На колени! (СИ) - Страница 4
— Да ты что?.. — отозвался он преувеличенно равнодушным тоном и даже зевнул для наглядности.
— Да-да, именно так! Если ты станешь омегой, тебе придется несладко — ты же упертый, как баран, а хозяева любят мягких, послушных… Чтобы гнулись, словно пластилин!
— Ты удивишься, но я умею быть послушным, — процедил юноша сквозь зубы. — Если захочу…
— Вот именно — если захочешь! А так — никто и спрашивать не будет…
— Ты — будешь.
В комнате воцарилась такая тишина, будто ее обитатели и не думали нарушать комендантский час.
— Ты ведь не заставишь меня завязывать себе шнурки при всем честном народе, правда? — непринужденно спросил Люмиус, садясь на постели и потягиваясь. — И шлепать за провинности не станешь… хотя, я не против! Иногда… — он облизнулся.
— П-прекрати!
Даже по голосу Гервина можно было понять, как сильно он покраснел.
— Почему ты не можешь договориться с кем-то другим? Я уверен, нашлись бы желающие, которые… ну, которые без шнурков…
Люмиус долго думал об этом в свое время.
Да, он мог договориться с кем угодно, но в школе его никто особо не жаловал, и это было взаимно.
Только с занудным соседом по комнате у него сложилось некоторое подобие хороших отношений, а вверять себя в руки непроверенного человека ему вовсе не хотелось.
Был у Люма и другой вариант — просто не сопротивляться…
Желающие надеть на него ошейник имелись, и их было достаточно — казалось бы, вот он, шанс, но не тут-то было.
Помимо вопроса доверия, Люмиус не хотел, чтобы превращение в омегу, которого он жаждал почти всю свою жизнь, навеки запечатлелось в памяти как что-то, произошедшее против его воли.
Он хотел, чтобы это случилось на его условиях — пусть и с формальным соблюдением ритуала овладения.
И это случится ровно так, как он и планирует.
Люмиус действительно был уперт, как баран.
— Желающие, может, и нашлись бы, да только я их не хочу…
Они мусолили эту тему вдоль и поперек уже в сотый раз, но это хотя бы спасало от ощущения особенных пустоты и одиночества, так хорошо знакомых ученикам школ-пансионов, родной дом которых находится за тысячи километров от них.
— Можно подумать, меня ты хочешь… Ты меня даже не любишь!
Люм попытался быть вежливым и лишь тихонько прыснул в кулак, но эмоции взяли свое, и, не сдержавшись, он расхохотался.
— Тише!.. Люм, ты чего? Что смешного я сказал?!
— Ты как кисейная барышня, Гервин… — от смеха у парня даже выступили слезы в уголках глаз. — Как загнул-то — не любишь…
В коридоре раздался слоновий топот.
— Кто не спит?! — закричал комендант. — Выпорю! Всем спать!
Своими воплями он явно произвел больше шума, чем Люмиус, но, следуя инстинкту самосохранения, они с Гервином притихли и вжались в матрасы.
Когда все стихло, и комендант, не найдя виноватых, ушел, все так же громко топая, разговор возобновился.
— Не затирай мне про любовь, я в нее не верю… Я хочу быть омегой. Ты кажешься мне достойным альфой. Этого вполне хватит!
— Для тебя… А мне — нет!
— Неужели?
Выбравшись из постели, Люмиус тихими шагами подошел к кровати соседа.
— Я дам тебе то, чего будет вполне достаточно, — объявил он, срывая одеяло с Гервина.
— Стой!
Но Люм уже уселся на него верхом, не давая подняться.
Испуганное лицо ботаника, щурящегося на него в темноте, было таким забавным… но время шуток уже кончилось.
— Тебе когда-нибудь сосали, Гервин? Или дрочили, м? Или ты знаешь только свою правую руку?
— Люмиус!..
— Я уже семнадцать лет как Люмиус, — мягкий бугорок под его ладонью неумолимо начинал твердеть. — Тебе нравится?
Гервин молчал, тяжело дыша.
Люм не боялся, что станет призраком — пока в задний проход не войдет член, его физиология и запах никак не начнут изменяться, а значит, он мог кое-что себе позволить…
— И почему твое имя образовано от слова “свет”, если ты — исчадие преисподней?!
— А почему ты умничаешь, даже когда ситуация совсем не располагает?
Ситуация и правда не располагала.
Люмиус впервые видел чужие половые органы настолько близко.
Окруженный темными кудрявыми волосами, стоящий член слегка покачивался у него перед носом, так и прося… прося о…
— Аааа! — почувствовав язык, касающийся уздечки, Гервин не выдержал.
— Ну, все, хватит с меня! — снова активизировался комендант. — Не школа, а балаган! Только попадитесь мне — три шкуры спущу, сидеть на жопе не сможете, поганцы!
И снова им пришлось замереть, только в гораздо более интересной позе…
Положение их было таким нелепым, что Люмиус еле сдерживал смех.
— Ты потише будь, — посоветовал он, снова принимаясь за дело. — А то и правда нарвемся…
И Гервин послушался, зажав себе рот ладонью.
Люм не умел делать это, но он старался, как только мог, лишь бы сосед-зануда захотел повторять это раз за разом…
Его собственное достоинство, казалось, уже должно было вот-вот прорвать ткань белья, но он терпел, ведь на первом месте сейчас было совсем другое.
В любовь он не верил, а вот во взаимовыгодное партнерство — да.
И он был готов удовлетворять Гервина хоть по несколько раз в день, лишь бы стать омегой!
— Ааах…
У семени оказался вкус триумфа.
Люмиус с удовольствием проглотил ее, пусть желудок и немного взбунтовался в ответ.
— Ну, как? — спросил он, как ни в чем ни бывало слезая с кровати.
У Гервина был полностью отсутствующий вид.
Спущенные до колен штаны давали увидеть все его самые интимные подробности.
Его молчание явно было хорошим знаком.
— Ну, я пойду…
Походкой утенка Люмиус вышел из комнаты и, оглянувшись по сторонам, чтобы не попасться на глаза коменданта, поковылял к туалету.
Ему требовалось от души пообщаться со своей правой рукой.
========== Часть 4 ==========
— Сука! — прошипел сквозь зубы Люмиус, постукивая стеклянным шариком по краю парты.
— Не выражайся, пожалуйста, мы же в классе, — степенно попросил Гервин, поправляя очки, и его взгляд почему-то заставил Люма осечься.
Тем не менее, стучать он не перестал.
Его старый, поцарапанный оракул, внутри которого вяло крутилось облачко фиолетового дыма размером с комок ваты, отказывался работать — быть может, в нем осталось слишком мало магии?
Люмиусу, если честно, было плевать — он всего лишь хотел, чтобы устройство его слушалось, но мысль о том, чтобы разбить бесполезный шарик об стену, казалась все более заманчивой.
Учитель вышел из аудитории по каким-то своим делам, и школяры оказались предоставлены сами себе, чем и пользовались.
А сразу после окончания уроков была запланирована прогулка к озеру…
Парня воротило от одной только мысли об этом.
Наслаждаться природой, утопая по щиколотки в грязи и дрожа под порывами ледяного ветра — что это за отдых такой?
Но, само собой, его никто и не спрашивал.
Гервин, как печатная машина, строчил что-то в тетради, от усердия даже высунув кончик языка, и вдруг это показалось Люмиусу настолько забавным, что он чуть не рассмеялся вслух.
После той ночи, с которой минула уже почти неделя, ботаник настолько старательно делал вид, будто ничего не произошло, что усердие проглядывалось буквально в каждом его жесте.
Что же касается самого Люма, то он, сам не понимая, как отважился на это, и сгорая от стыда, в глубине души все же надеялся, что посеянные им зерна вскоре дадут правильные всходы…
— Эй, Златовласка!
Он ненавидел это прозвище еще больше, чем того, кто его придумал.
— Златовласка!
А оракулом было бы хорошо зарядить прямо в лоб…
Еле-еле переборов эту коварную мысль, Люмиус нехотя повернулся — и зря.