Мю Цефея. Цена эксперимента - Страница 11

Он улыбнулся в бороду.

— Если вспомнить хадисы пророка… «Женщина не может отдать должное Господу до тех пор, пока не отдаст должное супругу. И даже если бы муж возжелал ее, когда она сидела бы в седле, она была бы не вправе отказать ему». Верблюжье седло, которое помогает верным женам отдавать долг хозяевам, и есть аль-катаб.

Весь следующий год новомединской хиджры я челноком ткацкого станка носился от сектора Иерархии к Аль-Кидру, вел переговоры с шейхами, тряс за грудки промышленников и почти забыл о той словесной пикировке, но расширенная кубитами память Кутайбы не давала сбоев. Спустя ровно год он прислал на дромон альмею — по крайней мере, так значилось в направленном мне стереофирмане. Не запрещенную уличную танцовщицу, а дивное диво с диапазоном голоса четыре октавы. Скинув джеллабу сразу за порогом переходного отсека, она молча обернулась кругом, дав полюбоваться точеными формами, и достала из футляра нечто с тремя двойными струнами на длинном грифе.

— Саз, — слетел первый шепот с ее шафрановых губ. — Еще со старой Земли.

Под ловкими пальцами древний инструмент звучал слаще любой терранской лютни. Сердечный ритм альмеи подстраивался в такт моему, а ее феромоны настойчиво тянулись к рецепторам моей носовой полости, пытаясь вызвать неконтролируемый отклик. За партией в шахматы Клейна я, словно прыщавый юнец, отвлекся и позволил гостье сделать ничью.

— Прости, всадник, женщинам новой Медины с детства прививают знание топологии. — Ее рука коснулась моего виска в утешительном жесте.

Я дал квантовым точкам, сбежавшим с ее ноготков, проникнуть в кору моего мозга и, зафиксировав начало считки, перехватил инициативу. Открыл падшей всю глубину ее падения. Золотистые глаза гостьи увлажнились, засияв тем особенным светом, который встречается у детей и праведников. Альмея выдернула из ножен на пояске тончайший кинжал и вскинула над головой. На миг мне показалось, она готова пронзить им свою грудь. Быть может, тогда финал истории оказался бы иным.

Мне приятно вспоминать ее именно такой. Будто бы нагой до самого низа живота — прозрачный газ не скрывает ни острых сосков, ни влажного пупка, — и только в сквозном шелке юбки не видишь, а угадываешь ножки. Крепкая молодая грудь, такие же плечи — вся точно струна. Почти бесшумно переступают голые ступни, словно ощупывая биометалл пола. В такт им колышется плоский живот, так что ножны на бедрах ходят во все стороны. Понемногу, исподволь шаги становятся мельче. Руки изгибаются двумя змеями, вычерчивая узор за узором, тянется ко мне жало клинка. А ступни быстрее, быстрее. Дрожит, вибрирует, поет под ними биометалл. Ноги сплетаются и расплетаются, ножны вот-вот сорвутся с пояска, руки все ближе ко мне. Зачарованный, я подаюсь вперед, и в этот момент песня рвется на полутоне. Гостья падает на колени и гуттаперчево выгибается назад, вытянув руки и запрокидывая голову. По телу пробегают волны, словно его сотрясает электрический разряд — один, другой, третий — и все, передо мною застывшая литая статуэтка. Только гулко звенит оброненный клинок.

Больше в тот раз между нами не прозвучало ни слова. Она просто встала и ушла в переходной отсек. Но одного прикосновения мне хватило, чтобы узнать, что хитрец Кутайба прислал ко мне вовсе не плясунью для услад.

Не вела Мадина и традиционную жизнь знатной красавицы на выданье. Во время нашей следующей встречи на закрытом дворцовом приеме дочь шейха Гаруна ар-Руббана держалась по правую руку от главы тайной стражи, и на погонах ее формы красовался орел Саладина.

Наверное, я мог попытаться открыть Фаруху глаза. Но кто я такой, чтобы противиться чуду любви?

— Конечно, дружище, — ответил я. — Иди и сделай это. Спаси планету, завоюй девушку, и я станцую тахтиб на твоей свадьбе.

Глаза Фаруха засверкали, спина выпрямилась — он был готов воплотить в жизнь мой план. И воплотил, по крайней мере наполовину.

По прошествии лет я все четче осознаю, насколько работа с ибн аль-Фадайи обогатила мой опыт. До того я не понимал, каким образом квантовая теория игр предполагает достижение кооперативного успеха там, где пасует классическая. Слова «суперпозиция стратегий» и «запутанность выборов» казались пустым звуком. С Кутейбой мы не имели ни возможности, ни времени ничего согласовывать заранее, однако стоило кому-то из нас сделать ход, тут же выяснялось, что другой двигался в том же направлении, будто мы, не видя друг друга, ненамеренно танцевали посреди толпы парный танец.

Взять хотя бы случай, когда мы с еще свободным Фарухом сошли с прогулочного бота у какого-то оазиса поглазеть на танец тысячи дервишей. Я не успел осмотреться, как чуть поодаль приводнились походные анграв-шатры династии ар-Руббан. Дервиши, раскинув руки, белыми вихрями крутились под сияющими звездами, где-то пел пустынный жаворонок, а Фарух словно остолбенел, заметив показавшуюся из-за полога девичью фигурку.

Спустя миг Мадина летящими шагами скользила над омутом, едва касаясь звездчатой водной глади носками чувяков. Я поймал себя на мысли, что позабыл протокол. Совершенно вылетело из головы, как принято на Новой Медине представлять молодых людей.

«Фарух, это Мадина. Мадина, это Фарух».

Пери из древних сказок. Я уже знал, что парень будет готов. Поверит в себя, в свои формулы и начнет готовить главный эксперимент. Ведь любовь не ошибается.

Через год Мадина сдалась.

Фарух похитил ее прямо из-под родительского крова, пришвартовав разведшлюп в стелс-режиме к западной башне крепости ар-Руббан.

Влюбленные перебрались на «Ковчег», подальше от отцовского гнева. Фарух не уставал меня удивлять. Он мог стоять часами посреди инфозала, уставившись в одну точку. Потом вдруг начинал вычерчивать перед собой стилусом формулу за формулой — в столбик, чуть не десятками. Править, дополнять по ходу. Визуализатор едва поспевал за ним, и расцвеченные игрой лазерного света письмена еще долго висели в воздухе. Квантовый мозг дромона пересылал их на планету, где вся вычислительная мощь Новой Медины работала на эксперимент.

Я почти привык к лицу Мадины под вуалью, совместным трапезам на троих. Порой испытывал неудобство от их численного превосходства в диспутах.

— Отец дает предварительное согласие на брак после того, как все свершится, — сообщила нам Мадина за очередным ужином, и щеки Фаруха зарделись от нечаянной радости.

— На корабле есть запасы черного Хиосского для такого случая.

— Вы же знаете, всадник, для мохамаддита вина запретны, — остро взглянул на меня Фарух. — К чему это предложение?

— Отчего запретны? — ответил я вопросом на вопрос.

Они ответили согласованно, едва не перебивая друг друга:

— Пророк Мохаммад относил к запретному все, что туманит рассудок. Мы утрачиванием понимание смысла…

— Алкоголь снижает эффективность нейромедиаторов и нарушает точность синаптических процессов, информация передается с ошибками, количество их накапливается, и система становится неустойчивой.

Я поднес ко рту фиолетовую маслину на серебряной шпажке, аккуратно снял ее губами и тщательно прожевал.

— Вот почему у меня порой от выпитого кружится голова! С другой стороны, ваша, Фарух, нейросистема не столь проста, как моя. А знакомые биологи мне говорили, чем сложней система, тем она устойчивей.

— Это распространенная ошибка. Некоторые классы динамических систем устойчивы только до определенного уровня сложности…

Иерархия ждала. Автоматические заводы от Петры до Скифии запускали в сборку агрегат за агрегатом по заказам шейхов. Лучшие прикладники оружейных компаний, прецепторы секретных лабораторий Ноктополя и академики Элизиума разбирали по косточкам свежие сообщения с «Ковчега». Сотни экспертов, узких специалистов из разных областей трудились над отдельными разделами и подразделами, и лишь единицы видели громаду целого. Не спали ночами, падали от усталости и все равно не могли угнаться за Фарухом. Мне поступали лишь популярные выжимки его результатов, но общая картина была ясна: для чудес еще оставалось место в нашем мире.