На бензоколонке только девушки - Страница 9

В 5.15 вечера в дом вошел Эрл.

– Привет, любимая. Я дома.

– Привет, милый, – ответила она, не давая ему присесть. – Эрл, знаю, ты сочтешь меня дурой, но я прождала твоего возвращения весь день. Посиди со мной, пожалуйста, пока я буду вскрывать письмо.

– Какое письмо?

– Заказное.

– А. Я решил, что ты не собираешься за него расписываться.

– Ну… Я попыталась… но, в общем… хотела, чтобы ты был дома.

Эрл улыбнулся:

– Ладно, милая. Сейчас вот налью себе выпить и сразу вернусь.

Сьюки устроилась на веранде, присев на диван, и дождалась, пока он вернулся и сел напротив.

– Ну хорошо, открывай, посмотрим, что там у нас.

Глубоко вдохнув, Сьюки открыла конверт и прочла сопроводительное письмо.

На вложенном конверте стоял штамп Матамороса, Мексика, и он был подписан от руки неровными, почти детскими каракулями. Внутри Сьюки нашла письмо, написанное тем же почерком.

– Ох, да боже ты мой, – сказала Сьюки.

– Что?

– Дама из Техаса, работавшая у матери, померла, а ее дочь нашла какие-то старые бумаги Ленор и переслала их нам. Очень мило с ее стороны.

– А что за бумаги?

– Пока не знаю. Ну-ка. – Сьюки взялась за следующий листок. И тут осознала, что лежит на полу, а Эрл стоит над ней и обмахивает газетой.

– Все в порядке, милая, ты упала в обморок. Расслабься и дыши глубже. Не разговаривай.

Рядом с ней на полу лежала страница, которую она только что прочла.

Несколько минут спустя Эрл помог Сьюки устроиться на диване, и она, с влажным полотенцем на лбу, попыталась вникнуть в то, что прочитала только что. В голове застряло только «ее удочерение».

Эрл вернулся с бумажным пакетом, чтобы она в него подышала, и со стаканом бренди.

– Давай, милая, выпей немножко. – Он глядел на нее обеспокоенно и поглаживал по руке.

– Ты прочел? – спросила она.

Он кивнул:

– Да, дорогая, прочел. Вот так новости они вываливают.

– Но что это значит?

Он подобрал письмо и прочитал еще раз.

– Ну что, милая… Боюсь, это значит именно то, что написано. Очевидно, тебя взяли… тут все бумаги… из Техасского детского дома… 31 июля 1945 года.

– Но, Эрл, этого быть не может. Какая-то ошибка.

Эрл проглядел бумаги и покачал головой:

– Нет, милая… Не думаю. Все вполне официально, и вся информация сходится.

– Но тут все равно ошибка. Не могли меня удочерить. У меня симмонзовские ступни и папин нос.

– Ну… может, и нет.

– Но с чего? Что там еще сказано? Ничего не понимаю.

– Милая… ты дыши, а я пока посмотрю еще раз. – Он углубился в документы, а Сьюки все дышала в бумажный пакет, но выражение его лица ей не нравилось.

– Ну? – спросила она между вдохами.

Он взглянул на нее:

– Ты уверена, что готова ко всему этому? Для одного дня тут слишком много информации.

– Да… конечно. Уверена.

– Дай слово, что не разволнуешься и не упадешь в обморок, иначе я не буду ничего дальше читать.

– Даю.

– Что ж… медицинская карта у тебя хорошая. Ты была очень здоровым младенцем.

– А еще?

Эрл взял в руки свидетельство о рождении:

– Ну вот здесь говорится, что твою маму звали Фрици Уиллинка… а фамилия, кажется, вроде… Юрааблалински. Или что-то в этом роде.

– Что?

Он проговорил фамилию по слогам.

– Господи боже! Что это вообще за фамилия?

– Хм… ну-ка, ну-ка. А, национальность матери… полячка.

– Что?

– Польская.

– Польская? Да я даже языка польского не знаю.

– Погоди… тут написано… место рождения матери – Пуласки, Висконсин… 9 ноября 1918 года. Вероисповедание матери: католическое.

– Католическое? О боже. А про отца что говорится?

Эрл вчитался и тихо проговорил:

– Хм… тут написано, что он неизвестен.

– Неизвестен? Как же это? Что это значит?

– Не могу сказать. Может значить много чего. Вероятно, она не хотела о нем сообщать… Не знаю.

Сьюки вымолвила:

– О боже мой, Эрл… Я внебрачная. Я незаконнорожденная польско-католическая личность!

– Ой, будет тебе, милая… успокойся. Мы про это ничего не знаем. Не будем делать поспешных выводов.

– Ну же, Эрл, когда люди женятся, отец не может быть неизвестен, верно? Она хоть имя-то мне дала?

– Минутку. Да, вот. Твое имя при рождении… Джинджер Ябервиснски или как оно произносится вообще… и родилась ты в 12.08 пополудни четырнадцатого октября 1944 года, вес… восемь фунтов и семь унций.

Сьюки медленно села и вымолвила:

– Эрл, это ошибка.

– Что?

– 1944-й.

– Ну, милая, тут так написано. Четырнадцатого октября 1944 года. Смотри, черным по белому.

Сьюки, похоже, все это потрясло до глубины души.

– Эрл, ты понимаешь, что это значит? Господи боже, да мне шестьдесят лет! Господи боже, я ведь старше тебя! Господи боже!

– Ладно-ладно, милая, ты успокойся… подумаешь, ничего такого.

– Ничего такого? Ничего такого? Ложишься спать и думаешь, что тебе пятьдесят девять, а на следующий день оказывается, что тебе шестьдесят! – Сьюки почувствовала, как от лица медленно отливает вся кровь. Эрл вовремя успел ее поймать, иначе она бы свалилась с дивана еще раз.

Через несколько минут, придя в себя и выпив еще немного бренди, Сьюки, за всю жизнь не позволившая себе почти ни единого грубого слова, глянула на Эрла и выпалила:

– Кто они вообще, эти Мудобралинские?

Пуласки, Висконсин

Станислав Людвик Юрдабралински прибыл в Чикаго 5 января 1909 года. Первые несколько лет в Америке он таскал бочки с пивом в местной пивоварне, а по ночам учил английский. Позднее Станислав нашел работу получше – на стройке Чикагской и Северо-Западной железной дороги, проходившей от Грин-Бей, Висконсин, через маленький городок под названием Пуласки.