Н. Г. Чернышевский. Книга вторая - Страница 60

Как объяснить кризисы, эти "экономические землетрясения, ломающие фирмы, разрушающие фабрики, оставляющие без куска хлеба тысячи бывших богачей и миллионы работников"?

Чернышевский приводит краткое извлечение из отдела, посвященного кризисам у Милля. Из этого извлечения явствует, что причина кризисов лежит в "закупках на спекуляцию или просто в спекуляции". Соображения Милля кажутся Чернышевскому достаточными для опровержения того взгляда, по которому кризисы причиняются излишним выпуском кредитных бумаг. "Связь коммерческих кризисов с кредитными бумагами в существе дела только та, что быстрый ход закупок в огромном размере возможен, конечно, только при высоком развитии экономической жизни, основанной на обмене, а при таком развитии экономической жизни непременно существует и высокое развитие кредита, а в числе других его форм — и высокое развитие так называемых кредитных бумаг" [241]. Но отсюда еще не следует, что взгляд Милля правилен. "Дело в том, что Милль останавливается только на одной коммерческой стороне процесса, не считая нужным упомянуть об его влиянии на производство и потребление" [242]. С кризисами "связан вопрос о так называемом излишке снабжения". Милль лезет из кожи вон, чтобы показать, вопреки Мальтусу, Чомерсу и Сисмонди, невозможность подобного излишка. По его словам, "заслуга истинного разъяснения этого чрезвычайно важного дела более всего принадлежит двум знаменитым людям: на континенте проницательному Ж. Б. Сэю, а в Англии Джемсу Миллю". — "Все, что говорит Милль, — чистая правда, — замечает Чернышевский. — Но неужели такие люди, как Сисмонди и Мальтус, не умели понимать того, что называется коммерческим кризисом? Они дошли до мысли решительно ошибочной, и когда, для отвращения бедствий коммерческих кризисов, они упрашивают богачей увеличивать непроизводительное потребление, они доходят до нелепости, изумляющей своею колоссальностью. Неужели они могли бы избавиться от своего странного заблуждения таким простым соображением, как мысль о происхождении коммерческого кризиса из чрезмерных спекулятивных закупок? Но ведь это соображение наверное было им очень хорошо знакомо. Как же могли удержаться в таких головах такие нелепости, какие опровергаются Миллем?" Мальтус, Чомерс и Сисмонди просто смотрели на вопрос не с той стороны, с какой смотрит Милль. Истинный ход явления, называемого кризисом, таков: "В первой половине дела, когда цены растут, производители, надеясь на чрезвычайно выгодный и легкий сбыт, усиливают свою деятельность точно таким же необычайным образом, как усиливаются закупки. В два — три месяца фабрики изготовляют столько товаров, сколько изготовляется при обыкновенном ходе дел в полгода. Но ведь сбыт усиливается возрастанием только спекулятивных закупок, а не самого потребления; оно, напротив, быть может, даже уменьшается по чрезмерной дороговизне. Что же бывает с производством, когда цены начинают падать? В предшествующий период заготовлено товаров в три месяца на полгода; ясно, что производство должно было бы остановиться на три месяца, чтобы запасы уменьшены были до обыкновенного размера обыкновенным потреблением. Но потребление в эпоху кризиса, несмотря на упадок цен, бывает меньше обыкновенного, потому что у всех расстроены денежные дела. От этого чрезмерные запасы еще дольше остаются не потребленными. А пока они не потреблены, не уменьшились до обыкновенного размера, новое производство не находит себе сбыта. Таким образом, с коммерческим кризисом всегда бывает соединен промышленный, во время которого ослабевает производство, по излишеству сделанных запасов и недостатку сбыта. Вот этою стороною дела и были смущены Мальтус, Чомерс и Сисмонди. Милль совершенно прав, доказывая против них, что производство не может превышать потребностей человека [243], что капитал… не может возрастать слишком быстро, что, с какою быстротою ни возрастал бы он, всегда можно было бы желать еще быстрейшего возрастания, потому что всегда нашлось бы ему нужное занятие и т. д., — все это совершенная правда, и в словах Мальтуса, Чомерса, Сисмонди находится противоречие с неопровержимыми принципами экономической теории. Но это противоречие произошло только оттого, что Сисмонди и Мальтус остановились на половине пути, не доискались до коренных фактов, порождающих в самой действительности противоречия с экономическою теориею"… В конце концов, Чернышевский находит, что "производство, которое никогда не может превышать размера человеческих потребностей, может по временам превышать обычный уровень потребления, и неминуемым следствием такого чрезмерного усилия, вызываемого не развитием потребления, а только спекуляциею, бывает временный упадок производства, остановка работ. Корень этого бедствия заключается в отделении покупательной силы от производства и потребления, то есть ни меньше, ни больше, как то, что называется у нас торговлею в отдельности от занятий чисто производительных" [244].

Чтобы доказать несостоятельность Мальтусовой теории народонаселения, следовало прежде всего указать на то, что, по Мальтусу, буржуазное общество одновременно страдает и от перепроизводства, и от перенаселения, т. е. от недостаточного производства. Подобное опровержение было бы, как выражаются математики, необходимым и достаточным. Чернышевский предпочел бороться другим оружием, достоинство которого нам уже известно. Ему и в голову не приходит, что "вопрос об излишке снабжения" может служить для "разъяснения смысла Мальтусовой теории". Он склонен даже хвалить Мальтуса, который хотя и остановился на половине пути в вопросе об "излишке снабжения", но все-таки выбрал верную дорогу для его решения. Самое же решение вопроса выражается немногими словами: корень бедствия в торговле. Здесь мы имеем интересный образчик отношения социалиста-утописта ко взглядам буржуазного политико-эконома "передовой" школы. Корень зла в спекуляции, — говорит Д. С. Милль. Вы вполне правы, — замечает социалист-утопист. — Но вы не делаете надлежащего вывода из ваших собственных посылок. Я иду дальше вас, я не боюсь поставить точку над "i": корень зла не в спекуляции, а в том, от чего получает происхождение сама спекуляция, т. е. в торговле. Буржуазные экономисты, вообще говоря, совершенно правы. Они лишь робки и непоследовательны.

Корень бедствия в торговле. Без торговли немыслимо товарное производство. Следовательно, корень бедствия уходит еще глубже: он неразрывно связывается с товарным производством. Но товарное производство долго существовало, не причиняя кризисов. Значит, не товарное производство причиняет кризисы, а нечто другое, может быть, и связанное с этим производством, но обнаруживающееся лишь на очень высокой стадии его развития. Указание на истинную причину кризисов заключается уже в собственных словах Чернышевского. Спекуляция дает такой толчок производству, что в два — три месяца заготовляется количество товаров, достаточное для полугодового потребления. В действительности производство может еще дальше оставить за собою потребление, чем думал Чернышевский. Вот теперь и спрашивается, всегда ли существовала при товарном производстве возможность подобного явления? Известно, что не всегда, что она создана лишь развитием новейшей крупной промышленности, увеличившей производительные силы общества до небывалых размеров. Следовательно, "корень бедствия" заключается в крупной промышленности и в слишком значительном развитии производительных сил? Очевидно — да. Но так же очевидно, что высокое развитие производительных сил злом быть не может. Утверждать это — значило бы говорить сущую бессмыслицу. Выходит, что надо обратить внимание на те условия, при которых применяются теперь высокоразвитые производительные силы. Мы знаем уже, что между обществом и его производительными силами стоит капиталист, прекращающий свою "работу" всякий раз, когда она не сулит ему необходимых и достаточных барышей. А надежда на барыши исчезает всякий раз, когда рынки переполняются товарами. А рынки тем чаще и тем больше переполняются товарами, чем более развиты производительные силы. Капиталист попадает в нелепое, противоречивое положение: с одной стороны, конкуренция заставляет его применять возможно более совершенные способы производства; а с другой стороны, применение этих способов грозит переполнением рынков, кризисом, потерей барышей, разорением. Это противоречие показывает, что производительные силы переросли капиталистические отношения производства [245]. Устранение этих отношений является важнейшим "очередным вопросом" переживаемого нами исторического момента. Когда капиталистические отношения производства уступят место социалистическим, тогда высоко-развитые производительные силы перестанут причинять "экономические землетрясения", они будут покорными рабами людей, источником непрерывного роста обществен-ного богатства.