На краю Принцесс-парка - Страница 8

– Полезными! – хмыкнула Эмили. – Ты говоришь о них так, словно это какие-нибудь стулья. Несколько лет назад я видела картину под названием «Метрополис», там было изображено механизированное общество. Так вот, ваш монастырь напомнил мне о ней.

– Эмили, ты говоришь ерунду, – возразила мать Сесилия, из последних сил стараясь говорить спокойно. – Я вижу, прожитые годы так и не научили тебя уважать чувства других людей.

– И не научат.

Эмили встала и начала расхаживать по комнате. Это была высокая женщина пятидесяти семи лет, во внешности которой были заметны остатки былой красоты. На ней был костюм в мелкую клетку и шляпка с вуалью. На спинке стула, с которого она встала, висело небрежно брошенное лисье боа. Эмили гордилась своей все еще стройной, гибкой фигурой. Ее сестра была на два года старше ее, и у нее также было стройное телосложение, хотя разглядеть очертания ее тела под многослойной тканью черного монашеского одеяния было сложно. На лице Сесилии, в отличие от лица Эмили, не было ни одной морщинки.

– Сестра, из чистого интереса – зачем ты сюда приехала? – спросила настоятельница. – Неужели твоя машина преодолела путь от Ливерпуля лишь для того, чтобы ты могла прочесть мне мораль? Нам, монашкам, разрешено только одно посещение в год, и то о нем следует предупреждать заранее. Я не могла отказать тебе во встрече, но ты вынудила меня нарушить мною же установленное правило.

– У меня была на то причина, сестренка. Я приехала, потому что мне нужна девочка.

– Что-что?

– Мне нужна одна из твоих девочек.

– Гм… Скажи, а твоя позиция не кажется тебе самой чуточку лицемерной?

– Нет. Ядам ей образование, обучу всему тому, чему вы здесь не хотите учить своих воспитанниц, постараюсь расширить ее кругозор…

– Эмили, если ты задумала провести опыт, советую тебе лучше приобрести горелку фирмы «Бансен».

Эмили села на стул и достала из сумочки серебряный портсигар и зажигалку, но, увидев, как нахмурилась ее сестра, вернула все на место:

– Извини, я забыла, что ты не одобряешь курения. Позволь тебе напомнить, что в молодости ты дымила как паровоз.

– Существует немало вещей, которые я делала в молодости, но от которых отказалась еще много лет назад.

– Причем курение – одна из наиболее безобидных, – подмигнула Эмили.

Но мать настоятельница не поддалась на провокацию.

– Все это давно в прошлом, – сказала она, однако решила ничего не говорить о кающемся грешнике. Это лишь вызвало бы новые насмешки Эмили.

– Ладно, давай серьезно, – сказала Эмили. – Насчет девочки. После того как Эдвин умер, а наши дети разъехались, мне стало очень одиноко в Брэмблиз. Дом такой большой и стоит так далеко от соседей… После того как я овдовела, мои так называемые подруги совсем меня бросили. Меня не приглашают в гости вот уже несколько лет.

– А почему бы тебе не продать Брэмблиз и не переехать куда-нибудь?

– Не могу, – поморщилась Эмили. – Дом не принадлежит мне, поэтому продать его я не имею права. Эдвин оставил Брэмблиз мальчикам, но он перейдет в их распоряжение только в том случае, если я уеду – или умру. Наверное, моему мужу привиделось, что я вышла замуж за какого-нибудь молодого проходимца и завещала дом ему, лишив сыновей наследства.

– Я всегда считала Эдвина мудрым человеком.

Эмили сделала вид, что не услышала этих слов:

– Я сильно нервничаю, когда остаюсь одна. Естественно, у меня есть слуги, но они не живут в доме. По ночам мне чудится какой-то шум, и я не могу заснуть.

Настоятельница сардонически приподняла бровь:

– И ты надеешься, что четырнадцатилетняя девочка защитит тебя?

– Она все время будет рядом, под одной крышей со мной, и мои нервы успокоятся.

– Эмили, даже не знаю, могу ли я доверить тебе одну из наших девочек. Ты испортишь ее. Уже через неделю она начнет курить и пить.

– Сесилия, как, однако же, плохо они усваивают принципы, которые вы им вбиваете в головы, если их так просто сбить с пути истинного!

Сестры рассмеялись.

– А почему ты не хочешь взять наемную компаньонку? – спросила настоятельница.

– О нет! – содрогнулась Эмили. – Какая-нибудь бедная, жалкая девушка без собственного жилья? Она будет соглашаться с каждым моим словом из страха, что я ее уволю.

– А ты надеешься, что моя девочка будет с тобой спорить? Разве это не противоречит теории пушечного мяса?

– Я научу ее не только курить и пить, но и перечить мне.

Настоятельница открыла ящик и достала книгу, в которую она вносила заявки на девочек. Она всегда очень тщательно выбирала будущих работодателей, требуя, чтобы они заранее приезжали побеседовать с ней. Сделав вид, что изучает свою книгу, Сесилия задумалась над просьбой сестры. Если бы она поместила Эмили в самое начало списка претендентов, это было бы самой отъявленной семейственностью. Однако Эмили была ее единственным родным человеком на земле, и Сесилия, несмотря ни на что, любила сестру. Их брат был убит в последние дни англо-бурской войны, а родители давно умерли. Но если она отдаст девочку Эмили, а та набьет ее голову всевозможной чепухой, не будет ли это слишком большой уступкой сестре?

Но если посмотреть на проблему с другой стороны, то одной из умных девочек представился шанс избежать существования, в котором будет только тяжелая неблагодарная работа (что правда, то правда!), и чего-то добиться в жизни.

Сложив руки на груди, Эмили пристально смотрела на сестру.

– Ну так как? – спросила она. – Сесилия, я ведь хорошо тебя знаю, хватит притворяться, что ты читаешь. Что ты мне ответишь?

Внезапно настоятельнице пришло в голову, что у нее появился шанс одним махом помочь как сестре, так и себе самой.

– У нас есть одна девочка, – тщательно подбирая слова, проговорила Сесилия. – Четырнадцать лет ей исполняется через месяц. Но я должна предупредить тебя, что она дерзкая, строптивая, шумная, упрямая и абсолютно неуправляемая. Иногда у нас вырастают воспитанницы, которые плохо подходят для уготованной им роли. Эта девочка работящая, но характер у нее совсем не сахар.

Эмили скорчила гримаску:

– А в ней есть хоть что-то хорошее?

– Она добрая, отзывчивая, забавная, любознательная и совсем ничего не боится.

– Гм… А тебе что-нибудь известно о ее родителях?

– Немного, – покачала головой монахиня. – Четырнадцать лет назад ко мне приехал один мужчина, хорошо одетый и весьма напыщенный валлиец. Отказавшись назвать свое имя, он поведал мне, что одна из служанок его жены ждет ребенка, и попросил меня принять младенца, в случае если это окажется девочка. Разумеется, я согласилась.

– А ты ему поверила? – заинтересованно спросила Эмили.

– Нет, конечно. Обнаружив, что его служанка беременна, такой человек в ту же минуту уволил бы ее. Я подумала было, что этот ребенок – плод его собственного романчика на стороне, но потом решила, что люди такого сорта не заводят любовниц. Я пришла к выводу, что, скорее всего, родить должна какая-то его родственница, возможно, дочь.

– А у этой неуправляемой девочки есть имя?

– Разумеется, есть. Неужели ты думаешь, что она прожила без имени все эти годы?

– Я имела в виду, когда ее к вам принесли, у нее уже были имя и фамилия? Или вы сами их придумали?

– Нет, имя у нее было. Ее зовут Руби О'Хэган. Послать за ней?

– Да, конечно!

Десять минут спустя в дверь постучали.

– Войдите, – сказала настоятельница.

На пороге появились монашка и девочка, довольно высокая для своих неполных четырнадцати лет. Если бы Эмили не знала, что воспитанниц монастыря кормят весьма неплохо, она наверняка подумала бы, что девочка голодала несколько недель, – Руби была очень бледной и худой. В глаза сразу бросались великолепные темные очи на осунувшемся лице, кроме того, у девочки был острый носик и тонкие, причудливо изогнутые губы. Коричневое форменное платье было ей слишком коротко, а запястья и лодыжки были чрезвычайно худыми. Под кожей были хорошо различимы кости. У девочки была пышная копна черных волнистых волос, удерживаемая коричневой ленточкой. В целом Руби производила довольно необычное впечатление: в ней одновременно ощущались хрупкость и сила.