Мю Цефея. Цена эксперимента - Страница 26

— Владуц, смотри! — пискнул Раду, толкая ногой под столом. — Смотри, что свеча вытворяет!

Пыхнув черной, драконовой гарью, свечное пламя взвилось под потолочные балки, замкнулось кольцом — и опало, чихая смолянистым дымом. Влад проводил его взглядом.

— Босорка… Эка невидаль! — произнес он как можно небрежнее. — Разве пристало бояться всякой нежити честным христианам? В полночь, как придет она в хлев безобразничать, я поймаю ее и накину на шею чесночный венок. Раду, ты — со мной?

Раду испуганно помотал головою.

— Значит, согласен, — отрезал Влад. — Пойдем, чеснок мне собрать поможешь.

Глаза Раду округлились.

— Владуц… а если она меня за руку схватит… и покусает… — проныл он. — А если укусит тебя?

Влад нахмурился.

— Отцова дракона возьмем, — наконец произнес он. — Хоть и будет отец недоволен, если узнает… когда он узнает, — поспешно поправился Влад. — И нечего хныкать, слезам твоим он тем более не обрадуется!

…Ночь сеяла звезды сквозь частое сито, кидала по небу щедрыми пригоршнями. В неверном, мертвенно-сером сиянии их Влад крался вдоль бесконечных заборов, туда, где чернеющей неуклюжей громадой возвышался драконов сарай, а поодаль, укрытый соломенной кровлей, чутко спал хлев.

— Я видел ее в замочную скважину в церкви, — рассказывал Влад. — На службе вечерней. Глаза красные, как уголья, нос кривой и загнут к нижней губе, точно у филина. Руки ко мне протянула и ка-ак завоет!.. Ну что ты трясешься-то, глупый, босорка тебя не тронет, она только младенцев из колыбели тягает и заменяет подменышами… Стой, подошли уже. Тихо. — Он взял за руку Раду.

Сарай ходил ходуном. Старыми, гнильными досками ерзал под черной навесистой крышей, ухал по-совьи, скрипел, болотными, ледяными огнями пыхал из бесчисленных щелей. Влад затаил дыханье.

— Босорка хочет дракона украсть! — шепнул Раду одними губами. — Прознала, что он здесь хоронится… Владуц, ты куда?

Приникнув к щели сарая, Влад взглянул внутрь. Внутри было огнево-желто и пахло горящею серой. Пыльный, скорый, седой вихрь кружился перед драконовой мордой, манил, танцевал, загребая соломы и ломаных веток, а после — с коротким хлопком оборотился в горбатую, в белом платье старуху с клюкою в костлявой руке.

— Те-те-те… — сказала старуха, в упор взирая на Влада. — Драконыш пришел и драконыша за собою привел… Заходите, что за порогом-то встали? — Она подмигнула с усмешкой, и тотчас сарайная дверь, скрипя, отворилась, и Влад с Раду вкатились внутрь.

— Не трогай дракона нашего! — Влад сжал в кулаке чесночные головки. — И мучить коров перестань, нежить стылая! Вот я тебя! — Он замахнулся.

Старуха простерла клюку над головою его, точно меч, присвистнула по-змеиному, и тотчас — рука Владова точно оледенела, теряя чувствительность, и гулко зазвенело в ушах, и хмарью поплыло перед глазами. Влад осел на соломенный пол.

— Дракон ваш — лошадка моя ездовая! — проскрипела босорка. — Запрягаю его еженощно — и летим вместе с ним, под ночною луной, по серебряной звездной дорожке, за моря чужедальние, за горы высокие… Знаешь, куда прилетаем мы после? — обрывисто спросила она.

Влад помотал головой.

— В край, где во Христа люди не веруют, — расплылась в улыбке босорка. — Как ты думаешь, что в этом краю делает твой отец, а, драконенок? Может, и он веру свою потерял?

— Наш отец не такой! — всхлипнул под боком Раду. — Он хороший! Он добрый! Его любит даже дракон!

Босорка прошлепала прямо к нему, загребая по полу когтистыми курьими лапами.

— Хороший, говоришь? — хохотнула она. — А что же с султаном тогда дружбу водит? Или у него все друзья-побратимы? Ну, пусть тогда и со мной задружится… Ха-ха-ха-ха!

Она задрожала, завыла, вытянув к потолку многозубую пасть, в коей мелькнул Владу красный и широкий, как лопата, язык.

— Сидит твой отец, словно зверь дикий, за черной тюремной решеткой, — прошипела она, поднеся к глазам Владовым страшную волосатую руку с кривыми когтями, — в подземельях глубоких султановых. Держит его там султан-властитель за ложь его, за змеиную изворотливость, присущую более нежити, знамения крестного опасающейся, чем честному христианину! — добавила она с торжеством. — Пытались с драконом мы его вызволить из темницы: дракон грыз решетку зубами, а я — просочилась туманом сквозь прутья железные, вдохнула сил в его ослабевшие руки, чтобы решетку мог он сорвать…

Босорка замолчала, хитро взглянув на Влада.

— Но были на нем оковы, заговоренные султанскими чародеями, — произнесла с досадой она. — И отомкнуть те оковы способна только душа праведная… а души праведные в султанов зиндан не летают!

Затосковав, она свернулась клубком на соломе, драконье-пронзительно глянула в потолок.

— Как сверг отца твоего с трона Хуньяди-стригой, — нараспев прошептала босорка, — так вспомнил лукавый отец твой, что есть у него друзья и среди некрещеных. И сел он на доброго коня своего, и, боярам своим наказав о вас и драконе заботиться, отбыл к султану Мураду. И бил поклоны ему в роскошном дворце султановом, на беду свою жалился — мол, пожалей, султан-владыка, дай войско мне крепкое, чтобы мог с недругами я совладать да воссесть на престол свой наизаконнейший! А султан, — она сдвинула брови, — нахмурился грозно, да как рыкнет ему по-драконьи, туфлями как по полу застучит! Мол, ах ты, предатель, такой-сякой, мне кривду плетешь! Знаю я, какие вы с Хуньяди-стригоем недруги — вместе войной на меня ходили, вместе войско мое истребили дочиста! И велел султан бросить в темницу его и оттуда не выпускать, пока… — Она вновь замолчала.

— Не томи же ты, старая, говори! — Влад пристукнул ногой в нетерпении.

Босорка ухмыльнулась. Чешуисто-серый хвост скользнул из-под юбки ее, шурша, причесал половицы.

— …пока не решит отец твой, кого султану отдать под залог своей дружбы дальнейшей — дракона или сыновей, — наконец обронила она, крысино пощелкав хвостом. — Вот сидит он теперь и думу тяжкую думает. И пока не решится — свободы ему не видать, да и войска султанского тоже… Что, хорошую я вам историю рассказала, драконыши? — Она поднялась на ноги, вырастая, ширясь — дымным, пышным столбом, крючковатым носом своим вперившись в потолочные балки. — Заболтала, запутала… забыли небось, зачем сюда шли? Ха-ха-ха-ха! Искать меня — ветра в небе ловить! Колоски в полях пересчитывать! Как кривой попадется и черный — тут я на жнивье танцевала! Ха-ха-ха-ха!

— Бежим! — Раду дернул его за пояс. — Сарай вот-вот разлетится по досточкам… Мне боязно, Владуц…

И, швырнув чеснок на солому, Влад взял его за руку. И они побежали.

***

Листва была рыжа, как драконово пламя. Объятые им, деревья клонили к земле полинялые, черные ветви. Дождь шел белесой, сплошной, колыхающейся пеленой над промокшими стенами Тырговиште.

— Не хочу! — вырвавшись из отцовых рук, Раду бухнулся наземь, тер кулачками лицо, мокрое от слез и дождя. — Не поеду! Кэпкэун сожрет нас и костей не оставит! Нельзя нам к нему… Влад, ну скажи же отцу!..

Влад не плакал. Драконьим огнем в нем кипели досада и злость. Значит, то, что врала им босорка, нежить нечистая, — сущая правда? И отец — выбрал не их, а дракона? Ну да, при нем же сын старший, Мирча, в подмогу останется. А их с Раду — султану в залог? Дешевой разменной монетою? Эх, отец…

— Ну с чего ты взял, глупый, что там тебя кэпкэуны встретят? — произнес терпеливо отец, поднимая с земли брыкающегося Раду. — В Турции те же люди живут, что и здесь, хоть и нехристи все, разумеется. И питаются пищей обычною, а не человеческой плотью…

— Нянька мне говорила, что живут там кэпкэуны двуликие, спереди — лицо человеческое, а на затылке — псиная морда! — прорыдал Раду. — И вот она-то людей и жрет, всех, кто веру во Христа исповедует! Свой бог у кэпкэунов, людоедский…

Влад расхохотался, не выдержав.

— А ты больше слушай нянькины байки, сильней испугаешься! Правильно отец говорит — те же люди живут там, в Турции этой, что и у нас, не шерстью обросшие звери. Также ходят на двух ногах и голову человеческую на плечах имеют, а не псиную морду… Сам посуди — если б и вправду кэпкэуны нечистые там обитали, разве б вернулся отец от них живой и здоровый? А? — Он скривил с презрением губы. — Что на это скажешь, трусишка?