На одной далёкой планете - Страница 2

Профессор нахмурился. Остроумный, хотя и дерзкий выпад произвел на него впечатление.

— Я отнюдь не считаю, что мир объяснен, — возразил он сдержанно. — Но относительно обозримого мира существует принципиальная ясность. Все явления в нем подчиняются фундаментальным законам физики.

— Вы в этом убеждены?

— Разумеется.

— А жизнь, биосфера? Многие ее феномены, например сознание, воля, чувство, никак не описываются законами физики. Может быть, здесь кроются сюрпризы, о которых физики и не подозревают?

Профессор пожал плечами.

— Не понимаю, о чем вы?

— Жаль…

Наступила неловкая пауза. Профессор хотел сказать кое-что о своих взглядах на загадки жизни, но посетитель опередил его:

— Хорошо, оставим этот разговор. Скажите, а ваша реакция, если бы этот некто заявил, что он сам и есть… такое существо?

— Что-то я перестаю вас понимать, — заметил профессор, настораживаясь. — Говорите-ка прямо, кто вы и с чем пришли.

— Ну что ж, можно прямо. Дело, видите ли, в том, что мой воображаемый некто — это я сам.

Профессор не успел раскрыть рта. Страшная сила припаяла его к месту, сковав каждый мускул. Лицом, кожей рук и ног, всем телом он ощутил, как пространство вокруг него стало быстро отвердевать, становясь жестким, и вот в считанные секунды он оказался вмурованным в него, как мошка в кусок янтаря.

— Альфа-ритмы! — прокатилось в мозгу профессора вместе с приступом сильного, доводящего до тошноты страха. Нужно преодолеть, встать!

Куда там! Он не смог пошевельнуть даже веком, даже вздохнуть! Конец! Но тут мертвая хватка ослабла, напряжение стало спадать и постепенно исчезло.

Кровь прихлынула к лицу профессора. Он закрыл и открыл глаза. Странный гость сидел в прежней позе, внимательно наблюдая за ним.

— Напугал я вас, Анатолий Николаевич? Извините, пожалуйста. Надо же было с чего-то начать… Только относительно низкочастотного воздействия вы ошиблись. Альфа-ритмы вашего мозга я не нарушал. Да и никаких секретных излучателей при мне нет.

Он даже распахнул куртку, предлагая профессору убедиться, что под ней действительно ничего нет, кроме белой рубашки, плотно облегающей тело.

— По ряду причин я не могу предстать перед вами в собственном телесном виде. Поэтому я воспользовался посредником — вот этим актером с телевидения… Вы почти угадали его профессию.

…За окном громыхнул трамвай. Порывом ветра шевельнуло листки статьи. Актер не торопясь застегнул пуговицы. Лицо его было чисто и спокойно.

Профессор наконец перевел дух. Страх рассеялся, но на его место пришло возмущение.

— Ну знаете! — заговорил он, прибирая листки. — Я, кажется, не подопытная обезьяна! Если у вас есть серьезный разговор, то выбирайте и аргументы посерьезнее, а… насильственные сеансы тут неуместны.

— Еще раз прошу извинить, — немедленно отозвался актер, прикладывая руку к груди, — может быть, мне лучше уйти?

Он даже привстал с места.

— Да нет уж, — буркнул профессор, понемногу приходя в себя. Продолжайте, раз уж начали. Только без этих… штук. Или предупреждайте хотя бы, что ли.

Дело затевалось, как видно, нешуточное, и профессор приготовился к бою.

— Я в принципе готов обсудить любое заявление, — сказал он уже спокойнее, — даже и такое, действительна из ряда вон выходящее. Но существуют же, наконец, рамки здравого смысла. Вы, простите, так же похожи на «пришельца», как я на Медузу Горгону.

Актер улыбнулся.

— Иной реакции я от вас и не ожидал. В рамках здравого смысла было бы, если бы я прилетел на космическом аппарате и приземлился во дворе вашего института. Вот тогда бы вы не колебались ни секунды. Ведь так, дорогой Анатолий Николаевич?

Спокойный и доброжелательный тон посетителя, его уверенность в себе производили впечатление, и, пожалуй, не меньшее, чем эта его внезапная психическая атака. Но ученого не так просто было сломить.

«…Нет, так у нас дело не пойдет! Личность ты, конечно, незаурядная, и что-то у тебя там за душой, вероятно, имеется. Но действуешь ты слишком наступательно. Тем более необходимо сразу же взять инициативу в свои руки. Кто же ты такой и чего хочешь? Втянуть в какую-нибудь авантюру или просто разыграть?»

В разговоре образовалась неуютная пауза, и профессор испытал облегчение, когда в кабинет, весьма кстати, вошла секретарша.

— Анатолий Николаевич, звонил Еремин. Очень просил подъехать к одиннадцати. Будет совещание по конгрессу.

— Хорошо, — кивнул профессор, отметив недоуменный взгляд, который она бросила на посетителя. — Одну минутку, Светлана Григорьевна, — с некоторой поспешностью позвал он, видя, что секретарша повернулась, чтобы уйти. — Я тут небольшую статью подготовил в дополнение к основному докладу. Отпечатайте, пожалуйста, в пяти экземплярах сегодня же.

Он не торопясь выровнял листки, поискал в столе папку и, вложив в нее статью, передал секретарше. Та вышла. Профессор помолчал с минуту, барабаня пальцами по настольному стеклу. Так не вовремя этот вызов! А может быть, наоборот — вовремя? Он подумал еще немного и поднялся из-за стола.

— Разговор у нас, я вижу, намечается интересный и долгий, и не хотелось бы вести его наспех. Сейчас, как видите, мне надо идти. Если не возражаете, давайте встретимся завтра в то же время. Буду вас ждать.

Он подошел к шкафу, взял плащ и стал одеваться. В зеркале ему был виден молодой человек, который сидел в кресле, кажется и не думая уходить.

Застегнув плащ, профессор повернулся к настойчивому гостю, приглашая идти первым:

— Прошу.

Актер поднялся, одергивая куртку, как-то странно посмотрел на профессора и кивнул в сторону стола:

— Вы, кажется, что-то забыли, Анатолий Николаевич?

На чистой поверхности стола лежала папка, невесть откуда взявшаяся. Профессор схватил ее в руки и, раскрыв, остолбенел: в ней лежала его собственная рукопись, которую он только что отдал Светлане Григорьевне!

Несколько секунд он оторопело рассматривал свои каракули, затем, метнув взгляд на актера, выскочил в приемную. Секретарша стояла с растерянным лицом, тараща глаза на пустой стол. Профессор с подозрением посмотрел на нее, бросил папку на стол и, обернувшись к вышедшему актеру, покачал головой, засмеялся:

— Впечатляющий номер! Считайте, что вам удалось окончательно заинтриговать меня. Жаль, что приходится откладывать встречу до завтра!

Они вышли в коридор, освещенный лампами дневного света. Профессор не выносил этих слепых, без окон переходов, поэтому непроизвольно ускорил шаг. Кроме того, ему не терпелось остаться одному. Пожалуй, это даже к лучшему, что его вызвал президент. Будет время остыть от первого впечатления, подумать.

На лестничной площадке его остановил юноша в спецхалате.

— А я как раз к вам иду, Анатолий Николаевич. Все вроде бы отладили, только вот генератор не дает стабильной характеристики. Со вчерашнего дня бьемся, и все без толку.

— Опять что-нибудь да не так! — с досадой сказал профессор. — Знаете что, Володя, позвоните-ка Рогожину в семнадцатую лабораторию, он сейчас должен быть там. Попросите от моего имени, чтобы он на эти три дня уступил нам свой генератор. Сразу же по окончании конгресса вернем.

— Ага, только… — юноша хотел сказать что-то еще, но так и остался с раскрытым ртом. Взгляд его вдруг потускнел, лицо потеряло выражение и стало как у манекена. И этот живой манекен смотрел на актера, стоявшего рядом с профессором. Анатолий Николаевич вспыхнул и резко повернулся к своему спутнику:

— А вот это уже лишнее! Мы же, кажется, договорились. Что такое?

С актером тоже произошла метаморфоза. От прежней его собранности не осталось и следа. У него был такой вид, словно профессор на его глазах вдруг превратился в обезьяну. Анатолий Николаевич непроизвольно отступил назад.

— Ну, ну, не надо, пожалуйста.

С таким же успехом он мог бы сказать это стенке. Актер с потрясенным выражением лица осматривал помещение.