На далекой заставе
(Рассказы и очерки о пограничниках) - Страница 1

От составителя

Эта книга о людях границы.

Еще М. И. Калинин говорил, что «…ни в одном государстве нет столь трудной и столь сложной службы, как служба у нас в пограничных войсках».

Империалистические разведки вербуют в банды диверсантов и шпионов самых оголтелых, способных на всякое преступление негодяев. Их коварству, звериной злобе, хитрости противостоит зоркость, боевой опыт и беззаветное мужество воинов границы.

Опасности и трудности службы на границе выковывают из советских пограничников смелых, находчивых, стойких людей. Они всегда готовы вступить в схватку с врагом. Выследить врага, захватить живым, а если не сдастся, — уничтожить — непреложный закон воина границы.

Свое умение бороться с врагом, волю к победе советские пограничники показали и в Великой Отечественной войне. Они всегда были на самых опасных участках, проявляя стойкость и мужество, любовь и преданность Родине.

Пограничная тема издавна привлекала внимание советских писателей, многие из них создали правдивые, содержательные произведения о наших бесстрашных воинах-пограничниках.

Предлагаемый вниманию читателя сборник рассказов и очерков о пограничниках Севера составлен из произведений советских писателей и журналистов, писавших в разные годы.

Периоду становления границы после гражданской войны посвящен отрывок из повести «На рубеже» карельского писателя Сергея Норина. Перу Норина принадлежит, кроме названной повести, пьеса «Застава у Черного ручья». С началом Великой Отечественной войны Сергей Норин, став офицером-пограничником, написал ряд фронтовых корреспонденций и зарисовок. Он мечтал с создании монументального произведения о пограничниках, но этому помешала смерть, постигшая писателя в 1942 году.

В пограничных войсках Северного округа в тридцатые годы служил рядовым и там же стал писать свои первые рассказы писатель Лев Канторович. В дальнейшем он создал ряд интересных произведений о воинах границы. В начале Великой Отечественной войны Лев Канторович поехал на границу и там погиб в бою с гитлеровцами, защищая вместе с пограничниками родную землю. В сборнике Л. Канторович представлен рассказами «Шпион» и «Трус», повествующими о боевой службе пограничников в годы пятилеток.

К этому же периоду жизни границы относятся рассказы «Сувенир», «Шуба английского короля» и «Жучок» писателя Николая Брыкина.

Писатель Виктор Чехов в период Отечественной войны был офицером-пограничником. На основе собранных им материалов он после войны написал двухтомный роман «На правом фланге». От рывок из этого романа включен в сборник.

Совершенно закономерно в сборнике занял место военный очерк о пограничниках Константина Симонова. Будучи военным корреспондентом, писатель неоднократно посещал северный фронт и непосредственно наблюдал боевую деятельность пограничников.

О послевоенной жизни границы пишут писатели и журналисты Е. Воеводин, В. Михайлов, Г. Дмитриев, М. Абрамов, А. Сердюк, Ю. Виноградов и другие, группирующиеся вокруг московского журнала «Пограничник». Все они представлены в сборнике рассказами и очерками.

Сила воинов границы — в их тесной связи с народом. Жители пограничной полосы — колхозники, лесорубы, рабочие, служащие, комсомольцы и даже пионеры — составляют как бы вторую линию охраны границы. Они самоотверженно помогают пограничникам охранять мирный труд советских людей, строящих коммунизм. Боевой работе славных помощников пограничников в сборнике посвящено несколько очерков.

Если советский читатель, прочитав эту книгу, познакомясь с боевой жизнью воинов границы, проникнется уважением к их нелегкому ратному труду — задача сборника будет выполнена.

Красноармеец заградительного отряда Иван Куджиев в ночь на седьмое ноября тысяча девятьсот восемнадцатого года выходил в секрет, к Глухариной пади. Это был один из дальних постов в глухом лесу. На зубчатых выступах гранитных скал, разграничивающих два мира, две страны, густо сплетались колючей сеткой деревья.

От Койнабрского красноармейского пикета заградительной службы, которым командовал недавно приехавший из Петрозаводска рабочий Александровского завода коммунист Антохин, до Глухариной пади было не больше пяти верст.

Но какие версты… Еле приметная звериная тропа вела к границе. Тропа эта начиналась за поросшим мхом болотом, предательски скрывающим качающуюся под ногами гнилую топь. Она петляла в зарослях леса, круто вздымалась на острые выступы скал, обрывалась у стремительных лесных ручьев, весело урчащих ледяной водой о каменистое дно, и снова устремлялась в лес, на гранитные кручи. Глухое и суровое величие леса, словно хранящего в своих дебрях покой ушедших тысячелетий, нарушалось лишь затаенным шорохом ветра в ветвях да криками лесной птицы.

Нести секрет в Глухариную падь по традиции, установившейся с первых дней службы заградительной группы Антохина, выходили наиболее выносливые и надежные бойцы. Нужно было отлично знать лес, знать едва приметные звериные тропы, чтобы не заблудиться, найти нужный брод через ручей, надежный переход через топкое, ходящее ходуном под ногами, мшистое болото, нужно было уметь карабкаться по зубчатым кручам скал, иметь чуткое ухо и острый глаз.

Иван Куджиев получил задание выйти в Глухариную падь после собрания, посвященного первой годовщине Октябрьской революции. Перед выходом в секрет он решил поспать, но сна не было. Он лежал на топчане, на стареньком лоскутном одеяле, подаренном ему матерью перед уходом в заградительный отряд, и прислушивался к веселому разговору товарищей. Вспомнился рассказ Антохина о революции. Перед глазами встал облик далекого огромного города, настороженные жерла орудий крейсера «Аврора», дворец, в котором скрывались министры Временного правительства, а между тем Иван Куджиев никогда не был в Питере, никогда не видел моря и кораблей.

После смерти отца, убитого на лесозаготовках неожиданно рухнувшим деревом, осталось пятеро детей и нищее хозяйство. И все пятеро братьев Куджиевых, особенно старший — Иван, который взял в руки топор отца и отправился в лес, когда ему было всего двенадцать лет, знали в своей жизни только одно — нужду.

Иван вышел в отца. Как и старик Куджиев, он никогда не ломил шапки перед деревенскими богатеями. У него, как и у отца, были крепкие руки и мятежное сердце.

Взяв винтовки, Антохин и Куджиев вышли в ночь. Антохин за болотом свернул вправо, к Белой балке, а Куджиев пошел в глубь леса, к Глухариной пади.

В третьем часу ночи, пробившись сквозь густые колючие заросли и ощупью, по камням, перебравшись через ручей, Куджиев резко и протяжно свистнул. Так встревоженно и тоскливо кричит ночью сова. Сначала все было тихо, и только звезды, едва различимые сквозь ветви, своим тихим мерцанием, казалось, отвечали затерявшемуся в тайге человеку.

Александр Чуркин — земляк из Пойнаволока — должен быть поблизости. Они всегда встречались здесь. Куджиев повторил сигнал. Вдалеке едва слышно прокричала ночная птица. Чуркин!

Они встретились неожиданно. Зашуршал раздвигаемый рукой куст, и черная высокая тень скользнула к ручью.

Чуркин передал секрет. На десять-двенадцать часов Куджиев оставался один.

— До следующего пикета, Иван, около шести верст будет. За сутки только один раз и сошлись с ребятами из поста на Черной балке, — говорил Чуркин. — Один… В лесу, где сам черт ногу сломит, на пять-шесть верст границы по одному человеку. Недаром с той стороны нет-нет и проскользнет какая-либо контра. Ты, Вань, смотри в оба. Обутки не прислали еще? — спросил он. — На березовом ходу топаешь?