На далекой заставе
(Рассказы и очерки о пограничниках) - Страница 5

Однажды поздней осенью за ним гнались советские пограничники. Собака нашла его след. Он бежал по тропинке и уже слышал погоню за своей спиной. Ночь была очень темная.

Миркин бросился в сторону и стал пробираться через чащу.

Он ушел за границу, но в темноте наткнулся на сук и выбил глаз.

Кривое лицо его стало еще злее.

Он не бросил свою опасную работу.

Говорили, будто «одноглазый Миркин» стал стрелять еще лучше, чем раньше.

В другой раз его поймали.

На допросе в тюрьме он сказал, что он — «знаменитый Миркин».

Ночью он бежал, разломав решетку и выпрыгнув в снег с третьего этажа.

В следующий раз Миркин встретился с советскими пограничниками зимой, через год после побега из тюрьмы.

Миркин увидал пограничный дозор в лесу, километрах в двух от границы. Он бросился в сторону.

В густых зарослях снег был рыхлый. Лыжи проваливались, цеплялись за ветки и корни деревьев. Бежать быстро было невозможно.

Миркин услышал сигнальный выстрел. Пограничник гнался по следу. Через несколько минут подоспела помощь с заставы.

Пограничники бежали молча, но Миркин чувствовал, как стягивается кольцо вокруг него.

Пробегая краем лужайки, Миркин увидел проводника с собакой. Собака тянула к лесу, проводник едва поспевал за ней.

Миркину стало страшно.

Молчаливые, дьявольски умные, свирепые, как волки, пограничные собаки — это единственное, чего по-настоящему боялся Миркин. Он знал, как трудно обмануть собаку, если она идет по следу. Знал, как трудно убить собаку, если она догоняет стремительными неровными прыжками. Знал, как страшно, когда, собака, догнав, без единого звука прыгает на спину.

Собака шла прямо на Миркина. Спрятавшись за деревьями, он видел, как зверь скалит зубы, кусает на бегу снег.

Миркин снова резко повернул в сторону. Теперь он уходил только от собаки.

Он выскочил из леса на крутой горе. Пограничники настигали его. Уже видна была граница — неглубокий овраг и изгородь внизу, у подножия горы.

Миркин, не оглядываясь, низко согнувшись, летел вниз. Он слышал выстрелы за своей спиной. Пули взрывали снег у его ног.

Никогда еще Миркин не бежал на лыжах так хорошо. Он не чувствовал усталости. Финишем лежала перед ним граница.

Вдруг сбоку, из-за деревьев, серым клубочком выкатилась собака, и резкий голос прокричал страшную команду:

— Фас![2]

Миркин оглянулся. Ему показалось, что он стоит на месте, так быстро приближалась собака.

На середине горы, уже у самой границы, стоял небольшой сенной сарайчик, площадью не больше восьми метров. У входа снег был разрыт, тяжелая деревянная дверь была приоткрыта. Очевидно, недавно из сарая брали сено.

Миркин с разгона вскочил в сарай и, захлопнув дверь, привалился к ней изнутри.

Через несколько секунд на дверь налетела собака. Она рычала, прыгала и царапалась.

В сарае было темно. Пахло сеном. В щели между бревнами едва просачивался свет. Миркин припер дверь какой-то корягой и, отойдя в глубь сарая, вынул маузер.

Он слышал, как к сараю подбежали пограничники. Проводник успокаивал собаку.

Потом кто-то подошел к двери. На просветы легла человеческая тень. Дверь задрожала от толчка.

Миркин выстрелил. Человек отскочил в сторону. Снаружи ответили залпом из винтовок, но пули застревали в сене.

Миркину предложили сдаться.

Говорил, очевидно, начальник.

Миркин ответил, что два заряженных маузера позволят ему сначала уложить не меньше шести человек, а потом застрелиться самому. Стреляет он неплохо. Пуль хватит.

Начальник сказал, что тогда его возьмут измором. Он сам посадил себя в тюрьму. Пограничники стали тесным кольцом вокруг сарая.

Скоро стемнело.

Пограничники ежились от холода, топтались на месте. Разговаривать никому не хотелось. Винтовки держали наготове.

Изредка начальник монотонным голосом повторял предложение сдаться. Миркин отвечал спокойно.

Мороз усилился. Облака заволокли небо, и стало еще темнее. Собака начала скулить, коротко подвывая. Она замерзла, и проводник увел ее на заставу.

Вдруг сугроб на крыше сарая провалился внутрь. Миркин незаметно разобрал солому и неожиданно выскочил на крышу с лыжами на ногах. Странный черный силуэт какую-то долю секунды стоял неподвижно на фоне темного неба, крестом раскинув руки с лыжными палками.

Потом Миркин прыгнул вниз, через головы пограничников.

Лыжи громыхнули. Присев на одно колено, Миркин крутнулся на снегу и понесся под гору.

Первым выстрелил начальник пограничников. Сразу за треском нагана залпом ударили винтовки. Пограничники стреляли не целясь, «на вскидку». Так бьют птицу влет.

Миркин сжался, низко присев на лыжах. В темноте его почти не было видно. Не сбавляя хода, он перескочил овраг, прыжком перемахнул через изгородь и скрылся в темнеющем за границей лесу.

Он снова ушел, но пуля начальника пограничников засела у него в правой лопатке.

Если бы начальник знал это, ему легче было бы перенести обиду и позор.

То, что Миркин ушел почти из самых рук, было ужасно. Это бросало тень на репутацию всей заставы, мешало победить соседние заставы в соревновании («Ни одного нарушения границы», — говорилось в договоре).

Начальник заставы не мог простить себе этой оплошности.

Хотя все доказывали, что это случайность и Мир- кину удалось спастись чудом, начальник винил только себя. Ему начинало казаться, будто пограничники не относятся к нему с прежним уважением.

Единственно возможным способом реабилитироваться было — самому поймать «неуловимого Миркина».

Начальник Лось служил на границе уже несколько лет. Его считали одним из лучших начальников заставы в отряде. Через несколько дней он должен был покинуть север, чтобы ехать в город, в военную школу.

Это была давнишняя мечта Лося. Каждую весну он посылал рапорты и заявления, но его не отпускали. Наконец, в этом году пришло приказание приготовить заставу к сдаче новому начальнику и собираться в школу.

Все уже было давно готово. Чемоданы уложены. На стене висел календарь, на котором Лось отмечал дни до отъезда.

В отряде знали о его мечте и были очень удивлены, когда получили рапорт Лося с просьбой отменить приказ о командировании его в школу и оставить на прежнем месте. Начальник отряда вызвал его для объяснений.

Он приехал как на парад — верхом, в полном боевом снаряжении.

Затянутый в ремни, он прошел по канцелярии штаба, гремя шашкой и звеня шпорами.

С начальником отряда он говорил не больше пяти минут. Стоя навытяжку, руки по швам, он слово в слово повторил свой письменный рапорт, еще раз подчеркнув просьбу оставить его на границе.

Начотряда понял, что никаких объяснений ему не добиться, но он был рад оставить у себя хорошего, боевого командира.

Лось щегольски откозырял, повернулся на каблуках и снова прогрохотал по комнатам. Ни с кем не разговаривая, он сел на лошадь и ускакал на свою заставу.

Полгода охотился начальник Лось за Миркиным.

В школу послали помкоменданта, а Лося назначили на его место.

Потом заболел и демобилизовался комендант.

Лось стал комендантом. Он хорошо справлялся с новой работой, но никогда не забывал о Миркине.

Стаяли снега. Пришла весна с дождями, бурями и распутицей. По размытым дорогам нельзя было проехать даже верхом.

Лось пешком ходил по участку. Забрызганный грязью, в огромных болотных сапогах, он приходил на отдаленные заставы.

Ночи напролет просиживал в засадах, бродил по самым глухим зарослям, надеясь встретить своего врага.

Летом на границе спокойнее.

В тихие белые ночи, когда светло как днем, перейти границу очень трудно.

Но Лось не переставал искать Миркина. Больше всего он боялся, что Миркина поймают без него.

Кончилось лето.

В лесу, как костры на фоне темной хвои, засверкали красным и оранжевым листья кленов и берез. Короче стали дни. Темными ночами хлестал дождь. Ветер ломал деревья.