…
Я сильнее сжал рукав его белого халата, поднял голову и посмотрел ему в глаза. Не умоляюще, нет. Скорее, взглядом обещая вырвать ему ноги и затолкать кое-куда, если он совершит задуманное.
Через десять секунд он сдался.
– Ну… ладно. Это, конечно, нарушение и всё такое… – Он скривился, будто от горького вкуса, и вернулся за свой стол. – Дай мне слово, что будешь вести себя осторожно и твоя амнезия не приведёт к более серьёзным последствиям, нежели мы имеем сейчас. Но рано или поздно твои родители всё равно об этом узнают…
– Я постараюсь сделать так, чтобы это прошло безболезненно и для них, и для меня. Гонки для меня – святое. Отлучение от них будет сродни вскрытию вен. На воздухе, тупым скальпелем и без анестезии.
– Надеюсь, ты уже почти взрослый и адекватный человек и понимаешь, о чём говоришь. В любом случае после возвращения в Москву ты обязан будешь пройти полное обследование. Включая КТ мозга. Ведь, по моему глубокому личному убеждению, здоровье и ясный ум важнее каких бы то ни было гонок. Даже «Формулы-1», что уж говорить о твоём нынешнем турнире. Впрочем, ты волен считать, как хочешь. Иди, но чуть что – немедленно обращайся ко мне.
– Вас понял, шеф, – хмыкнул я, поднялся со стула и, забрав шлем и всё в него засунутое, пошёл к выходу.
С большой вероятностью врач в это время укоризненно качал головой, глядя мне вслед.
Но мне-то какая разница?
– Ну, что он сказал? – спросил у меня «инженер», как только я вышел из палатки.
– Да нормально всё: сотрясения нет, ушиб разве что… Дал пару таблеток, скоро всё и пройдёт.
– Ладно, тогда жду тебя. Автобус отправляется через час, – сказал парень и, хлопнув напоследок меня по плечу, пошёл вдоль ряда трейлеров и палаток.
Мы остались вдвоём: я и человек, который, кажется, и в самом деле являлся отцом Михаила Жумакина.
– Давай отойдём куда-нибудь: тут как-то шумно… – сказал Юрий Жумакин. – Я хотел бы с тобой кое о чём поговорить.
– О чём? – спросил я, пока мы шли к внутренней стороне ограждения трассы.
Этот разговор мне уже начинал не нравиться.
Мы встали у бортика, положив на него руки, и я пристально посмотрел отцу в лицо.
Да. Отныне Жумакина-старшего надо называть только так. Наверное, у моего «аватара» с ним были достаточно хорошие отношения, и разрушить их своим изменившимся поведением было бы с моей стороны по меньшей мере недальновидно.
Но, возможно, однажды это окажется неизбежным.
– Знаешь, Миш… – начал он, глядя на пустую сейчас старт-финишную прямую с чёрными линиями следов от шин. – Я долго откладывал эту нашу беседу, считал, что всё обойдётся и с тобой ничего не случится… но я думаю, что тебе пришла пора здраво взглянуть на ситуацию. Может, для тебя будет лучше… оставить гонки?
Я молчал. Меня как обухом по голове ударили – в придачу к тому соприкосновению с бортиком.
Ладно – врач об этом заговорил, а тут… один из самых близких людей. Как я вам всем мешаю своими гонками-то?..
– Понимаю: тебе неприятно это слышать, ты увлекался автоспортом с самого детства, но… Неужели ты не видишь, как это всё рискованно? Поверь, я забочусь исключительно о твоей безопасности, а то, не ровён час, всё может обернуться в следующий раз и похуже… К тому же, гонки отрывают тебя от учёбы, а у тебя ведь контрольные, экзамены на носу… Дальше, совмещать всё это будет ещё труднее. Да и карьера не бесконечна. Что, если тебе придётся уйти в двадцать пять? Чем будешь заниматься оставшуюся жизнь? В автошколе инструктором работать?.. А если закончишь нормально университет, сможешь найти хорошую работу и обеспечить себе материальную независимость…
– Ничего ты не понимаешь, – ответил я, отвернувшись от него к серому полотну трека. – Тебе кажется, что гонки – это всего лишь увлечение, от которого реально отказаться под давлением обстоятельств. Но, во-первых, для меня это давление далеко не такое сильное, как для тебя. Одна авария, да ещё и обошедшаяся без особых последствий, не повод для того, чтобы рубить сплеча и губить всё вот так, с маху. Ну а во-вторых – самое главное, – для меня гонки – это жизнь. Ни больше ни меньше. Станешь отрицать, что я уже кое-чего тут добился и при дальнейших удачных выступлениях смогу продлить свою карьеру минимум лет до тридцати, а то и до сорока, как Шумахер? – (Чуть было не сказал «как Кимми Хяйккёнен», но вовремя вспомнил, что в этом времени финский ветеран «Ф-1» на несколько лет помоложе.) – И если я пробьюсь наверх, то на определённом уровне вопрос о денежном обеспечении отпадёт сам собой. Я смогу заработать столько, что мне хватит в России на оставшуюся жизнь… заработать тем, от чего получаю удовольствие. Это мой шанс, и я твёрдо намерен его использовать.
– А если не пробьёшься? Что тогда? Учти, до старости я содержать тебя не стану…
– А я об этом и не прошу. Дай мне пройти до конца текущий сезон, чтобы я мог показать тебе, что в гонках у меня есть будущее. А там и поговорим.
– Хорошо. Но, если ты не войдёшь в пятёрку лидеров по итогам чемпионата, я полностью прекращу финансирование твоего увлечения. Справляйся дальше сам, как сможешь.
– О, да вы бросаете мне вызов, сэр? – фыркнул я. – Значит, спорим на то, какое место я займу в «Ф-4»… Считай, что вызов принят. Я сделаю всё, что будет в моих силах. И даже больше…
– Что тебе на самом деле врач сказал? – внезапно сменил он тему. – Только честно.
«Честно? Ты поставил мне такое условие, а сам говоришь тут о честности?» – подумал я и сказал:
– Потребовал пройти обследование, когда вернёмся. Ты это хотел услышать?
Какое-то время мы молча смотрели друг другу в глаза, не мигая и не отводя взгляд.
И снова мой собеседник отвернулся первым.
– Ты прав. Рано пока решать что-то раз и навсегда. Но постарайся больше не попадать в аварии. Нам с твоей мамой очень бы не хотелось потерять тебя до того, как ты показал бы в автоспорте что-то действительно впечатляющее. Пошли, автобус в Хямеэнлину отходит совсем скоро.
Я последовал за ним туда же, куда до этого ушёл и мой «гоночный инженер», решая по пути: стоит ли мне начать ненавидеть Жумакина-старшего прямо сейчас – или всё же повременить немного?
Главный механик поднялся по откидным ступенькам в разверстый зев трейлера, где пара его подчинённых колдовала над повреждённым болидом, стоящим на подъёмнике примерно в метре над полом.
– Ну что, выяснили, что там стряслось с этим Жумакиным? – спросил главмех. – Он сам ошибся – или имела место какая-то неисправность?
– Кажется, тормозной шланг переднего контура не выдержал давления и порвался, – ответил тот из механиков, что находился ближе к выходу и возился с полуразобранной носовой частью машины. – Странно: вроде и несильно изношен-то был, а оно вон как…
– Покажите.
Главмех подошёл к машине, присел и внимательно осмотрел в долетавшем от выхода свете переданную вышедшую из строя деталь.
– Да, что-то тут не то… – пробормотал он. – Износа и вправду почти не заметно, края разрыва какие-то слишком ровные… Ладно, проведём экспертизу, а там видно будет. Доводите пока транспорт до кондиции. Завтра болиды должны выйти на старт опять-таки в полной боевой готовности, и в ваших же интересах подготовить их так, чтобы риск появления неисправности во время гонок был как можно меньше. Всё, работайте.