На балу грёз - Страница 22
— Нет, то-то и оно. Во мне местной крови лишь на четверть, а в Шейн — вообще нет.
— Джеки откликнулась?
— Да, приехала. И увезла Шейн.
Элла не сразу осознала все значение этих слов.
— Только Шейн?!
— По большому счету для Джеки я не был родственником. — Он опять безразлично пожал плечами. — К чему возиться с чумазым?..
— О Господи, Раф…
— Свое сочувствие оставь для других. Мне оно ни к чему.
— А сестра?..
Затерявшийся в своих мрачных воспоминаниях, Раф слепо смотрел перед собой.
— Шейн выпала из моей жизни. Но я ни на секунду не переставал думать о ней, беспокоиться, спрашивать себя, правильно ли сделал, что отдал ее Джеки.
— У тебя не было выхода. И что ты делал после того, как сестра уехала?
— Работал. Десять лет бился, чтобы заработать деньги. В середине восьмидесятых цены на кофе упали, поместье «Esperanto» выставили на продажу, и я купил его. Деньги перестали быть проблемой. — Его губы сжались в линию. — И я поехал поглядеть на Шейн.
Элла боялась спросить:
— И что ты увидел?
— Что смертельно ошибся. Оказалось: растить ребенка, кормить его, одевать никак не соответствовало представлениям Джеки о том, как нужно устраивать свою жизнь. Она сделала все, чтобы каждый Божий день Шейн расплачивалась за свое спасение от нищенского существования. — Раф зажмурился. — Из непоседливой малышки мое солнце, моя hermanita [35]превратилась в застенчивого, пугливого подростка, одичавшего без любви и ласки.
Слезы бежали по щекам Эллы. Бедная Шейн.
— А дальше?
— Джеки продала мне сестру.
— Продала?!
— Как товар. Я привез ее назад в Коста-Рику и поклялся оберегать до конца своих дней. Так и было. До той кошмарной ночи пять лет назад.
— До «Золушкина бала»? Раф кивнул.
— Шейн как заколдовали. В этих балах ей виделось все то, что она недополучила в детстве, — любовь, счастье, привязанность. Как тут устоять?
— Никак… Но почему ради Шейн ты продаешь поместье?
— Пока ее дом — «Esperanza», она так и будет прятаться от жизни, — Раф насупился. — Пора ей найти свою дорогу.
— А учеба на бухгалтера?
— Так. Чтобы помогать мне. Как расплата за мнимые грехи. Однажды я предложил ей денег воплотить ее самую заветную мечту. Отказалась. Она ничего не хочет, и не только от меня. Словно ей все опостылело.
— А деньги от продажи поместья… почему она возьмет эти, если отказалась от тех?
— Я не рассказывал, что терял поместье. Она знает лишь, что оно нам досталось от родителей. Юридически моя сводная сестра — равноценный распорядитель. Буду бить на это. Волей-неволей ей придется вылезти из своей скорлупы.
— И ты уже не сможешь ее опекать, — предостерегла Элла.
— В семнадцать лет, — Раф потер складку между бровей, — еще необходимо, чтобы старшие опекали от болезненных падений.
Но в двадцать три можно и попадать. Подчас стертые колени лучше всего учат, как уберечь своих будущих детей.
— Но это трудно признать.
— Очень. Особенно мне.
— Вот почему ты не рассвирепел, когда я сказала, что отвезла ее мозаики в галерею искусств?
Его взгляд стал напряженным.
— Шейн взорвется.
— Гнев — не самое плохое чувство.
Невдалеке загудел автомобильный клаксон. Из-за поворота на Эллу и Рафа выскочило такси. Марвин, просигналив приветствие, лихо затормозил перед ними.
— Я кстати?
— Как нельзя, старина. — Раф вышел из машины. — Каким ветром тебя занесло?
— Мануэль строго-настрого наказал: если к вечеру La Estrellaне появится — еду выручать. А то мало ли. — Марвин расплылся в улыбке. — Здорово он удумал?
— Просто гениально, — фыркнула Элла. — Большое спасибо.
— De nada [36]. — Марвин довольно потер руки. — Чего стоим?
— Бензина нет, — ответствовал Раф.
Поглядывая то на него, то на нее, Марвин чуть не лопался от смеха.
— No problema.Подзаправлю тиу rdpido [37].
— Если есть, налей побольше. Отвезу-ка Эллу в «Abmzo de Amante» полюбоваться закатом.
— Рог supuesto, с превеликим удовольствием. — Марвин ловко и быстро перекачал бензин из одного бака в другой. — Передам Челите, чтоб не ждала.
— Как ты любезен, — хмыкнул Раф.
— Я могу быть еще любезней, — с этими словами Марвин достал из багажника сложенное в несколько раз одеяло и перебросил Рафу. — В самый раз для жарких объятий.
— О чем это он? — зарделась Элла.
— «Abrazo de Amante»переводится как «Объятие любовника». Шутит.
— А-а-а… А название такое почему?
Раф загадочно улыбнулся и повернул ключ в замке зажигания.
— Увидишь.
Немного проехав, они свернули на проселочную дорогу в сторону гор и неспешно покатились под уклон. Попутно Раф показывал Элле невиданных пичуг, порхавших тут и там.
— Это мот-мот. — Его длинный голубой с отливом хвост подрагивал, как маятник часов. — А вон, на дереве, парочка туканов.
Еще раз повернув, Раф приглушил мотор, и Элла услышала резкий крик обезьянок, которые жеманничали, раскачиваясь в кронах над головой. На одном из цветков возле машины девушка увидела бабочку: на фоне лесного шатра ее кобальтово-синие крылья вспыхивали диковинными самоцветами.
Еще поворот — и Эллу захлестнул восторг. Перед ними открылось небольшое горное озерцо с подводными ключами. Пар клубился над его зеркальной поверхностью, окутывая деревья вокруг прозрачной вуалью. Первобытная девственность этого места рождала какое-то стихийное чувство, древнее, как сами джунгли.
— «Abrazo de Amante», — провозгласил Раф и выключил двигатель.
— Не зря Марвин дал одеяло.
Элла вслед за Рафом вышла из машины. От этого великолепия невозможно было оторваться. Сбросить бы липкую одежду и нырнуть в теплую нерукотворную ванну…
— А искупаться… можно? — почти у самой воды спросила она.
Раф зашел сзади и встал так близко, что Элла почувствовала, как от его дыхания шевелятся волосы.
— Сними блузку, — повелительно сказал он. Зной его тела волной обдал ее спину.
Завороженная кипучими водами, она послушно потянулась к пуговицам, одну за одной расстегивая их. Тонкий батист скользнул вниз, но земли не достиг — Раф подхватил легкую ткань.
— Теперь юбку.
Раф ждал, не пытаясь придвинуться ближе. Так же не оборачиваясь, Элла безропотно расстегнула боковую молнию. Его руки захватили юбку, собрали ее на талии, перекинули через голову и опять исчезли.
Для Эллы это было самое странное раздевание в жизни. Невинное и в то же время возбуждающее. Прикосновение без прикосновения. Девушка сознавала, что обнажается ради удовольствия мужчины. И ощущала это еще острее оттого, что этот мужчина был ее мужем. И то, что они еще ни разу не занимались любовью, делало ее чувства почти непереносимыми.
— Что теперь? — прошептала она.
— Лифчик.
Она расцепила крючки и прижала полусогнутые локти к бокам, чтобы задержать бретельки. Раф дотронулся до нее рукой — Элла кожей почувствовала, как та горяча, — и потянулся вперед, невольно обдавая жарким дыханием ее плечи и груди, отчего их кончики стали как тугие розовые бутоны, подцепил гладкую бретельку и выждал, пока она не распрямит руки. Кружевной лифчик упал в его ладони.
— Что дальше?
— Сними последнее, — сипло сказал он.
Элла закрыла глаза. Не остановить ли игру? Никогда она не чувствовала себя такой беззащитной. Но вот два простых слова пришли к ней: доверие и любовь.
Уже не колеблясь, она сбросила сандалии, подсунула кончики пальцев под эластичную резинку и стала спускать гладкий шелк. За ее спиной Раф сдавленно вздохнул и выдохнул. Трусики упали на землю, шаг, и Элла выступила из них.