Мысли сумасшедшего - Страница 10
В этом "совете" я вижу, во-первых, замаскированное предложение написать "покаянное письмо". Но каяться мне не в чем. Просить тоже нечего. То, что положено по праву, уважающие себя люди требуют, а не просят. Во-вторых, мои собеседники сделали попытку слишком произвольно толковать понятие "законные пути". На общедоступном языке их понимание можно выразить словами Ломоносова: "В смиреньи тяготы сноси и без роптания проси". Разница состоит лишь в том, что у Ломоносова в этих словах звучит горькая ирония, а мои собеседники вполне серьезно полагают, что именно в этом состоит "социалистический правопорядок". Законным они считают только такой порядок: я пишу "кому следует", а тот "кто следует", то есть тот, кто является творцом произвола, захочет - смилуется, захочет - еще и добавит за "непочитание начальства", а захочет - и вообще отвечать не будет, как это и было в моем деле вплоть до сегодняшнего дня.
Я понимаю термин "законные пути" совершенно по-иному - как мое право бороться с беззаконием всеми способами, предоставленными мне Конституцией СССР, как гражданину этой страны, то есть используя для этой цели свободу слова, печати, собраний, митингов, демонстраций. При этом я вправе контактировать с людьми, придерживающимися одних взглядов со мной или сочувствующими этим взглядам, в какой бы стране эти люди ни находились. В общем, творцов произвола, по-моему, просить нельзя. Их надо, в крайнем случае, заставить отступить, а самое лучшее - беспощадно разоблачать и изгонять с занимаемых постов. Если этого не делать, то они могут обнаглеть до степени так называемого "волюнтаризма" Хрущева или даже "культа Сталина". В силу изложенного я не мог принять и этого "совета".
Под занавес Михаил Давыдович не смог удержаться и от угрозы, хотя в начале беседы и принял мое условие вести разговор без угроз. Уже прощаясь, он сказал мне: "Ну, Петр Григорьевич, больше вызывать мы вас не будем". Сказано это было таким образом, что сама собой прозвучала концовка - "В следующий раз, если вы не будете следовать нашим советам, вас арестуют".
На этом мы и расстались.
Но прежде чем закончить свой рассказ, я должен сообщить Вам о двух фактах, выявившихся во время "беседы".
В 1965 году, во время подготовки выборов в Верховный Совет СССР, я послал письмо Косыгину, как кандидату в депутаты Совета Национальностей, связав свое отношение к его кандидатуре с его ответом на это письмо. Ответа я не получил. Через месяц отправил в газету "Московская правда" обращение к избирателям с призывом голосовать на выборах против Косыгина. В качестве основания этого призыва я выставлял свое письмо Косыгину, копия которого прилагалась к обращению. Ни обращение, ни копия письма не опубликованы, хотя должны были опубликовать, поскольку ни одного выступления против этой кандидатуры не было опубликовано ни до моего обращения, ни после него. И вот, оказывается, - и письмо Косыгину, и мое обращение к избирателям находятся в КГБ. Вот мой ярчайший пример использования этого органа для служения личностям, а не Советской власти, народу.
Очень неприятный осадок оставила и еще одна, внешне незначительная, деталь разговора. Во всех случаях, когда я упоминал о прошлых преступных, античеловеческих действиях органов госбезопасности, в ответ неоднократно, в различных вариациях, говорилось, чтобы я не идеализировал пострадавших при Сталине, что среди пленных было немало легко раненых и совершенно не имевших ранений, и что до сих пор не ясно, как эти люди попали в плен и как вели себя в плену, а среди рспрессированых тоже немало людей с тайным прошлым.
Что это - отзвук скрытой подготовки органов ГБ к возобновлению репрессий в отношении тех, над кем уже и так издевались немало? Сознайтесь, что на фоне полной безнаказанности сталинско-бериевских палачей подобные разговоры выглядят зловеще. Вообще-то это вполне логично. В печати все реже появляются сообщения о выявленных долгими и сложными поисками КГБ полицаях и военных преступниках. Тех и других, по-видимому, осталось так мало, что за ними невозможно больше скрываться "своим", доморощенным, так сказать, преступникам. И народ начинает все чаще вспоминать о них. Ему непонятно, почему те, кто истреблял беззащитных людей во имя Гитлера - преступники, а те, кто делал это во имя Сталина, заслужил право на "законную", т. е. в несколько раз большую, чем у простых тружеников, пенсию или продолжает "служить народу", занимая неплохо оплачиваемые посты.
На этом и окончу рассказ о достопримечательной беседе и перейду к изложению двух основных выводов, вытекающих из нее.
Вывод первый. Вызов для "профилактической беседы" не только незаконен. Он морально низменен, т. к. преследует цель лишить вызываемого возможности выполнить свой общественный долг и заставить пойти на мерзость - предать товарищей и идеи, которым служил всю жизнь.
Вывод второй. "Беседа" является дополнительным свидетельством того, что КГБ и ныне, как и при Сталине, продолжает оставаться органом войны с народом. Такой характер прошлой деятельности этого органа достаточно хорошо выяснен и в дополнительных иллюстрациях, полагаю, не нуждается.
Сегодняшние дела имеют значительно меньшую ясность. С официальных трибун нас пытаются убедить, в том числе и Вы, что ныне сей орган занят только разведкой и борьбой с разведывательной деятельностью врага. Но какое же отношение имеют к разведывательной или контрразведывательной деятельности писания "Посева", мои открытые письма Косыгину и в редакцию "Московской Правды" или же "беседа", о которой рассказано в этом письме? Мне известны десятки дел, не только в Москве, но и в Ленинграде, на Украине, в Казахстане и Узбекистане, которые прошли в суды через КГБ. И среди них - ни одного шпионского. Судят, в основном, по обвинению в измене Родине - попытки нелегально покинуть свою страну - и в антисоветской деятельности распространение нелегальных листовок, отстаивание национального равноправия, демонстрации, защита свободы литературного творчества и т. п. Думаю, Вы не станете спорить, что и те и другие преступления - искусственные.
Последние происходят потому, что правительство, нарушив Конституцию, лишило советских людей главных из конституционных прав - права на свободу слова, печати, собраний, митингов, демонстраций. Лишило тайно и, я бы сказал, нечистоплотно - путем внесения в Уголовный кодекс статей, замаскированно отменяющих конституционные свободы. Естественно, что в таких условиях "антисоветчиками" становятся как раз наиболее честные, наиболее порядочные, наиболее чуткие к чужому несчастью, наиболее независимые, с особо развитым чувством собственного достоинства и уважения к людям, наиболее доверчивые, можно даже сказать, наиболее наивные, верящие во все, что преподносится народу под покровом из красивых слов о чести, долге, идеалах, верящие всему, что пишется не только в конституции, но даже и в газетах.
И если бы наши суды были, как записано в Конституции, независимыми и подчинялись только закону, то они не приняли бы к производству ни одного из известных мне политических дел и возбудили бы перед Верховным Советом СССР вопрос о привлечении правительства к ответу за антиконституционные действия. Но суд есть то, что он есть на самом деле, - "орган власти" (В. И. Ленин) - и ничем иным быть не может. А будучи органом власти, он не может не участвовать и в антиконституционных, т. е. направленных против народа действиях, если власть идет на это. Таким же органом власти является и КГБ. И основное его назначение состоит отнюдь не в том, о чем говорят апологеты власти с официальных трибун, со страниц унифицированной прессы, с театральных подмостков, с экранов кино и телевизоров, из радиоприемников и репродукторов. Его задача - выполнять роль основного орудия насилия внутри страны при проведении в жизнь всех установок правительства, в том числе и антиконституционных, т. е. полностью противозаконных.
Так поступают с узаконенными правами советских граждан. Еще хуже, когда признанные всем культурным миром. Права человека в нашей стране даже не декларированы. Говоря об этом, я имею в виду дела о нелегальных переходах границы и о других способах советских граждан покинуть свою страну. В статье 13 Всеобщей Декларации Прав Человека, принятой Организацией Объединенных Наций 10 декабря 1948 года, сказано: "Каждый человек имеет право свободно покидать страну, включая и свою собственную, и возвращаться в свою страну". Наше правительство в своих официальных заявлениях называет закрепленные в данной декларации права человека "общепризнанными нормами", а в законодательстве и в повседневной практике попирает эти "общепризнанные нормы". Название такому поведению найдите сами. Мое, пожалуй, будет слишком неблагозвучным. Многие советские граждане долгие годы томятся в тюрьмах и лагерях лишь за попытку воспользоваться одной из "общепризнанных норм" Декларации Прав Человека (ст. 13, пункт 2).