На одной далёкой планете - Страница 88

Слово способно повредить разум человека, если оно слишком тяжелое, поэтому разум поначалу инстинктивно отталкивает его. Оникс сказал очень тяжелое слово, такое тяжелое, что оно отскочило от сознания Гордия. Голова его стала как будто деревянной и утратила способность соображать. Он силился вникнуть в смысл сказанного, но не мог. Достаточно навидался и натерпелся он с тех пор, как воскрес — редкий человек выдержит столько, — однако ясности мысли не терял. А теперь мозг его забуксировал и отказался работать.

— Я не понимаю, — сказал Гордий, морщась от умственного напряжения. — Разве можно уничтожить Универсум?

— Можно. Человек — высший результат игры материи, и он способен уничтожить саму игру. Кристалл Смерти на миллиардную долю секунды парализует дух, которым держатся материальные формы, и Универсум рассыпается, как карточный домик. Это открытие сделали древние мудрецы, а мы разработали его в деталях и создали игротеку Смерти.

— Опять не понимаю. Зачем нужно разрушать Универсум?

— Затем, что он устал от бытия, от самого себя. Кроме того, нам важен не результат, а процесс. Мы взваливали на свои плечи тяжкое бремя бессмертия. Игра помогает нам нести его. Без ее освежающих вихрей мы давно бы сошли с ума от однообразия своей работы.

Голос старика, негромкий, спокойный, никак не вязался с жутким содержанием его речей. Так мог говорить только ведающий истину. Гордий почувствовал приступ мистического страха, словно перед ним стоял не живой человек, а сам Дух Мрака, извечный враг Жизни.

— Слушай… это невозможно, — проговорил он в растерянности. — Как вы могли додуматься!

— А ты как мог додуматься взорвать Астру?

— Но это всего лишь планета! Я верил, что исполняю волю Нандра!

— И мы действуем, исходя из своей веры. Универсум — это гигантская игротека, замкнутая сама в себе, поэтому нет ничего противоестественного в том, что от игры он и погибнет. Игра в кристалл Смерти доставляет высшее наслаждение высшему произведению Универсума — человеку, значит, для того и создан человек, чтобы играть в нее. Как видишь, все логично.

— Да… логично, — механически повторил Гордий. Он чувствовал себя беспомощным перед этой убийственной, математически выверенной логикой. Его собственная отчаянная затея казалась ему теперь невинной забавой по сравнению с сатанинским развлечением близнецов.

В помещении было совсем светло от потока солнечных лучей. Гордий услышал щебетание птиц, доносившееся из открытой оконной фрамуги. Планета Астра, воспользовавшись заминкой, начинала новый день. У нее были свои дела, которые без ведома людей она исправно выполняла уже многие миллионы лет.

«Какую глупость я затеял!» — подумал вдруг Гордий, слушая птичьи голоса. С глаз его словно спала черная повязка, он увидел истину такой, какая она есть, и состояла эта истина в том, что он, Норд Гордий Виртус, не оправдал надежд своих товарищей. Он просто-напросто струсил перед жизнью! Поддался чувству ненависти, вывел несложную формулу мести и едва не совершил непоправимую ошибку! Нужно было что-то предпринимать, чтобы не допустить еще более страшной ошибки.

— Какова вероятность того, что вы получите черный кристалл? — спросил он.

На худом лице старика обозначилась еле заметная улыбка.

— Вся прелесть игры в том и состоит, что этого никто не знает. Может быть, через тысячу лет, а может быть, завтра.

Гордию пришлось сделать над собой усилие, чтобы сохранить спокойствие. Перед ним был человек с уникальной формой сумасшествия, твердый, как алмаз, в своих убеждениях, могущественный и опасный. Спорить с таким трудно, почти невозможно. Но все же это человек, и что-то человеческое в нем должно остаться.

— Слушай, Оникс, — сказал вдруг Гордий с неожиданным для себя душевным порывом. — Ты ведь не демон, а? У тебя и твоих братьев, как и у всех людей, была мать. Вы удовлетворили свое честолюбие, получили власть, убив человеческий дух. Но зачем убивать Вселенную?

— А что предлагаешь ты?

— Не знаю… надо подумать. Для начала, может быть, восстановить былые идеалы, вернуть людям богов, а потом…

— Да ты шутишь, брат, — перебил его Оникс, и на лице его снова появилась холодная, неживая улыбка. — Твои бедные боги сойдут с ума, увидев космическую ракету. Назад пути нет.

— Но ваш путь тоже ведет в никуда. Погасив в человеке дух, вы оскопили его, лишили подлинной красоты!

— А кто, скажи на милость, устанавливал эталоны красоты? Чем тебе не нравятся наши воспитанники? Они непосредственны и милы, как животные, потому что лишены того адского огня, который носили в своих душах люди эпохи Тьмы. Прекраснодушные простаки вроде тебя и твоих друзей вместо того, чтобы погасить его, раздували с помощью идеалов. Идеалы… какое глупое изобретение! Все ваши идеалы оказались на поверку играми, а всякой игре рано или поздно приходит конец. Найди такой идеал, неразрушимый и нетленный, который на тысячелетия объединил бы всех людей! Найди его, и мы немедленно станем твоими союзниками.

Последние слова Оникс произнес с заметным подъемом, и слова эти поразили Гордия. Даже намека на что-либо подобное он не слышал от Близнецов в былые времена. Что-то произошло с ними за прошедшие столетия. Всеобщий идеал… Какая странная мысль! Разве может быть у разных, непохожих друг на друга народов общий идеал? Гордий молчал, не зная, что ответить на столы неожиданный аргумент.

— Я жду твоего решения, — сказал Оникс, — согласен ли ты принять участие в игре?

Наступил критический момент. Здравый смысл подсказывал Гордию, что нужно дать согласие, пойти на обман. Открывалась редчайшая возможность — проникнуть в иерархическую верхушку планеты. В одно мгновение Гордий увидел картину своей будущей жизни. Он входит в компанию врагов, играет вместе с ними, ведет дружеские беседы, скрывая подлинные мысли… Картина отталкивала своей неестественностью и фальшью, но нужно было преодолеть отвращение и сказать «да».

— Нет, — сказал Гордий.

— Но у тебя нет другого пути. Без дела ты сидеть не сможешь, а если начнешь действовать, роботы рано или поздно тебя поймают.

— Нет!

— Подумай как следует.

— Нет! Нет!

Гордий стиснул зубы, подавляя вспышку гнева. Он понимал умом, что поступает глупо, что нужно пересилить себя, пойти на союз с противником. Понимал и не мог этого сделать.

— Ты совсем не изменился, Виртус, — сказал старик насмешливо, — все те же детские страсти… Ну что ж, играй свою партию, только имей в виду, что выручить тебя я больше не смогу. Прощай!

Он сложил на груди руки, опуская голову, постоял так немного и начал… медленно растворяться в воздухе. Поблекла синяя мантия, стало призрачным лицо, фигура старика обрела прозрачность. Некоторое время в пространстве держался зыбкий контур его тела, потом исчез и он…

Гордий снова был один в пустом тире. В утренней тишине отчетливо слышалось щебетание птиц и плеск прибоя. Солнечные лучи мирно ласкали хромированные части пушки. Словно бы ничего и не произошло. Не было семисотлетнего старца, умеющего проходить сквозь стены, не было удивительного сеанса гипноза и самого странного разговора, какой только может состояться между двумя людьми.

Он сказал «играй свою партию», уверенный, что планета останется целой и невредимой, и не ошибся…

Гордий стоял на расстоянии вытянутой руки от красной кнопки и знал, что теперь уже не нажмет ее. Исчез прежний запал, подорванный увиденным и услышанным, постепенно проходило возбуждение. Гордий взглянул на часы. Шесть утра… Нужно было принимать какое-то решение — либо уходить с острова, либо…

Он подумал немного и надавил кнопку поворота орудия. Пушка с тихим рокотом развернулась в горизонтальное положение. Минута ушла на то, чтобы разладить параметры. Гордий выключил рубильник блока питания, и зеленая лампочка на пульте погасла. Еще несколько минут потребовалось, чтобы перетащить сломанного робота на яхту. Операция прошла успешно, потому что на острове в этот час не было ни души.