На дорогах войны - Страница 17

Думаю, что все это несколько облегчило его страдания, которые он пережил над могилами своих боевых товарищей. Именно поэтому я написал эту правдивую историю о танке № 23. В День Победы советские семьи с болью вспоминают о своих отцах, сыновьях, братьях, дочерях, павших на поле битвы. Мне очень хотелось, чтобы они знали о том, в чем убедился Валентин Чернов. Те, кто пал, не отдали свою жизнь напрасно!

Валентин Чернов проехал по тому же пути, который он проделал вместе со своим танком № 23 в мае 1945 года. Мы показали ему, как вместо узких полос земли крестьян-единоличников вокруг наших сел раскинулись широкие кооперативные поля. Мы показали ему новые заводы, построенные после войны.

Нет, мы не хвалились. Мы отчитывались перед Валентином Черновым, как перед одним из советских людей, которые ценою больших жертв помогли нам распахнуть двери в новую жизнь.

…Молодой человек, которого предстояло оперировать, еще два часа назад был вполне здоров. Купил папиросы, вышел из магазина. Он спешил на свидание к любимой девушке. Но свидание не состоялось. При выходе из магазина случилось несчастье: сердце на какую-то долю минуты остановилось, парень потерял сознание. И вот теперь он лежит на операционном столе.

Готовясь к операции, хирург М. И. Соколов думал, мучительно думал. Имеет ли он право рисковать, удастся ли вернуть юноше жизнь? Ведь это в практике Марка Иосифовича первая операция на сердце!

Операция на сердце… Еще недавно сердце было запретной зоной для врача, никто не смел дотрагиваться до него. А теперь? Идут вести об удачных сложнейших операциях из Москвы, Ленинграда, Киева и других крупных городов. Советские врачи дерзнули нарушить извечный запрет. «Да, но Киев не Златоуст, а ты не Амосов», — подсказывал какой-то внутренний голос. Но тут же он вступал с этим голосом в спор. Да, трудно делать первую операцию. А вспомни фронт. Разве там было легко? Ведь тогда делали сложнейшие операции в области грудной клетки, живота, головы. Делали, не имея никакого опыта. И в памяти Соколова всплыли те многотрудные военные годы.

Осень 1942 года. Гитлеровские орды стремятся во что бы то ни стало захватить Сталинград. Идет бой за каждую улицу, за каждый дом, за каждый этаж. Город превратился в крепость. Вспоминается полный драматизма лозунг тех дней: «Советский воин! Позади Волга, дальше отступать некуда!» И люди стояли насмерть.

Через руки ведущего хирурга госпиталя майора Соколова проходили сотни раненых. Лица менялись, как в калейдоскопе. Он никого из них не знал. Но эти люди, с закопченными от порохового дыма лицами, искалеченные, были дороги ему, ибо это были наши, советские воины, героические защитники Родины. Каждая удачная операция — это возвращенный к жизни человек, это радость врача. Значит, держи крепко скальпель в руке, делай свое великое гуманное дело, хирург!

Война… Она постучалась в дверь хирурга Соколова, как и миллионов других советских людей, нежданно-негаданно. Первый бомбовый удар обрушился на Даугавпилс ранним утром 22 июня 1941 года. Земля содрогалась от взрывов. Город горел, рушились дома. Не замолкала артиллерийская канонада. Враг был рядом. Срочно принимается решение: выезжать из города, эвакуировать раненых. И вот все раненые из госпиталя вывезены, погружены в теплушки, которые кое-как удалось собрать на станции. Последними идут на станцию начальник госпиталя, комиссар, врачи. За рекой Даугава слышен лязг гусениц, рев танковых моторов. Надо спешить. И вдруг военврач второго ранга Соколов вспомнил: инструментарий, весь инструмент остался в госпитале! «Какой же я хирург без инструмента?!» — подумал он. И Соколов бросился бежать назад, в госпиталь.

— Соколов, куда вы?! — крикнул начальник госпиталя. Но тот даже не обернулся, только махнул рукой и побежал еще быстрее. Влетел в операционную, с ходу сгреб весь инструментарий и бросил в простыню, лежавшую на операционном столе. Завязал простыню узлами крест-накрест, перебросил ношу за спину и вдогонку за остальными.

Так для хирурга М. И. Соколова, работавшего когда-то в далеком уральском городе Златоусте, началась война. В тот день были сделаны первые километры по длинным многотрудным фронтовым дорогам. Тула, Калуга, Дон, Волга… Горечь отступления, неисчислимых потерь. Но хирург должен быть тверд и спокоен: с плохими нервами за операционным столом стоять нельзя. И он работал, не зная усталости, не жалея себя. Приходилось не только стоять у операционного стола, но и следить за послеоперационным состоянием раненых, за их своевременной эвакуацией в тыл.

— Главная трудность состояла в том, — рассказывает Марк Иосифович, — что мы плохо знали военно-полевую хирургию. И нам приходилось учиться в процессе работы.

Да, опыт приобретался в дни напряженнейшего труда. Хирургу никогда нельзя ошибаться, ибо малейшая ошибка стоит иногда человеческой жизни. И те трудные дни ожесточенных сражений у стен волжской твердыни были днями поисков, творческих раздумий, напряженного труда.

Вот запись из дневника Соколова. Она датирована 23 ноября 1942 года.

Лишить человека ноги? Нет, с этим не может мириться совесть советского хирурга. Надо бороться не только за жизнь, но думать о человеке, каким он останется жить, какую судьбу определит для него хирург?

Вот лежит сержант Бондаренко. Тяжелое ранение в бедро. Казалось, сделано все, чтобы спасти ногу. И все-таки человек не перестает температурить. Этот сержант, вернее, его нога, не дает покоя Соколову. Чтобы он ни делал и где бы ни был, он думает о нем. Товарищи предлагают резать. С одной стороны, они правы: чтобы спасти жизнь человека, надо ампутировать. Но человек без ноги — это же неполноценный человек! Нет, он должен спасти ногу, не превращать молодого здорового парня в калеку на всю жизнь.

— Очень важно создать покой раненой конечности, — говорит Марк Иосифович. — А на фронте, сами понимаете, это очень трудно сделать. Трудно, но необходимо. И тут мы вспомнили Н. И. Пирогова — основоположника военно-полевой хирургии. Еще в 1854 году, в дни обороны Севастополя, Николай Иванович предложил и ввел в практику неподвижную гипсовую повязку. Такая повязка дает наибольший покой.

Конечно, были противники глухой гипсовой повязки. Но на стороне Соколова — главный хирург армии П. Н. Напалков и другие крупные специалисты.

Марку Иосифовичу снова говорят о Бондаренко: температура поднимается, надо ампутировать ногу.

— Нет, не будем ампутировать, — решительно возражает Соколов. — Сделать Бондаренко круговую гипсовую повязку!

Через некоторое время температура упала до нормы. Проходят еще сутки. Температура в норме. Можно сказать, что гипс спас Бондаренко ногу. Рад хирург, и он спешит сообщить об этом раненому.

— Скоро будешь плясать на обеих, товарищ сержант!

Бондаренко с благодарностью смотрит на Соколова. В глазах слезы:

— Спасибо, товарищ майор!

Отчетливо живут в памяти те дни. Часто навещал госпиталь главный хирург фронта Еланский. Придирчиво осматривал все, беседовал с ранеными и всегда удивлялся: как это Соколов со своими помощниками умудряется справляться с делами? И сложных операций много, и смертность ниже, чем в других госпиталях. И удивляться было чему. Среди помощников Соколова хирургов — раз-два и обчелся. Большинство врачей — это вчерашние терапевты, гинекологи, невропатологи.

— Какие это были замечательные люди, как быстро они освоили хирургию! — говорит Марк Иосифович. С теплотой рассказывает оно Рубине, Власове, Орлове…