На дорогах войны - Страница 30

Перед боем я зашел в избу, где отдыхали лыжники. Слабо чадил каганец, сделанный из артиллерийского патрона. Кто-то зажег еще один, и в избе стало светлее. Бойцы подошли ко мне, я достал кисет с махоркой, набил трубку и пустил его по рукам. Вскоре густое облачко дыма повисло над нами. Лыжники курили и выжидающе смотрели на меня. Они знали, что комиссар пришел по важному делу. Не хотелось мне отрывать людей от отдыха. Этот взвод в полдень в лесу за деревней Террасы вел бой с немецкими лыжниками. Жаркая перестрелка длилась несколько часов, уральцы отогнали фашистов, потерявших убитыми десятка два солдат. В бою храбро сражался комсомолец Ганцев. Я спросил его:

— Сколько уничтожил фашистов, пулеметчик Ганцев?

— Да малость, — неторопливо ответил Ганцев.

— Если бы каждый воин нашей армии уничтожил по такой «малости», пожалуй, фашистам был бы конец! — заметил я и, взглянув на часы, спросил лыжников: — Очень устали?

— Нет! — четко ответили они.

Я знал, что помешало лыжникам в этом бою уничтожить весь немецкий отряд. Наши пулеметчики были прижаты к земле сильным огнем врага. Об этом я и повел разговор.

— Пулеметчик в бою должен чаще менять свою огневую позицию, умело ориентироваться и находить место, более выгодное для стрельбы. На пулеметчика немцы не жалеют ни пуль, ни снарядов, — сказал я и посмотрел на Ганцева. Он задумался.

— Конечно, по уставу, — продолжал я, — командир властен, а по обстановке самому соображать надо, как когда-то метко говорил Василий Иванович Чапаев. Помните?

Ганцев взглянул на меня, взял в руки свой ручной пулемет и сказал:

— Попробую так драться в следующем бою, товарищ комиссар!

В бой мы вступили ночью. За Усвятами, где проходил передний край нашей обороны, было тихо. В небо взлетали белые ракеты. Батальон построился на опушке леса. Пурга не утихала, бросала в лицо пригоршни снега. Бойцы и командиры курили, пряча огонь в рукава, покашливали.

— Нам предстоит трудный поход и тяжелый бой. Карательный отряд гитлеровцев проник в один партизанский район. Фашисты жгут деревни, убивают жителей. Нам приказано помочь партизанам! — обратился к бойцам капитан Назаров. На обращение командира ответил за всех пулеметчик Ганцев:

— Уральские лыжники к бою готовы!

В полночь наш батальон подошел к деревне Межа, что на границе Смоленской, Великолукской областей и Белоруссии. Здесь проходил фронт. Нас встретили партизаны-проводники, и мы тронулись через леса на запад. Вот и цель нашего пути — белорусская деревушка Село. Население, узнав, что должны нагрянуть гитлеровцы, укрылось в лесах.

На рассвете разведчики сообщили о приближении немцев. Мы с капитаном Назаровым с чердака наблюдали за ними в бинокли. На ровной, как широкая линейка, дороге, пересекавшей лес, явственно были видны черные контуры двигавшейся колонны. Мирной и ничем не угрожавшей казалась немцам эта деревушка. Улицы пустовали. Из труб крестьянских изб лениво тянулся дымок, кое-где разноголосо перекликались петухи да лаяли собаки. Но каратели, как только вышли из леса, остановились. Далеко позади туго сбитой колонны немцев шли подводы, впереди и по сторонам проворно сновали в белых халатах лыжники. Мы поняли: они ждали сигнала полицаев, которых успели перехватить наши разведчики.

— Не дождетесь, гады! — зло выругался Назаров. Мы знали, что бойцы уничтожили предателей.

— Комиссар! Даю команду открыть огонь! — решил Назаров, хватаясь за телефонную трубку.

— Подождем, — ответил я.

Вдруг от колонны немцев отделилось двое. Один держал наготове карабин. Они осторожно шагали прямо к крайней избушке, в которой в засаде находились пулеметчик Ганцев и автоматчик Володин. «Сейчас треснет автоматная очередь, и немецкая колонна начнет разворачиваться широким фронтом к бою», — подумалось мне. Но немцы вдруг благополучно скрылись за воротами без единого выстрела. Неужели наши ушли из избы? Мы с комбатом были в замешательстве.

А в это время в избушке происходило следующее. Немцы, увидев запряженную в сани лошадь и возившегося возле нее старика, браво шагнули за ворота.

— Руссиш швайне! — оскалили зубы немцы. Старик покорно приложил руки к груди, а потом указал на дверь: входите, мол, в избу, милости прошу. Немцы шагнули в раскрытую дверь. Одного сбил с ног автоматчик Володин, другим занялся старик-партизан.

Когда капитан Назаров с автоматчиком подбежал к избе и увидел пленных, он удивленно спросил лыжников:

— Как вы сумели это сделать?

— Вот взяли, товарищ командир, — смущенно доложил пулеметчик Ганцев. Назаров подошел к одному из немцев и спросил по-немецки:

— Какой сигнал нужен, чтобы ваши вошли в эту деревню?

Немец вытянулся в струнку и выпалил:

— Три коротких очереди из автомата!

Назаров схватил автомат и выстрелил. Немецкие лыжники сразу оживились, тронулась с места и вся колонна карателей.

Назаров подозвал к себе Ганцева и, глядя в окно, приказал:

— Этих пропустите в улицу. Огонь откроете по колонне, когда она поравняется с вами.

— Есть, товарищ капитан!

Мимо избы быстро промчались немецкие лыжники. Почти нескончаемой казалась колонна замершему у пулемета Ганцеву. Черной извилистой лентой вытягивалась она из леса. И вот, когда каратели поравнялись с избой, Ганцев дал длинную очередь из пулемета. Заговорили и остальные пулеметы.

Ганцев менял диски один за другим, стрелял без промаха. В его сверкавших, ненавистью глазах можно было прочесть: «Вот вам, изверги, получайте!» Рядом с ним строчил из пулемета его друг Володин. По окнам защелкали разрывные пули. Со стороны леса показались немцы. Их было много, они вытянулись цепочкой. Беспрерывно стреляли немецкие минометы. В ответ застучали и наши огневые орудия. Мины с воем пронеслись над крышей избы и упали в самом центре села. Черные клубы дыма заволокли немцев, снежное поле почернело, но немцы залегли в снег и продолжали стрелять. Ганцев понял: настало время сменить огневую позицию. Оставив в избе Володина, он выбежал во двор, ползком пробрался на пригорок и поставил в снег свой пулемет. Отсюда он видел и деревню, и окопавшихся в снегу врагов. Стрелял короткими очередями.

Немецкие мины вдруг стали рваться совсем близко. Одна бросила снегом и гарью прямо в лицо Ганцеву. Не раздумывая долго, он быстро пополз дальше на пригорок. Немецкие мины тотчас перекопали брошенное им место. А Ганцев все стрелял и стрелял. Вдруг мина попала прямо в избу, где оставался Володин, разворотила угол. Забыв об опасности, пулеметчик бросился на помощь другу. Он нашел Володина на полу, тот был ранен. Ганцев достал бинт и перевязал рану. Где-то совсем близко галдели немцы, он дал по ним очередь, затем взял за плечи Володина:

— Можешь идти?

Володин молча кивнул. Ганцев осторожно довел его до двери и передал старику-партизану.

Вернувшись к пулемету, он осторожно заглянул в разбитое окошко. По ту сторону улицы горела изба, из нее выбегали лыжники. Ганцев понял: на этом фланге он теперь оставался один. А тут обрушилась новая беда: его задело осколком. Очень болело раненое плечо. К тому же кончились патроны. А дверь, висевшую на одной петле, уже кто-то раскачивал, за ней слышалась чужая речь. Пулеметчик скользнул глазами по своему халату, увидел на нем запекшуюся кровь. Она теплилась на руках, багровыми пятнами проступала на стволе и прикладе пулемета. Он понял: грозит полная потеря крови. Необходимо срочно остановить кровь. Вспомнил: бинта у него нет, он перевязал им раненого Володина.

За окном раздавались гортанные выкрики. Ганцев дал последнюю очередь и устало откинулся к стене. Потом, собрав таявшие силы, отодвинулся в угол, за печку.

Сорвав дверь, в избу ввалились два немца. Их остановил грозный окрик Ганцева:

— Руки вверх!

У пулеметчика в правой руке была зажата граната. Перепуганные фашисты положили к его ногам свои автоматы. Ганцев понял, что выиграл бой. А за окном уже слышалось родное русское «ура!» Лыжники-уральцы спешили на выручку своему отважному товарищу.