На белой полосе - Страница 12

Кажется, я немного сошел с ума, ибо не может быть, чтобы вы, двое заброшенных созданий, не являлись только началом дальнейших вопросов. Возможно, нам никогда не удастся установить контакт с вами двумя. Но вы сами - свидетельство тому, что где-то, скорее всего не так уж далеко от Клементины, существует планета, заселенная подобными вам. И если бы мы добрались до нее и увидели вас в естественной обстановке, мы смогли бы гораздо лучше понять вас, угадать, о чем с вами нужно беседовать. Здесь нам требуются не только лингвисты, но и пара космических кораблей, которые исследовали бы миры поблизости от Клементины. Нужно поговорить об этом с Латтимором.

ВЗП никак не прореагировали.

- Я предупреждаю, что человек - существо упрямое. Если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе. Если вам есть что сказать, что передать, то лучше говорите сейчас.

Они закрыли глаза.

- Вы потеряли сознание или предались молитве? Последнее было бы более благоразумным, поскольку вы попали в руки к человеку.

Философия была не единственным занятием для вернувшихся с «Мариестоупса» в ту первую ночь: кое-кто занялся разрушением домов.

Как потом объясняла на суде его защита, Родни Уолсамстоун ничего не мог поделать. Это был не столь уж редкий случай в последнее время, когда из самых глубин космоса каждый месяц возвращались корабли.

В эти ужасные - адвокат не преувеличивал - путешествия отправлялись обыкновенные смертные, на которых, как на Родни Уолсамстоуна, космос действовал подавляюще. Десять лет назад это явление получило название синдрома Бестара (в честь прославленного психодинамика).

В открытом космосе человеку резко недоставало окружавших его мозг сигналов и предметов. Можно было не согласиться с французским философом Дойчем, для которого космос и мозг представляли собой противоположные полюса нераздельного целого, что оказывало величайшее давление на любого человека во время космического полета и оставляло чувство голода в отношении всего привычного окружения. Это чувство при возвращении на Землю не могло удовлетвориться разрешенными законом способами. Если бы это действительно было так, усовершенствованию следовало бы подвергнуть не ум человека, а закон: к человеку, побывавшему в первозданных глубинах, закон должен был бы применяться менее приземленный (смех в зале).

Какой символ имеет большую власть над человеческим разумом, кроме как дом, кров гостеприимного мира, самой цивилизации? Поэтому в данном случае разрушительства, хотя в нем, к сожалению, пострадал хозяин дома, следует видеть поиски символа этим не лишенным геройства обвиняемым. Конечно, он признает, что тогда был в состоянии алкогольного опьянения, но синдром Бестара позволяет…

Судья, уважавший точку зрения защиты, тем не менее сказал, что ему надоели матросы, возвращавшиеся на Землю и особенно в Англию как на кусок самого дикого космоса. Тридцать дней, проведенные обвиняемым вдали от баров и развлечений, могли бы дать почувствовать, что между Землей и космосом есть значительная разница.

Суд сделал перерыв на ленч, и плачущую мисс Флоренс Уолсамстоун отвели в ближайший кабинет.

- Хэнк, солнышко, но ты ведь не собираешься серьезно вступать в Космический корпус? Правда? Ты же не улетишь опять в космос?

- Зайчик, я же сказал, что только на целевые полеты, как в Исследовательском корпусе.

- Мне никогда не понять вас, мужчин, живи я хоть тысячу лет. Что там такого, скажи, что так притягивает тебя? Какая от этого польза?

- О черт, это способ зарабатывать деньги. Получше, чем сидеть в конторе, не правда ли? Я парень хоть куда, дружок, - по-моему, ты этого еще не оценила, - сдал все экзамены, но здесь, в Америке, ужасная конкуренция.

- Но какая тебе от этого польза - вот что я хочу знать.

- Я уже говорил тебе: я могу дойти до капитана; а теперь, может, пока оставим этот разговор, а?

- Я и не хотела начинать его.

- Ты не хотела? А кто же, по-твоему, его начал? Иногда мне кажется, что мы с тобой говорим на разных языках.

- Дорогая, дорогая! Любовь моя, не пора ли нам вставать?

- М-м-м?

- Уже десять часов, любовь моя.

- М-м-м. Еще рано.

- Я хочу есть.

- Ты мне снишься, Гусей.

- Мы собирались сесть на одиннадцатичасовой паром до Гонконга, ты помнишь? Ты хотела сегодня порисовать, забыла?

- М-м-м. Поцелуй меня еще раз, дорогой.

- М-м-м. Любовь моя.

Главный хранитель был уже седым человеком с редкими волосами, которые он часто причесывал, дабы они виднелись с обеих сторон из-под его заостренной шапочки. С незапамятных времен он работал под началом Пацтора, а еще раньше с ним случилось несчастье, когда он однажды утром спускался по отвесной ледяной скале Росс Айс Шепф. По невероятному совпадению его звали Росс, Йак Эдвард Росс. Он щеголевато поприветствовал вошедшего Брюса Эйнсона.

- Доброе утро, Росс. Ну как тут дела сегодня? Я опоздал.

- Сегодня утром какая-то большая конференция, сэр. Она только началась. Конечно, там сэр Михали и три лингвиста: д-р Бодли Темпл и двое его коллег и статистик - я забыл его имя - такой маленький человечек с бородавчатой шеей, вы его узнаете, и еще одна дама - кажется, тоже ученая, - да этот оксфордский философ опять, Роджер Виттгенбагер, наш американский друг Латтимор, писатель Джеральд Боун, кто же еще?

- Боже мой, это же около дюжины! Какого черта здесь делает этот Джеральд Боун?

- Как я понял, сэр, он друг сэра Михали. Мне кажется, он ничего себе. Вообще-то мой читательский вкус предпочитает более серьезную литературу. Я редко читаю романы, но иногда, когда неважно себя чувствую, особенно, если вы помните, когда у меня был бронхит прошлой зимой, я углубился в парочку его лучших романов и, должен сказать, был приятно поражен «Многими избранными». У главного героя случается нервное расстройство…

- Ах да, я вспомнил сюжет, Росс, спасибо. Ну а как там наши двое ВЗП?

- Если честно, сэр, я полагаю, они помирают от скуки, - кто обвинит их в этом?

Когда Эйнсон вошел в кабинет за клеткой с ВЗП, конференция уже заседала. Подсчитав головы, кивнувшие ему в знак приветствия, Эйнсон определил, что всего присутствовало четырнадцать мужчин и одна женщина. Хотя все они были совершенно не похожи друг на друга, их что-то объединяло, быть может, обладание властью.

Это ощущение больше всех производила миссис Вархун, которую он увидел, потому что она как раз излагала стоя свое мнение, когда вошел Эйнсон.

Миссис Вархун и имел в виду главный хранитель. Хотя ей было едва за сорок, она пользовалась известностью как ведущий научный сотрудник в космоклетике, новой специальности философско-научного направления, которая занимается тем, что отделяет зерна от плевел в захламленной куче фактов теории, которая представляла собой основную добычу космических исследователей и исследовательских полетов. Эйнсон взглянул на нее с одобрением. Подумать только, а ведь она смогла выйти замуж за какого-то старого высохшего тупицу-чиновника, нет, это просто невероятно! Она обладала привлекательной фигурой, а в тот день надела модный костюм в стиле люстры с бирюшами на груди, талии и бедрах; выражение ее лица было необычно серьезным, хотя и недостаточно умным, в то время как Эйнсон знал, что она способна переспорить даже старину Виттгенбагера, оксфордского философа и ученого мужа видеотехники.

Сравнивая Энид с миссис Вархун, Эйнсон неизменно отдавал предпочтение второй. Он не должен был копаться в своей душе, выискивая истинное свое отношение к жене, к этому бедному созданию, или к кому бы то ни было еще, но Энид действительно была весьма жалким представителем своего вида. Ей нужно было выйти замуж за какого-нибудь лавочника в суетливом провинциальном городке, в округе Бэнбери, восточном Дерехаме. Да, следовало бы…

- …Вы видите, что мы уже сдвинулись с мертвой точки и можем говорить о кое-каком прогрессе за эту неделю, хотя, конечно, у нас появляются трудности и препятствия, неизбежные в этой ситуации, но очень сдерживающие работу, - как мне кажется, директор первым сказал о них. Начнем с того, что у нас нет сведений о происхождении этой формы жизни и мы не можем отнести ее к тому или иному стереотипу.