На окраине мира (СИ) - Страница 69

Под недоумевающими взглядами побратимов он молча перекусил, беззастенчиво опустошив котелок до самого дна. Услышал возмущенный вздох Лакра и почувствовал неодобрение остальных, но только вяло отмахнулся: Белик все равно не притронется. Кусок пирога, оставленный для них обоих, наемник правда, не взял, но зато неожиданно задумался над тем, по какой причине мальчишка старается не приближаться к людям.

С едой теперь все ясно - любит свежее и пойманное своими руками; отказывается от угощения только по причине того, что не желает быть нахлебником; ест редко, но помногу, если судить по количеству жарившегося мяса, и при этом отчего-то не желает, чтобы о его странностях знали посторонние.

Ночи он тоже проводит в одиночестве - то ли по той же причине, по какой взвился намедни из-за недолгого прикосновения, то ли вообще привык быть один. Еще он довольно ловок, очень подвижен и весьма силен, о чем с виду даже не скажешь. Руки у него худые, но поразительно крепкие, будто из канатов свиты. На ощупь вообще - не руки, а стальные пруты. Сам вчера убедился. При всем том пацан совсем не боится рисковать (а судя по некоторым высказываниям - даже специально нарывается). В лесу чувствует себя, как дома. Спокойно ориентируется на местности, отлично зная такие редкие в здешних краях местечки, как тот схрон или особо защищенная полянка, где им довелось однажды остановиться.

Он очень неглуп, хотя зачем-то постоянно выдуривается. Остер на язык, не лезет за словом в карман. Неплохо знает историю этих мест, особенно то, что касается Диких Псов. Явно благоволит и уважает Гончих. Как всякий воин, ценит и признает хорошее оружие. Ножами владеет, вероятно, с неменьшей ловкостью, чем ложкой. Насчет всего остального пока неясно - он очень скрытен. Но не зол по природе, хотя временами умеет быть невероятно жестким. Имеет очень странных и влиятельных друзей среди людей и нелюдей, но все равно предпочитает держаться в стороне. Зачем-то ищет уединения. Способен на преданную дружбу, умеет трепетно заботиться о тех, кто ему дорог. Однако на самом деле редко когда бывает по-настоящему откровенным и за внешней бравадой умело скрывает какую-то давнюю, сильную, отнюдь не притупившуюся с годами боль, которая временами начинает сводить его с ума.

И эта флейта... Стрегон никогда прежде не слышал, чтобы на ней кто-то так играл. Даже проведя немало времени среди Перворожденных, не раз слушая, как играют наученные этому трудному искусству барды... слушая эльфов, смертных, редких полукровок... он даже подумать не мог, что всего лишь одной тихой мелодией можно выразить так потрясающе много. Свою боль. Глухое отчаяние. Сомнения. Смутные страхи. Печаль. Неподдельное горе. Слабую надежду на будущее... Белик умел открывать в музыке свое сердце. И умел тронуть чужую душу так, как это ни у кого и никогда раньше не получалось. Не зря даже взбудораженный Курш сегодня благоговейно притих. Не зря немедленно бросил вожделенное мясо, осторожно опускаясь на землю. Не зря с немым обожанием следил за тонкими пальчиками хозяина. И не зря после того, как он, наконец, открыл глаза, с благодарным урчанием прижался.

Признаться, Стрегон и сам не мог прийти в себя довольно долго. А неловко пошевелился в своем укрытии только тогда, когда последние ноты уже отзвучали, а встряхнувшийся Белик решительно встал.

Конечно, нельзя лишать человека права на тайну. Нельзя заставить его признаться в том, во что он не желает посвящать чужаков. Нельзя насильно вызвать чье-то доверие или потребовать рассказать все свои секреты.

Стрегон уже успел убедиться: Белик, если не хочет чего-то делать, никогда не станет, как бы на него ни давили. Но, в то же время, если что-то решил, то уже не отступится. И неважно, чем это будет грозить ему самому. Неважно, каких трудных решений это потребует. Ясно одно: он никогда не бросает слов на ветер и никогда не обещает того, чего не сможет выполнить. Умело прячет свою настоящую суть под маской дурашливого сорванца, искусно играет на чужих чувствах, охотно изучает других, испытывая при этом какое-то необъяснимое удовольствие. Но сам настойчиво держится в стороне. Не доверяет, не ищет дружбы, не стремиться оказаться ближе, чем может себе позволить. И это, как ни странно, вызывает смутное желание все изменить. Как молчаливый вызов. Как брошенная на землю перчатка. Как аромат древней тайны, который неуловимо дразнит чуткие ноздри и заставляет упорно стремиться вперед. Заставляет не обращать внимания на едкие речи, прощать разные дерзости, закрывать глаза на подколки и вызывает невероятно острое, ничем не объяснимое желание понять: ПОЧЕМУ ТАК?!!

Стрегон задумался настолько глубоко, что на какое-то время просто выпал из реального мира. Отрешился от звучащих неподалеку голосов побратимов, непонимающих взглядов, вопросительно поднятых бровей. И даже когда из-за дальних деревьев выступили три молчаливых тени, закутанные в плотные зеленые плащи, он не сразу сообразил, что, наконец-то, дождался тех, ради кого отправился в столь долгое путешествие. А пришел в себя лишь тогда, когда вернувшийся в этот же самый момент Белик с извечным недовольством в голосе бросил:

- Слава тебе, господи... явились! Стрегон, вон те три зеленых стручка и есть типы, которых ты искал?

Во внезапно наступившей тишине наемник упруго поднялся, прислушался к громко заколотившемуся сердцу, всмотрелся под густую тень низко надвинутых капюшонов, где отчетливо блеснуло нечеловеческой зеленью, а потом, буквально на секунду опередив побратимов, с нескрываемым почтением наклонил голову.

- День добрый, Seille.

Наниматель, выйдя из тени, быстро огляделся и коротко кивнул.

- Здравствуй, Стрегон, - властно бросил он. - Далеко же вы забрались.

- Прошу прощения. Нам показалось неразумным держаться на виду.

- Вижу. Понимаю. Одобряю твой выбор.

- Та-а-к, - неожиданно нахмурилась Белка, заслышав мелодичный голос незнакомца. - Мне показалось или тут действительно завоняло эльфятиной? Да не простой, а редкостной? Я бы даже сказал: ОТМЕННОЙ эльфятиной!!

Курш, принюхавшись, недовольно заворчал. А Стрегон, вздрогнув от неожиданности, внутренне похолодел: боги, да что же вытворяет этот мальчишка?! Совсем сдурел?! Как смеет говорить в ТАКОМ тоне?!! Да еще в глаза!! Не таков был их наниматель, чтобы стерпеть подобное: от его присутствия порой мороз драл по коже, слабела воля и пересыхало в горле. Даже у Братьев. Иначе не стали бы сразу два (ДВА!!) лучших ситта, состоящие из одних только Магистров, ему беспрекословно подчиняться. Перворожденные даже сейчас слыли непревзойденными бойцами и крайне опасными в гневе существами. Никогда не спускали неуважения или пренебрежения к своим персонам. А Белик... Белик всего в трех словах успел их оскорбить смертельно! И это при том, что сам Стрегон вряд ли на это когда-нибудь бы решился, потому что нанявший их эльф был действительно немолод и ОЧЕНЬ опасен. А это значило, что, скорее всего, на поляне очень скоро станет одним человеком меньше.

- Что это за дерьмо?! - громко возмутилась Белка, словно не заметив, как побледнели лица у ее спутников. - Стрегон, ты почему не сказал, что с вами будут ушастые?!

Лакр с тихим стоном закрыл глаза: ну, все. Худшего нельзя было и придумать. Терг обреченно сжал кулаки, понимая, что больше они Белика уже не увидят, а остальные только сглотнули, когда тяжелые взгляды эльфов уперлись в раздраженно сплюнувшую Гончую.

- Зар-р-раза! Вот уж подстава, так подстава! Не ожидал я от вас... никак не ожидал. Ну, сволочи... и ты, рыжий... даже не намекнул... э-эх, надо было вас сразу к стенке ставить и трясти, как хмера - оленя... Курш, пошли-ка отсюда! На кой ляд нам нужны эти зеленые стручки! Я не нанимался вести никаких ушастых нелюдей. С меня и этих шестерых недотеп вполне довольно. Если б люди, я б еще стерпел, но ЭТО... с детства не переношу ушастых! Аire, господа, было очень НЕприятно с вами познакомиться!

Перворожденные издали какой-то странный звук, когда она, подхватив свой мешок, с ходу взлетела на спину грозно оскалившегося грамарца и решительно повернула к лесу. Стрегон даже подумал: не сдержатся, швырнут в спину чем-нибудь острым и - поминай, как звали. Да и виданное ли дело - оскорблять эльфов?! В лицо?! При всем честном народе?! Да еще так страшно, как это умудрился сделать неугомонный пацан?!