На острие меча - Страница 32

—      Но не для данного случая.

—      Хорошо. Отвечу так. На предварительном следствии я показал, что генерал Никифоров был неосторожен в разговорах со мной, и я извлекал из них многостороннюю информацию. Хочу добавить, что я выношу благодарность генералам Михову, Даскалову, Лукову, Лукашу, Маркову, полковнику Генштаба Димитрову и некоторым другим военным деятелям за их усилия в части передачи мне объективных сведений о немецких войсках, политическом положении, предстоящих переменах и переговорах между правительством Болгарии и лидерами фашистской Германии.

В мертвой тишине зала, нестерпимо резанув перепонки, скрипнуло перо стенографистки. Касев, словно пробудившись, вскинул брови.

—      Какой цинизм!

Добрев постучал карандашом о графин с водой.

—      Доктор Пеев! Следите за вашей речью! У суда складывается мнение...

Пеев засмеялся — открыто, не скрывая издевки.

—      Складывается? Скажите — давно сложилось!

В зале, вставая с кресла, грузно заворочался Кочо Стоянов.

—      Заткните ему рот!

Пеев оглянулся на стенографистку. Склонившись над тетрадью, она записала реплику. Отлично! Стенограмма, коли сохранится, будет точным документом, во всем объеме фиксирующем «объективность» и «беспристрастность».

—      Господин председатель! В такой обстановке лишено смысла давать показания. Кочо Стоянов насаждает в суде нравы охранки. Полагаю, что он скоро потребует нас линчевать.

—      Сядьте, Пеев! Продолжайте, господин прокурор.

Пошло, покатило, поехало. Любен Касев сам спрашивал, сам и отвечал. «Да» и «нет» подсудимых превращались у него в отправные точки для длинных интерпретаций, и члены суда, выслушивая их, одобрительно и важно кивали, соглашались.

Так было в первый день и в последующий.

Лишь однажды Пееву удалось высказаться до конца.

—      Обвинение против меня сформулировано по статье 112 «г»... Согласно определению «государстве венная тайна», заложенному в законе, это «факты или сведения, или предметы, сокрытие которых от другой державы необходимо для блага болгарского государства и особо для его безопасности». Согласно этому определению, могут ли данные, переданные нами Центру, считаться государственной тайной?.. Картина ясна. Все мероприятия нынешнего правительства... приносят пользу только Германии. Следовательно, сокрытие этих тайн необходимо не нам, не болгарам, а фашистской Германии, ведущей агрессивную войну на уничтожение народов. В таком случае уместен вопрос: есть ли налицо хоть один из элементов статьи 112 «г», то есть имеется ли здесь «государственная тайна», сокрытие которой закон признает необходимым? Абсолютно очевидно — нет! Отсюда следует, что не может быть и речи о совершении мною и моими товарищами преступления.

Иван Добрев не нашел оснований, чтобы прервать Пеева. Вопрос касался трактовки закона, и делом Касева было разбить аргументы, противопоставив им свою логику юриста... Вот только удастся ли? Система защиты, избранная Пеевым, не содержала изъянов, и Добрев понимал, что Касеву придется туго. Единственное, что остается,— подменить одни понятия другими, подтасовать факты, и суд поможет ему сделать это. Так зачем же прерывать Пеева? Пусть говорит.

Пеев догадывался, о чем думал Добрев, и, продолжая, еще некоторое время придерживался чисто юридических моментов, стараясь создать базу для последних, самых важных выводов, которые обязательно надо высказать, и таким образом, чтобы председатель не получил возможность заткнуть рот.

— Господа судьи! Это мое понимание закона находит подкрепление в том объективно существующем обстоятельстве, что Болгария не является прямой участницей военного союза с фашистской Германией и одновременно не находится в состоянии войны с СССР, что лишает суд возможности предъявить нам обоснованное хоть каким-нибудь законным актом обвинение в разглашении «государственной тайны», подрывающем безопасность державы. Это ясно даже не юристу, а гимназисту, умеющему применять меры ординарной логики. И наконец, хочу спросить: какой из двух сторон в смертельной войне между Германией и Советским Союзом следует помогать, дабы сохранить неприкосновенным суверенитет нашей державы? Понятно, не Германии! Понятно также, что справедливым будет способствовать ее разгрому!.. Перехожу к обвинению в коммунистической деятельности. В наше время служить коммунизму означает, что, с одной стороны, ты служишь человечеству и его будущему, а с другой — своей родине и ее будущему. В то время, когда силы мира предельно дифференцированы, когда коричневая чума противостоит красному знамени, честные люди, естественно, сплачиваются под флагом борьбы за счастье человечества. Они поднимут рано или поздно красный флаг и над свободной Болгарией. Встаю рядом с ними с сознанием, что помогаю всем, чем могу, грядущей победе!.. Я кончил, господа!

У Добрева определенно была замедленная реакция. Он спохватился, когда Леев уже сел. Рука председателя механически потянулась к колокольчику, замерла на полпути и опустилась на папку с делом. «Опоздал!»

...Третий день был днем приговора.

Добрев, монументальный, всем видом демонстрирующий непреклонность, читал, словно декламировал.

— Семнадцатое ноября тысяча девятьсот сорок третьего года. Военно-полевой суд в составе... от имени его величества Симеона II, царя болгар, рассмотрел...

Формулировки были путаные, корявые, и Леев подумал, что при правильном отправлении правосудия адвокату в кассационной жалобе ничего не стоило бы камня на камне не оставить от приговора. Но это — в нормальном суде, а не в военно-полевом...

«1. Подсудимые Александр Костадинов Пеев, Эмил Николов Попов и Иван Илиев Владков приговорены:

а. за то, что в военное время — с 1940 года по апрель 1943 года, в период, когда болгарская держава находилась в состоянии войны... проникали в государственные тайны, собирая их внутри державы и передавая через специальную радиостанцию... тогда, как сохранение этих тайн необходимо было для блага и безопасности нашей державы,— на основании ст. ст. 112, п. 1, 112 «г» п. 3 и 118 Наказательного закона вкупе со ст. ст. 22 «б» и 22 «г» Закона о защите государства —

каждый к наказанию: смерти через расстрел, с лишением прав, и дополнительно по ст. 30, пп. 1—4, б и 7 Наказательного закона —

к уплате в пользу государственной казны по 500 000 левов штрафа каждый;

б. за то, что в военное время в 1942/43 гг. они изыскивали средства, содействовали и помогали нелегально существующей в Болгарии БКП и ее членам, на основании ст. ст. 3 и 17 Закона о защите государства —

каждый к наказанию:      смерти через расстрел, с лишением прав по ст. 30 Наказательного закона.

По правилам совокупности и согласно ст. 64 и 66 Наказательного закона подсудимые за совершение названных двух преступных деяний должны понести единое наказание, а именно каждый:

смерть через расстрел, с лишением прав по ст. 30 Наказательного закона, и уплату в пользу государственной казны штрафа в размере 500 000 левов.

Приговор окончательный и обжалованию не подлежит».

Среди осужденных не было: Никифора Никифорова, Янко Пеева, Александра Георгиева — помощников Пеева, которых ему удалось спасти от расправы.

...Осужденных к казни развели по глухим одиночкам. Проявили «милосердие» — разрешили написать последние письма. Завещания долго читали в канцелярии, выискивая «криминал» и... не передали родным, отправив в архив.

Вот они, эти письма.

Иван Ёладков — жене.

«...Знаю, что, может быть, скоро паду в борьбе против подлого болгарского капитализма, против предательской буржуазии. Вся моя жизнь скрашена борьбой за социализм, борьбой за свержение эксплуатации. Не тужите! Знайте, что я пал в этой великой борьбе против подлого фашизма, который уничтожил свободу, культуру, сделал нас бесправными рабами.

Я люблю свободу, мирный труд, люблю и вас обоих. Прошу тебя, дорогая моя Маруся, сохрани нашего дорогого ребенка, чтобы он вырос бойцом, которым будет гордиться освобожденная социалистическая Болгария, как она будет гордиться тобою и мною, павшим в борьбе.