Мысли сумасшедшего - Страница 29
Вот поэтому мы и задали в самом начале вопрос: КТО ЖЕ ПРЕСТУПНИКИ? Те, кто борются за национальное равноправие своего народа, или те, кто хотят увековечить сталинский произвол 1944 г., кто хочет продолжить политику геноцида в отношении крымских татар?
Ещё раз перечитав "Обвинительное заключение", я вижу, сколь слаба моя критика. "Обвинительное заключение" - документ такой антисоветской силы, что для компрометации данного судебного дела и судебно-правовой системы, порождающей такие дела, надо распространять само "Обвинительное заключение", а не критические заметки о нем.
Апрель-Май 1969 г. Григоренко П. Г.
О СПЕЦИАЛЬНЫХ ПСИХИАТРИЧЕСКИХ БОЛЬНИЦАХ ("ДУРДОМАХ")
Товарищи просили меня коротко рассказать об этих учреждениях на основании личного опыта. Выполняю эту просьбу.
Идея психиатрических специальных больниц сама по себе ничего плохого не содержит, но в нашем специфическом осуществлении этой идеи нет ничего более преступного, более античеловеческого.
Дело в том, что метод расправы с неугодными людьми путем признания их сумасшедшими и помещения на длительные сроки или на всю жизнь в психиатрические лечебницы начал применяться с тех пор, как появилось понятие "сумасшедший". Учитывая это, передовая общественность издавна боролась за то, чтобы лечение психически больных проходило под действенным контролем общественности. Общественность боролась также за то, чтобы люди, совершившие преступление в состоянии психической невменяемости, уголовному наказанию не подвергались, а направлялись на психиатрическое лечение. Боролись за это и выдающиеся русские психиатры Бехтерев и Сербский. Советское законодательство пошло по пути удовлетворения этого требования передовых людей общества.
Но беда в том, что все это дело одновременно было полностью изъято из-под надзора общественности, отдано в руки специально подобранного аппарата, в том числе и врачи назначаются только по специальному подбору, в котором квалификация врачебная роли почти не играет. На первое место выдвигаются другие качества, главное из которых - умение подчиняться, не проявлять своего медицинского "Я".
Если начать разбирать всю систему лечения психических больных, совершивших преступление, то основной ее порок - не в самих специальных психиатрических больницах. И если бы я описал только условия содержания больных в СПБ, как меня просили, то из этого еще ничего ни страшного, ни противозаконного не вытекало бы.
Больные в Ленинградской психиатрической больнице содержатся в большинстве в условиях менее строгих, чем тюремные. Только в пяти отделениях содержатся камерные. В остальных камеры от подъема до отбоя открыты. Большинство больных работает в мастерских. Одно отделение - санаторного типа, там имеется радио и телевидение. Имеется библиотека - и очень хорошая. Правда, многие книгоноши не любят освежать фонд, находящийся в отделении, но тот, кто пожелает, может добиться, чтобы ему принесли все, что ему нужно. Кроме того, книги, газеты, журналы разрешается передавать с воли. Два раза в неделю бывает кино. Свидания дважды в месяц местным и три дня подряд приезжим. Одновременно со свиданиями принимаются и продуктовые передачи. Питание значительно лучше, разнообразнее и вкуснее, чем в тюрьме. Дается белый хлеб. Нуждающиеся в диете получают ее. В меню входит масло сливочное, молоко, иногда фрукты. Мяса дают значительно больше, чем в тюрьме. Медицинское обслуживание (я не боюсь переоценить) образцовое. Думаю, что обычным психиатричкам далеко до такого обслуживания. Бросается в глаза очень высокая квалификация среднего медицинского персонала (видимо, дают знать себя значительно более высокие оклады содержания). Поэтому такие больницы, как ЛСПБ, в экскурсионном порядке можно показывать кому угодно, даже интуристам. Наиболее доверчивые могут даже восхищаться. Но не будем торопиться. Давайте посмотрим всю систему.
И начать надо с истока, т. е. выяснить - действительно ли туда попадают психически больные люди. И не заложены ли в самой системе условия для грубейшего произвола. Человек попадает на психиатрическое обследование в скандально знаменитый "Институт судебной психиатрии имени проф. Сербского" на основании постановления следователя. Институт этот номинально входит в систему Минздрава СССР, но я лично неоднократно видел зав. отделением, в котором проходил экспертизу, проф. Лунца, приходящим на работу в форме полковника КГБ. Правда, в отделение он всегда приходил в белом халате. Видел я в форме КГБ и других врачей этого института. Какие взаимоотношения у этих кагебистов с Минздравом, мне установить не удалось.
Говорят, что кагебистским является только одно отделение - то, которое ведет экспертизу по политическим делам. Мне лично думается, что влияние КГБ, притом решающее влияние, распространяется на всю работу института. Но если дело обстоит даже так, как говорят, то возникает вопрос - может ли психиатрическая экспертиза по политическим делам быть объективной, если и следователи и эксперты подчиняются одному и тому же лицу, да еще связаны и военной дисциплиной?
Чтобы долго не гадать над этим вопросом, расскажу о том, что видел сам. Прибыл я во второе отделение (политическое) Института им. Сербского 12 марта 1964 года. До этого я даже не слышал о таком приеме расправы, как признание здорового человека психически невменяемым, если не считать то, что мне было известно о Петре Чаадаеве. О том, что в нашей стране существует система "Чаадаевизации", мне и в голову не приходило. Я понял это лишь когда мне самому было объявлено постановление о направлении на психиатрическое обследование. Состоялся следующий разговор со следователем.
Я, прочтя постановление, посмотрел на следователя и спросил: "Что, нашли выход из тупика?" (до этого я неоднократно говорил следователю, что если следствие и дальше будет продолжаться с соблюдением всех процессуальных норм, то оно очень скоро зайдет в тупик). На этот вопрос следователь, находившийся в большом смущении с самого начала, стал сбивчиво и путано говорить:
- Петр Григорьевич, что вы подумали! Да нет, это простая формальность. Вы человек абсолютно нормальный. Я в этом не сомневаюсь, но у вас в медицинской книжке имеется запись о контузии, и в этих случаях психиатрическая экспертиза обязательна. Без этого суд не примет дело.
На мое замечание, что для передачи куда бы то ни было дела, надо сначала иметь само дело, он продолжал заверять, что после окончания экспертизы следствие будет продолжаться, и дело оформят. Но для меня становилось все яснее, что никакого следствия не будет, что мне обеспечена психиатричка на всю жизнь (так я в то время думал). Логически придя к этому выводу, я впоследствии рассматривал все явления под углом зрения этого вывода.
Когда я прибыл в отделение, там находилось 9 человек. В течение последующих пяти-шести дней прибыло еще двое. Руководствуясь своим пониманием цели назначения экспертизы, я предсказал всем 11-ти, кого какое ждет заключение. Исходил я при этом только из характера дела каждого - из доказанности или недоказанности преступления, а не из психического состояния человека. Да, собственно, даже и без медицинского образования было ясно, что психически неполноценным является среди нас один только Толя Едаменко, но именно ему я предсказал обычный лагерь. "Дурдом", по-моему, ожидал только трех: меня, Боровика Павла (бухгалтер из Калининграда) и Дениса Григорьева (электромонтер из Волгограда). У всех этих людей следственное дело было пустое, и не было никакой возможности наполнить его содержанием.
Все остальные, по-моему, должны были быть признаны нормальными, хотя трое очень искусно "ломали ваньку", изображая из себя психически невменяемых, а один и в действительности был таковым. Один был у меня под сомнением - Юрий Гримм, крановщик из Москвы, который распространял листовку с карикатурой на Хрущева. Ему я сказал: "Не раскаешься - пойдешь в дурдом, раскаешься - в лагерь". Это заключение я сделал на том основании, что к нему несколько раз в неделю приезжал следователь и, обещая ему всякие блага, убеждал в необходимости "раскаяться". В конце концов Юра "раскаялся" и получил три года лагеря строгого режима. Полностью оправдались и все другие мои предсказания. Особо следует обратить внимание на пример с Гриммом. Когда я требовал прокурора и следователя, мне ответили, что в период экспертизы они не могут иметь доступа к подэкспертному. В отношении Гримма это не соблюдалось, что наилучшим образом свидетельствует о том, что так называемый институт - всего лишь подсобный орган следствия. И врач-эксперт, и следователь говорили с Юрой только об одном - о раскаянии. При этом врач вел себя хамовитее следователя и картинно живописал, как Юру упрячут на всю жизнь среди "психов", если он не раскается.