На неведомых тропинках. Сквозь чащу (СИ) - Страница 78

- Чего же ты пожелал? - я снова ухватила коготь.

- Жизнь сына в обмен на душу. Хорошая сделка, особенно когда предмет торга нельзя взять в руки и потрогать. Душа, а есть ли она? В церкви я не был с момент смерти жены. В общем, думаю сильно меня ударили по башке, раз я согласился, и даже дополнительное условие не смутило.

- Какое? - коготь поддался на несколько миллиметров.

- Я должен быть найти того солдата, что вытащил из-за черты, вырезать любой орган и съесть. Вернее, всего лишь попробовать на вкус, - гробокопатель хмыкнул, - Вестник никогда не переоценивал человеческие возможности.

- Условие? - я нахмурилась, - Но это неправильно. Никаких условий, душа в обмен на желание.

- Где ж ты раньше-то была, честная моя. Мне предлагают убить пациента, а я должен оспаривать юридическую сторону сделки с нечистью? - я ощутила в нем застарелую горечь, - Долго там еще? - Веник шевельнул плечами. - Я, конечно, могу понять, что тебе нравиться ковыряться в крови, но мне уже надоело языком чесать. Оставь, само выйдет, как любое другое дерьмо.

- Минута, не больше, - пообещала я, и снова взялась за обломок, - Ты выполнил условие?

- О да, - проговорил гробокопатель, так, словно эти воспоминания до сих пор доставляли ему удовольствие, - Нашел, напоил, привел к себе, тот даже ничего не заподозрил. Наверное, есть что-то интерсное в том, чтобы бухать с тем, кому еще недавно рыло чистил, - мышцы на спине Веника напряглись, - У меня была квартира... там я и вырезал у него печень, прямо на кухне. Привязал к батарее, вставил кляп и... Кстати, печень пьющего человека - страшная гадость, не ешь.

- Не буду, - пообещала я, сжала пальцы и дернула, вытаскивая обломок когтя.

- Так я и стал падальщиком. Ничего романтичного. Как всегда одна грязь.

Я вылила на спину остатки воды и встала:

- Повязку бы наложить.

- Еще предложи зеленкой помазать, - Веник поднялся мягким смазанным движением.

- Что не так? - прямо спросила я, гладя в его лицо, сейчас без повязки оно казалось гротескно уродливым, - Я же чувствую запах обмана, запах злости. Ты выполнил условие, пусть кто-то и ставил эксперимент, пытаясь нащупать взаимосвязь между поступком и той тварью, которой станет человек, что с того? У истории нет сослагательного наклонения. Или ты задаешься вопросом кем бы стал, не убив солдата? Падальщиком? Или свааром? Подвием? Не так грязно, но суть от этого не меняется.

- Кто-то? А ты не знаешь кто? - он усмехнулся, - И кого уговариваешь? Меня или себя? Мне давно плевать на это. Я падальщик и научился жить по новым правилам. Многих убил, и многих сожрал, зачастую это были разные люди. И убью еще больше, когда игроки сбросят карты, и сдающий перемешает колоду, так что оставь сожаления, у меня от них изжога.

- Тогда в чем дело? - продолжала допытываться я, - В чем подвох? Твой сын жив?

- Не задавай глупых вопросов, - он по-хозяйски положил мне руку на талию, - Ты его видела.

- Видела, - согласилась я, вспомнила Марика, что учился в filli de terra, и тут же поняла. Догадка было скользкой, противной, как пиявка она имела солоноватый привкус, привкус обмана.

- Поняла, наконец, - оно притянул меня к себе, с интересом вглядываясь в лицо, - Со мной они могли делать все, что угодно, - он провел пальцем от запястья до плеча, коснулся ключицы, - Я предполагал, что об меня вытрут ноги. И вытрут не раз. Мой сын поправился, но стал падальщиком. Не заложником. А урожденным, так что это даже повышение. Вестник не сказал об этом ни слова. Ни звука! Ни намека! Марк должен был остаться человеком.

- Мне жаль, - снова повторила я.

- Я же сказал, не стоит, - он дернул головой, - Будь это иначе, я бы нашел способ вернуться, взять хотя бы песок Простого, стал бы человеком, но - он склонился к моему лицу, - Я не могу решать за него ... Ольга, - позвал гробокопатель.

- Что? - выдохнула я, его губы были в миллиметре от моих.

- Хочешь еще раз изваляться в грязи?

Вместо ответа, я подалась вперед, прижимаясь к Венику всем телом. Нечисти не нужны слова.

Я проснулась на закате, резко дернулась, ударяясь коленями о руль, села и потерла глаза.

Снилась какая-то чушь - Дивный, чаши фонтанов и их круги с крестами, маховики и Киу, стоящая посреди улицы. Из всего сна она запомнилась ярче всего, особенно ее расстроенный взгляд, там смотрит мать на ребенка, уронившего чашку, мать, у которой уже нет сил его ругать, так как весь сервиз давно разбит неугомонным чадом. Без упрека, лишь огорчение.

Я потянулась и огляделась. Спать в машине оказалось не особо удобно, и совсем неромантично. Но чувствовала я себя на удивление хорошо. Соседнее сиденье пустовало. Когда и куда ушел Веник после того, как мы закончили свои интенсивные упражнения, я не знала, да и не особо переживала по этому поводу, немаленький.

Солнце почти село, раскрашивая высохшую траву холмов алыми закатными красками. Я вылезла из автомобиля, на миг ощутив спиной взгляд, обернулась, но там никого не было, лишь трава. Ни дыхания, ни биения сердца. Я закрыла дверцу машины и снова вздрогнула, теперь кто-то смотрел на меня совсем с другой стороны и кажется... я знала этого "кого-то".

Взгляд исчез, сменившись ветром, заставляющим шуршать траву. Я снова осталась одна.

- Чего ты хочешь от меня? - тихо спросила я, - Устала я от ваших загадок.

Чужой взгляд на миг ожег яростью и снова исчез.

- Киу, - позвала я, и мне ответил ветер, щедро приправленный обидой.

Неужели невыполненное обещание заставило ее вернуться? В книгах постоянно об этом пишут, хотя откуда им знать?

Я вытащила рюкзак, и обида тут же сменилась нетерпением.

- Я не знаю, где ты прикопала своего ошера, - в пустоту проговорила я, снова ощутив чужой взгляд, чужие чувства, чужое присутствие и подняла голову.

Она стояла посреди заросшего травой поля и смотрела на меня. Трава колыхалась, проходя сквозь силуэт, тонкий, неровный, почти незаметный, словно рисунок, обозначенный несколькими штрихами на хрупкой кальке. Не человек, не душа, не призрак, а что-то другое. Воспоминание, скорей всего порожденное моим сознанием, моим невыполненным обещанием. В нашей ти-мили-тряндии либо ты держишь слово, либо огребаешь последствия.

- Не знаю, - со вздохом повторила я, - Что теперь? Я скорее разобью себе голову камнем, чем позволю тебе тронуть Алису.

Она не шелохнулась. Не человек, а его очертание. Если не приглядываться можно и не заметить. Если не чувствовать чужое внимание, не знать, что оно есть. Она смотрела, точно так же, как в моем сне, точно так же, как Дивном, точно так же...

Точно так же. Точно так же!!! Великие, какая же я глупая! Все было тут прямо у меня перед глазами. Все точно так же!

Я схватила рюкзак и бросилась к склону, в спину летел неслышный, щекочущий кожу смех Киу. До тропы перехода я даже не добежала, подчиняясь вспыхнувшему, как факел во тьме, желанию стежка легла под ноги, и смех мертвой девушки сменился сотней других голосов, ее веселье смешалось с эйфорией перехода. Миг восхитительной невесомости, и я снова стояла на твердой земле Заячьего холма. Снова смотрела на деревья великаны Парка-на-костях, на срезанную верхушку Источника, на прямые как стрела улицы поселка. Глупо было не замечать очевидного. Эх, Киу, как жаль, что мы говорили на разных языках! И до сих пор продолжаем говорить!

Я бежала, прекрасно понимая, что несколько минут погоды не сделают, что ничего не изменится, если я перейду на шаг. Великие, этот ошер столько ждал, вряд ли, несколько мгновений способны что-то изменить. Но все равно бежала, не могла заставить себя остановиться. Воспоминания оживали, подтверждая догадку и снова заставляя сетовать на слепоту. Дивный, его старые фонтаны, горящие улицы Заячьего холма... И еще один штрих - Шорох Бесцветный в моей спальне, больше всего желающий никогда не видеть артефакт, что сейчас лежит в рюкзаке. Шорох Бесцветный говоривший, о том, что слышит его.