На берегах Ярыни - Страница 11

Ощущая близость ее, сильнее бьются сердца у живых, больнее ноет душа у тех, кто не имеет больше сердца.

При виде переплетающихся крыльями бабочек, разбивающихся на пары со счастливым пением птиц и обнимающих друг друга в любовном пылу смертной хваткой лягушек застонала душа русалки Горпины.

И неудержимо потянуло ее повидать еще раз того молодого парня, из-за которого лишилась она радостей жизни, того, с кем она делила некогда первую страсть, того, кто познакомил ее с мукой отчаяния.

В полумраке весенней ночи несколько раз прилетала душа погибшей к Максиму, который во сне увидал грустное бледное лицо своей бывшей возлюбленной. Горпина навещала молодого человека не с тем, чтобы пить его кровь, как это делают упыри, ила уплотнить за счет жизненных сил бывшего любовника видимую порою глазом прозрачную оболочку души.

Утонувшая девушка, являясь во сне Максиму, искала у него лишь жалости и утешения…

Но Максим, которому на роду суждены были иные объятья, невзлюбил даже сонных посещений Горпины. Чтобы избавиться от последней, парень толкнулся было к знахарке Праскухе.

— Я к тебе за советом, бабка, пришел, — сказал он последней. — Снится мне эта самая девка Горпинка, что прошлым летом утонула. Стоит будто в дверях и все плачет и есть просит… А как это мне надоело, то ты меня от нее ослобони. Получи вот двугривенный и дай мне какой ни на есть травы, чтобы она, курва, и носу ко мне показать не смела.

Двугривенный Праскуха взяла и кое-каких корешков, чтобы положить их под изголовье, тоже дала, но, оттого ли, что корешки эти плохо действовали против сновидений, оттого ли, что недолюбливавшая Максима Праскуха умышленно не желала ему помочь, Горпина продолжала все-таки сниться своему бывшему возлюбленному.

Тогда парень пошел к Аниске.

Чернобровая молодая ведьма отнеслась к Максиму с большим вниманием. Участливо расспросив его о всех подробностях посещений Горпины, чародейка улыбнулась, стараясь придать улыбке своей оттенок застенчивости, и сказала:

— Плохое ваше дело. Теперь она во сне только к вам приходит, а потом и наяву начнет шляться, и до тех пор от вас не отстанет, пока всю кровь вашу не выпьет… Напрасно вы только к Праскухе ходили да деньги ей носили. Я вас и даром от мертвячки вашей освобожу, потому вы мне очень понравились… Так вы слушайте, что я вам скажу. Горпинку эту самую от вашей хаты отучать нужно; чтобы, значат, вас там несколько ночей кряду не было… Пускай идет к другим. А вы это время у меня ночуйте. У меня она вас не увидит и не найдет. Я слово такое знаю. Только уж, пожалуйста, приходите, когда смеркнется, так чтобы на селе не знали… А то я — женщина молодая, одинокая… Мало ли что болтать станут… Да приносите с собою водки бутылочку. Я вам ее на снадобье одном настою, а вы ее после на ночь по рюмочке пить будете, чтобы дурные сны отгоняло…

Максим последовал приглашению Аниски и в ту ночь действительно не видал во сне Горпины. Хотя вкус и запах настойки, изготовленной ведьмою, и не очень нравился парню, но действие этого снадобья самой Аниске показалось весьма удачным…

Максим стал с той поры частым гостем скоро понравившейся ему деревенской ведьмы.

"Тяни за ногу" был мрачен. Разговорившийся однажды с ним Водяник заставил своего работника рассказать, как он ходил добывать болотного бесенка и что при этом видел в лесу и на болоте. Совершенно не обращая внимания на описание Лешего, как будто ему до такового не было дела, повелитель Ярыни особенно подробно расспрашивал Анкудиныча про трясинных красавиц.

— Так что, по-твоему, они покрепче русалок будут?

— Вестимо, крепче. Одна другую по спине так хлестнула, что гул пошел по лесу. Загоготали обе да и бултых в тину… Больно гладкие девки! Не то что наши — после первой же зимы кисель какой-то!

— Так вот что, Петра. Непременно ты мне достань и приведи одну такую гладку. Смани ее от Болотника, скажи, что водяной князь Ярыни зовет ее к себе в хозяйки… Да осторожненько веди, чтобы Леший твой ее не отнял. Лучше всего перед самым утром…

— А как же я до нее доберусь? Бесенята заметят, как собачонки завизжат и залают… Да и с Болотником тоже ведь шутки плохи…

— А мне какое дело? Слышал мой приказ? Ну, значит, поди да исполни, пока луна светит, иначе я тебя сому скормлю… Болотнику же если попадется — поклон ему от меня передай. Да смотри, не проговаривайся, зачем послан… Понимаешь?!.. Живо!. А не то!..

Водяной стал манить к себе свою верную рыбу.

Подобный поросшему мохом бревну, старый огромный сом приподнялся со дна, сделал сильным взмахом хвоста крутой поворот и, быстро подплыв к своему господину, остановился на высоте его головы, медленно шевеля плавниками и темными, похожими на щупальцы усами.

Но еще раньше, чем Водяной успел отдать ему приказание, "Тяни за ногу" вылезал уже из тростника на покрытый ночным туманом, посеребренным сверху лунным сиянием, берег.

"Только бы не попасться Лесовику, — думал он, — а с болотницей если дело не удастся, пойду к самому Болотнику, наймусь, а там видно будет".

Анкудиныч стал кустами незаметно пробираться к черневшей сквозь ночной туман лесной опушке.

Идти по лесу было, как и в прошлый раз, трудновато. Привыкшая к мягкому илу дна и трав прибрежных лугов, отекшая нога неприятно наталкивалась на коренья и колкий валежник. Хохот филина и писк разных лесных зверьков заставлял порою утопленника останавливаться, чтобы прислушаться к звукам и шорохам ночи. Путь был неблизкий.

Направиться по лесосеке, вдоль которой лежала тропинка, "Тяни за ногу" опасался, вследствие чего ему пришлось пробираться лесного чащей, неподалеку от опушки.

Начинавшийся от реки хвойный лес сделался редким, сменяясь постепенно березами и ольховыми кустами. Чаще стали встречаться поросшие ивой и мхом, кочками с брусничным листом покрытые полянки. Нога все больше и больше ощущала под собою привычную, приятную холодную влагу. Деревья становились все ниже, кустарник — мельче и гуще. Сухие места попадались реже. Начиналось болото, покрытое низкорослым ивняком и ракитой…

"А вдруг сон мой был в руку, — начал уже мечтать "Тяни за ногу". — Вдруг не Водянику, а мне достанется гладкая женка, которая ржет, как кобылица, и не нагоняет тоски, как наши русалки?!"

Он подошел уже к самой трясине. Не успевшая еще покрыться летнего зеленью, зеркально черная, металлическим блеском отливавшая поверхность болотного озера была пуста. Ни одного бесенка не было видно на торчащих кое-где кочках. Не было также слышно ни пенья болотниц, ни возни и писка в окрестных кустах.

"Что за незадача такая? Никто меня не встречает. Никто не зовет. Сон, видно, не в руку был", — подумал утопленник.

Вся болотная нежить столпилась в то время на дне обширного, сверху полузаросшего озера. Лунный свет проникал на темное дно и, мешаясь с фосфорическим светом покрывающих стены просторного покоя гнилых костей и слизняков, слабо озарял взволнованные изумленные лица обитателей трясины. Причина волнения была вполне уважительной.

Любимая жена Болотника, толстобедрая Марыська, неожиданно для всех родила вместо бесенка — человеческого, женского пола, младенца.

— Ума, право, не приложу, как могло это случиться! Никуда с болота не отлучалась… Не иначе как от сглазу! — слабым голосом, но с большого уверенностью говорила Марыська окружающим ее подругам.

— Гм, — недоверчиво произнес мрачный Болотник.

— Кто же вы это мог тебя сглазить, милая? — медовым соболезнующим голосом спросила Марыську одна из ее старших подруг, "Кунья Душа", ходившая до нее одно время в "любимых женах".

— Надо быть, тот самый стрелок, которого я прошлое лето утопила. Пока я его на дно тянула, он меня руками обхватил, да так пронзительно мне в глаза посмотрел, аж у меня в нутре екнуло что-то. Ну, вот с тех пор, кубыт, и понесла…

— Гм, — снова крякнул Болотник.

— Никуда я с болота не отлучалась, — обиженно, жалобным голосом протянула Марыська.