На окраине мира (СИ) - Страница 62

Закончив с ранами, Гончая дала им время подсохнуть, подула для верности, а затем, убедившись, что тонкая пленка достаточно надежна, осторожно отложила голову Курша и со вздохом подошла к котелку, в который до сих пор медленно стекала кровь с подвешенной на суку туши молодого кабана.

- Спасибо, - тихо бросила в пустоту, ни на кого не глядя. Появления Стрегона, кажется, даже не заметила. Зато снова порылась в своем мешке, выудила оттуда какие-то засохшие травки, тщательно разжевала, бросила в остывшую кровь, налила туда же из прозрачного флакона примерно четверть имеющегося "нектара". Тщательно размешала. Дала постоять. Сама в это время уверенно разделала тушу, умело срезав почти всю мякоть и порубив ножом на достаточно мелкие куски. Затем утерла повлажневший лоб, оглянулась на бьющегося в агонии скакуна, снова подошла и проверила ранки. А потом, наконец, глубоко вздохнула.

- Парни, держитесь подальше, ладно? Мне какое-то время будет СИЛЬНО не до вас.

Лакр непонимающе моргнул, когда она какой-то мрачной решимостью вдруг прикусила губу и, притянув к себе голову Курша, легонько ткнула его пальцем в шею. А потом схватила так крепко, как только могла, потому что умирающий конь вдруг взвился, затрепыхался, будто мотылек в паутине, завыл на одной низкой ноте. Еще не пришел в себя полностью, хотя явно уже не был в беспамятстве - просто от дикой боли, которую причинял ему страшный яд, совсем не понимал, что творит. А потому заметался, захрипел, выскочившие из копыт когти снова начали неистово рвать под собой землю. Но вырваться ему не позволили - сильные руки внезапно жестко вздернули его за подбородок, а смутно знакомый, невероятно жесткий голос властно потребовал:

- ЛЕЖАТЬ!

Грамарец дернулся и в последнем усилии распахнул глаза, смутно чувствуя, что должен откликнуться, должен хотя бы увидеть существо, которое посмело отдавать ему приказы. Должен подняться, встретиться с ним глазами и понять, почему же этот ледяной, поистине мертвый голос вдруг стал так важен.

- СМОТРИ НА МЕНЯ, КУРШ! ПОСМОТРИ СЕЙЧАС ЖЕ!

Задыхаясь от боли, дрожащий всем телом грамарец все-таки повернулся на голос. Белка рывком запрокинула его голову еще выше и буквально впилась бешено горящими глазами в его тускнеющие зрачки.

- СМОТРИ ПРЯМО! ОТДАЙ МНЕ СВОЮ БОЛЬ! ОТДАЙ НЕМЕДЛЕННО! ТЫ - МОЙ!! ТЫ МЕНЯ ВЫБРАЛ! И ТЫ ПОДЧИНИШЬСЯ! ОТДАЙ ЕЕ!!! ОНА - ТОЖЕ МОЯ! ОТДАЙ!

Курш сильно вздрогнул и вдруг затих, неотрывно глядя в стремительно разгорающиеся огоньки - его любимые огоньки, в которых он всегда обожал понарошку тонуть. Такие дивные, красивые, яркие... настоящие эльфийские изумруды, исполненные странной силы и непоколебимой уверенности. Властные. Жесткие. Родные. В которых так и не угас безумный страх за него - глупого детеныша, рискнувшего выбрать себе такую ужасающе прекрасную хозяйку.

- ОТДАЙ!

От жесткого голоса Белки наемники дружно вздрогнули, зябко поежившись от пробежавших по коже холодных мурашек. Они не видели ее глаз, но по отвердевшему и словно окаменевшему профилю неожиданно поняли, каких усилий ей стоило держать умирающего друга на самой грани. А когда Курш послушно затих, когда в его черных радужках вдруг замелькали холодные изумрудные отсветы, так же внезапно поняли, что стали свидетелями чего-то очень странного.

В какой-то момент Белка наклонилась так низко, что почти уперлась лбом в мокрую черную шерсть. Ее пальцы, держащие чужую шею, побелели от жуткого напряжения. По лицу пробежала болезненная судорога, из горла вырвался долгий вздох, страшно напрягшееся тело задрожало от невыносимой боли, которую недавно испытывал Курш. Но зато его взгляд вдруг стал осмысленным, разумным, почти спокойным, однако вместе с тем - и очень несчастным.

Поняв, что сделала для него любимая хозяйка, грамарец жалобно заскулил, а она только прижалась крепче, переживая трудный миг Единения, крепко обняла и тихо прошептала:

- Вот так. Теперь все будет хорошо, малыш. Я не дам тебе умереть.

Курш горестно застонал, хорошо зная, ЧТО ей сейчас приходится выносить, но Белка так же неожиданно отпустила его и дрожащими руками потянулась к котелку. Тяжело дыша и едва не падая, подтащила ближе, осторожно наклонила, а затем принялась лить смешанную с "нектаром" кровь в подставленную грамарцем глотку.

Лакр хорошо видел, как опасно гуляет полная до краев посудина, как дрожит синяя жилка на виске жутковато скрипнувшего зубами пацана. Как тяжело вырывается дыхание из его груди, как медленно стекают по побелевшему лицу капли внезапно выступившего пота. Как хрипит и давится этой кровью освобожденный от жуткой пытки Курш... а потом вдруг осознал, что все, что должен был испытывать он, сейчас странным образом сумел забрать себе Белик, и в ужасе отшатнулся.

- Ты что делаешь?! Белик, ты что натворил?!

Белка даже головы не повернула. Только руки задрожали еще сильнее, да наружу просочился предательский стон. Казалось, ее раздирают изнутри пыточные клещи, жгут елкой щелочью, плавя кости и мышцы, льют в глотку раскаленный свинец и мучают, мучают, мучают бесконечно, только и дожидаясь, когда она все-таки сдастся. Белка резко прикусила губу, не заметив, как тоненькой струйкой сочится по подбородку кровь. С трудом стояла на коленях, едва не падая на измученного этой же самой пыткой Курша, но хорошо знала, что если не справится, он быстро умрет. А потому упорно держалась и продолжала лить кровь, в которой был растворен драгоценный "нектар" - его единственное спасение.

Когда котелок опустел, она на долгое мгновение зажмурилась, потому что на одну бесконечную минуту жжение в груди стало по-настоящему нестерпимым. Но потом внутренний жар немного угас, глаза прекратило заливать едким потом, а голос Лакра перестал звучать, как испорченная труба.

- Белик?!

- Не шуми, - хрипло каркнула она, обессиленно опускаясь на землю. - Мясо лучше дай: Куршу нужны силы. И развяжите его. Теперь уже можно. Он больше не будет рваться - я не позволю.

- Ты что с собой сотворил?! Что наделал?! Какую дурость опять выдумал, а?!!! - зло рявкнул ланниец, торопливо подтаскивая заранее приготовленные куски.

Она молча забрала протянутое им мясо, стараясь не смотреть на то, как сильно трясутся пальцы. Так же молча просунула в липкую от крови пасть грамарца, старательно затолкала и слабо улыбнулась, когда Курш со стоном, с трудом, почти ненавидя себя, но все-таки сглотнул. Она знала, что на выздоровление потребуется время. Что двинуться в путь они смогут не раньше, чем через сутки, в течение которых ему придется почти постоянно есть, чтобы восполнить запасы, которые высвобождал сейчас "нектар". Однако Курш начал глотать сам, а это значило, что с каждой минутой им обоим будет становить все легче и легче. Это значит, что она все-таки успела, лекарство сработало, и он (а это самое главное) будет жить.

- Развяжи, - тихо повторила Белка, когда Лакр нерешительно взглянул на путы.

Он всмотрелся в ее белое лицо и внезапно вздрогнул, подметив жутковатые отсветы в глазах, которые от него старательно отводили. Тяжко вздохнул, гадая о причинах, но послушался - сердито ворча, принялся развязывать тугие узлы. И все время, пока она кормила оживающего питомца, беспрестанно сплевывал, зло косился и шипел на некоторых недалеких болванов, которые вздумали помереть тут у них на руках.

Поняв, что друг работает слишком медленно, к Куршу решительно шагнул Ивер. Затем переглянулись Терг с Торосом, дружно вздохнули и принялись за узлы на тех веревках, что еще оставались. Стрегон пару минут следил за тем, как слаженно и единодушно они ринулись на помощь, а потом со странным раздражением подумал, что дерзкий мальчишка как-то слишком уж быстро стал для них чем-то большим, чем просто проводником. Особенно сейчас, когда так отчаянно рисковал собой ради, в общем-то, простой, бессловесной, хоть и разумной твари.

Едва с мясом и веревками было покончено, Курш подполз ближе и свернулся вокруг устало прислонившийся к сосне хозяйке черным змеем. Положил морду на колени и, преданно заглянув в потускневшие глаза, тихонько заскулил.