Мю Цефея. Шторм и штиль (альманах) - Страница 8

Ноги завязли в сугробе. Эйдар рванулся вперед и упал лицом в белый холод. Снег забил рот и ноздри, залепил глаза. Надо б подняться, да никаких сил не осталось. И ради чего? Белую волчицу все равно не догнать. Нет его Марны, нет сыновей, волков — и тех нет, чтобы злобу выместить. Один он. И снова, громом по небу — один!

Может, и не нужно дальше?.. Не для кого.

Эйдар уже и веки прикрыл, и приготовился. Говорят, в снегу уснешь, так и не заметишь, как сон навсегда заберет. Но вдруг ткнулось что-то теплое в шею, потом — в ладони. Эйдар глянул сквозь залепивший ресницы снег. Его окружили волчата. Никак не отвяжутся! Он хотел отогнать, зашибить приставучих. Даже руку занес, пальцы в кулак собрал. Так и замер, отражение свое в желтых глазах увидел: огромный, здоровый мужик весь в снегу, точно чудище какое. И взгляд… Страшный, бешеный. Рука сама собой опустилась. Мелькнула в памяти и красная поляна у логова, и белые обереги на мертвых телах. А еще — волчата Илвы полжизни тому назад. Смерть только к смерти ведет. Хватит.

Волчата тявкали, звали. «Вставай, вставай! Бежим!» Куда, на охоту, дальше? Глупые. Учиться им еще и учиться, чтобы стать охотниками. Эйдар тронул одного, тот не испугался, боднул лбом в ответ. Взъерошил холку другому — мягко как. Он-то привык к грубым волчьим шкурам, что содранными устилали дом, а тут… Словно детские волосы.

— Глупые вы… Глупые детки.

Он поднялся, отряхнул куртку и штаны. Волчата лаяли, прыгали вокруг него. Маленькая стая. Семья?

Причудливо плетутся нити судьбы. Рвутся, путаются…

— Ну что, ребятки, домой пора.

…а потом выводят, куда и не ждешь.

Шел снег.

Я вернулся на пляж поздно вечером, потому что Иришка потеряла утконоса. Плюшевый австралийский зверь чуть ли не в натуральную величину — не иголка, но каким-то образом дочка умудрилась оставить его на берегу океана, а мы и не проверили. Будучи отцом пятилетней собирательницы мягконабивной фауны, я философски отношусь к потерянным игрушкам — будет больше места для оставшихся, — но тут дело в принципе: злополучного утконоса купили всего лишь утром, а я твердо убежден, что жизненный цикл игрушки должен превышать двадцать четыре часа. Иришка разревелась, обнаружив пропажу, но я заверил ее, что утконос обязательно вернется. Шансы и правда оставались — Сидней не тот город, где оставленные без присмотра вещи бесследно исчезают через пять минут. Я поцеловал дочку, сказал жене, что скоро вернусь, и пошел на пляж.

Когда я добрался до воды, уже смеркалось. Волны лениво наползали на широченную дугу пляжа Бондай-Бич, впитываясь в песок — ослепительно-желтый при солнечном свете, сейчас он казался серым. За моей спиной загорались неяркие огни ресторанчиков, запоздавшие серфингисты брели навстречу, зажав под мышкой узкие доски. Я попытался прикинуть, где мы располагались сегодня, — торчащие из воды флажки служили хорошим ориентиром. Я пошел правее, внимательно глядя себе под ноги, и уже через пять минут буквально споткнулся о плюшевого утконоса, полузанесенного песком. Отряхнув его, я обнаружил еще одну пропажу — Иришкин желтый совок. Я уже собирался идти с добычей назад, к свету, когда увидел мужчину, сидящего на корточках у самой кромки прибоя. Он не походил на загорелых дочерна местных завсегдатаев, равно как и не выглядел туристом. Незнакомец был одет в темный потрепанный костюм, делавший его похожим на школьного учителя. Он протягивал руку к набегающей волне, словно гладил ее.

Каким-то шестым чувством, известным каждому нашему туристу, я распознал в незнакомце соотечественника. Что-то в его позе, в том, как он протягивал ладонь, беспокоило меня. Он будто кормил умирающую собаку. Держа в одной руке утконоса, а в другой совок, я подошел ближе и спросил — на всякий случай сначала по-английски, а потом по-русски:

— Простите, вам нужна помощь?

Незнакомец поднял голову, и я обнаружил, что тот как минимум вдвое старше меня — лет за семьдесят точно. Он мягко улыбнулся и ответил по-русски — тут я не ошибся:

— Нет, спасибо.

Я, наверно, выглядел забавно — взрослый мужик ночью на пляже с игрушкой и совочком. Прежде чем я решил, стоит ли мне как-то объяснить свои трофеи или просто развернуться и уйти, незнакомец вдруг сказал:

— Сделайте шаг назад.

Я послушался, не задумываясь, — не знаю почему. Но сделал правильно, потому что в следующую секунду волна окатила то место, где я только что стоял. Кроссовки бы наверняка промокли.

— Вы обращали внимание, как движутся волны, молодой человек? — спросил меня незнакомец голосом лектора, объясняющего что-то в частной беседе студентам после лекции. — Сначала они усыпляют вашу бдительность, одна за одной примерно одинаковой длины. А потом — внезапно — следующая волна бьет сильнее, и вы по щиколотку в воде. Знаете почему?

Я не нашелся, что ответить. Мужчина встал — несмотря на возраст, у него оказалось атлетическое телосложение, как у бывшего спортсмена, — и подошел ко мне.

— Закон больших чисел плюс резонанс. Можно на минутку ваш совок?

Я молча протянул ему искомое — признаться, мне стало любопытно. Мужчина снова присел на корточки и жестом пригласил меня сделать то же самое.

— Угадайте, до какого места доберется следующая волна, — сказал он.

Чувствуя себе немного глуповато, я ткнул пальцем в точку, до которой волна дотянулась в предыдущий раз — влажный след еще поблескивал на песке в свете восходящей луны. Вода нахлынула — но не добралась до указанного мною места.

— Теперь я попробую, — сказал незнакомец. Он воткнул совок в песок, полагая, что следующая волна подойдет ближе к нам. Так оно и получилось — она точно остановилась, едва коснувшись пластмассового барьера.

— Повезло, — сказал я.

Вместо ответа он вытащил совок из песка и воткнул его ближе к воде. Новая волна коснулась его, кажется, с точностью до миллиметра. Потом повторил этот трюк несколько раз подряд. Незнакомец угадал длину каждой волны. Безошибочно. Затем отряхнул совок от налипшего песка и протянул его мне. Я не на шутку заинтересовался:

— Это такой фокус?

— Нет. — Незнакомец повернулся к океану и выдержал паузу. — Вода сказала мне.

— Что?

— Вода сказала мне, — повторил он, а потом добавил: — Сказала, что сегодня будет конец света.

Не дожидаясь, пока я отреагирую на столь странное заявление, он вытер пальцы о брючину и протянул мне руку:

— Меня зовут Геннадий Алексеевич. Рад знакомству.

***

Когда все закончилось, я с трудом припоминал подробности нашего разговора. Вообще-то я редко вступаю в беседу с незнакомцами — особенно ночью на сиднейском пляже. А уж тем более стараюсь держаться подальше от людей, ведущих себя неадекватно, — и предсказание конца света уж точно не назовешь хорошим началом. Но что-то меня удержало — как будто я почувствовал ответственность за этого странного пожилого человека, похожего на потерявшегося ребенка. Я пожал ему руку и назвал себя: Константин, частный предприниматель, гощу с женой и дочкой у друзей, эмигрировавших в Австралию в девяностые. Геннадий Алексеевич скромно отрекомендовался как преподаватель. Я осторожно поинтересовался, где он остановился в Сиднее, на что мой новый знакомый простодушно ответил, что нигде. Он прилетел из Москвы сегодня днем рейсом через Гонконг и приехал на Бондай-Бич на такси прямо из аэропорта. Вещей у него не имелось. На мои естественные вопросы — как так можно? — Геннадий Алексеевич лишь пожал плечами.