На острие истории (СИ) - Страница 5

– Товарищ комбриг[10], вам плохо?

Адъютант? Ординарец? А, не важно, сейчас не важно… Делаю неопределенный жест рукой. Удивительно, что рука слушается… Комбриг? Это где-то генерал-майор? По краю – полковник. Командир отдельной бригады, дивизии, иногда и корпуса.

– Воды… Нет… Чаю три стакана. Сладкого, – уточняю, вспоминая инструктаж. После переноса необходима глюкоза для мозга и много воды. Оптимально – апельсиновый сок, свежевыжатый, но где его взять? Так что чай – он в зимнее время даже предпочтительнее сока будет. Точно, наш медик подчеркивал, что сок – это только для жаркого времени. Для зимы – чай, и сахару не жалеть! Сейчас сладенького попью, а потом начнет приходить информация из моего нового тела, кто я там, комбриг? Так это что-то типа генерал-майора, командир, как минимум, бригады, а по тем временам от дивизии до корпуса могло перепасть. И все-таки, кто я и где я… Нет, кто Я, я знаю, а имею в виду кто Он, который теперь я… Смотрю в небольшое зеркальце. Ничего вроде, не старый еще, черты лица волевые, даже приятные. Волосы гладко причесаны, пробор слева, небольшие залысины, даже чуток седина мазнула по волосам. Не писаный красавец, но ничего себе. Физически развит хорошо, тугие мышцы ощущаются под рубахой, как канаты… О! Чай! Сейчас нахлебаюсь горяченького и начну вспоминать. О! Руки работают, махи махают, ноги сгибаются, могу и присесть…

Наверное, у меня был совершенно идиотский вид, когда ординарец принес три стакана чая. На подносе, кроме чая, было несколько сушек, которые, скорее всего, мой реципиент обожал. Поднявшись, стал пить обжигающий чай из стакана с латунным подстаканником, размешивая сахар ложечкой. На сушки обратил внимание только после второго стакана. Какое счастье! Самому! Размешать сахар в стакане, самому пить горячий чай, пусть обжигаясь, пусть! Но ведь это все делаю сам, без посторонней помощи и без усилий! Это было торжество! Как захотелось крикнуть, как в паршивеньком водевиле, в самом конце: «Шампанского»!

И тут случился ОБЛОМ! Так круто меня еще не подставляли! СССУКИИИ! БББББЛЛЛЛЛЯЯЯЯЯЯЯЯДДДДД…. ППППИДДДАААРРРР…ы. Стала поступать информация из реципиента! Итак… Я… меня… вселили в… БББББ…ь! Я теперь… Виноградов Алексей Иванович! Комбриг! Мне сорок лет! Командир 44-й стрелковой дивизии! И жить мне осталось около месяца! Потому что двигается дивизия на Финскую[11], где ее разобьют на Раатской[12] дороге! А меня вместе с комиссаром дивизии и ее начальником штаба расстреляют перед строем 11 января 1940 года (подсказала услужливо фотографическая память)… Вот оно, натуральное блядство! От ярости и от всего, что на меня нахлынуло, непроизвольно сжались кулаки и жахнули по столику, да так, что стаканы слетели на пол… Заглянул испуганный ординарец.

– Убери тут, я покурю…

Вот! Реципиент курил, курил часто, пользовался сигаретным перекуром, чтобы что-то обдумать, как он говорил «обмозговать»… Ага, ага! Выйдя в тамбур (а ножки-то слушаются!) затянулся крепким табачком. Что это я курю? Беломор-канал! Ух-ты, в это время папиросы из дорогих. Ну, не самосад, и ладно… А рука-то болит! Не хватало еще перелом или трещину какую заработать…

Боль неожиданно помогла собраться, курение чуток прояснило мысли. Почему меня закинули сюда и именно в этого реципиента? Почему не в Сталина или Берию? Тут интересный феномен. Он называется волевым порогом. У большинства людей на вершине власти или около нее воля как психологический феномен – более чем развита. Типа, вижу цель – не замечаю препятствий. Подавить волю такого реципиента и подсадить ему сознание донора теоретически возможно, а на практике, увы! Простой выход – донора выкинут за несколько секунд в никуда, худший вариант – с телом реципиента случится удар – инсульт или инфаркт, может быть еще какое-то расстройство психики и даже летальный исход. Если взять волю обычного человека за единицу, в такой объект подселить донора вполне науке по плечу. У военных по-разному, вот у генерала Жукова[13] волевой порог о-го-го какой! Зашкаливает! За восьмерку по десятибалльной шкале. А вот у моего комбрига, видимо, с порогом все было на уровне обычного обывателя или, даже ниже. От половины единицы до полутора. Вполне наше аппаратуре по зубам. Из-за этого? Так? Собраться! Бля! Собраться!

Я курил и крыл матом – себя, согласившегося на эту авантюру, сволочей-ученых, которые меня подставили под расстрел, эту войну, которая нах… никому не нужна была… В общем, высказался (но в мыслях). А вот когда перекурил, тогда и возник главный вопрос: «Что делать»?

В голове стали крутиться мысли, две из них сумел выделить и собрать воедино.

Этот домик в горах кто-то когда назвал замком. Это действительно был замок очень бедного рыцаря, поместье которого очень быстро пришло в упадок. С концом эпохи рыцарства дом переходил из рук в руки: им владели и австрийские аристократы, сбежавшие сюда от гнева монархов, и новые немецкие помещики, быстро жиреющие на выкупленных землях, и еврейские банкиры, которые старательно выдавали себя за коренных немцев, и прусские военные, чьи не самые большие доходы позволяли жить в не самых роскошных условиях. У домика была странная карма: мало кто владел им более десяти лет. Обычно через 3 года, пять лет максимум, он перепродавался. На границе двадцатого века обитателями замка стали военные в морской форме. И вот почти полвека этот дом хозяев своих не менял.

В зале с неизменным камином было тепло – в камине горели дрова, на небольшом столике стояла выпивка – без роскошества и варварского великолепия: бутылка французского конька, немецкого шнапса и красного греческого вина, все они были початыми, что не мешало наслаждаться их содержимым. В зале у камина расположились двое. Они оба были в штатском, но никого это смущать не должно было – они чаще носили форму военно-морского ведомства, чем гражданский «прикид». Оба господина пили коньяк, закусывая тоненькими ломтиками сыра, вот этой странной традиции русских закусывать коньяк лимоном оба не разделяли.

– Вилли[14], всё-таки фюрер утвердил план?

– Фридрих, вы понимаете, что утвердил, это не определение, он торопит всех с этим планом, как будто боится куда-то опоздать. Наши стратеги осторожничают, но он сделал ставку на шустрого Левински, хотя мне его план кажется слишком уж смелым.

– Франция обречена?

– Да, фюреру не нравится долгое затишье. Теперь он готовит бурю.

– Если я не ошибаюсь, одной Франции для победы над Островом будет маловато.

– Фюрер решил поставить на Деница[15].

– Это, не смотря на свою страсть к большим морским корабликам?

– Несомненно, решение было непростым. Но Дениц предложил стратегию, которая решает вопрос быстро и без таких гигантских затрат, какие обосновывает Редер.

– Ну тогда все идет прекрасно, зачем я понадобился тебе?

– Единственный шанс лаймов, по мнению моих экспертов, это втянуть в войну СССР.

– А что фюрер?

– Фюрер уверен, что стратегические интересы германской нации – в завоевании пространств и ресурсов России. Ему говорили, что война на два фронта – это безумие, но он слушать никого не хочет. Он уверен в своей стратегии и в своем видении войны. А Пакт фюрер считает необходимой страховкой. После обрушения Франции и обуздания Британии нашей целью станет Россия.

– Это обычное его упрямство или за этим стоит кто-то еще?

– Фриц, вы же стояли у истоков нашей организации, пусть не в самом начале, вы не настолько древний, хотя род ваш насчитывает семь столетий, если я не ошибаюсь.

– Если я доживу, в сорок третьем перевалит за восемь столетий, Вилли.