Мышеловка капитана Виноградова - Страница 10

Искушенный человек, попав в «штабную» баню, практически безошибочно определит статус бригадира в иерархии преступного мира, стиль его команды, особенности национального и спортивного состава, пожалуй, даже — приблизительный период массовой «посадки» посещающих эту кузницу здоровья бойцов. Значительная прослойка высококлассных спортсменов, талантливых массажистов, отменно оплачиваемых врачей… Организованная преступность заботится о своих кадрах лучше, чем Министерство внутренних дел — о своих.

В свое время, утверждаясь на Морском вокзале, Виноградов тщательно изучил «банную» географию города. Вотчины Тамарина, Старышева, Феклистова, Султана, других патриархов рэкета — кое-где он побывал лично, кое-где пользуясь глазами и ушами «своих» вокзальных проституток. Значительно реже делились информацией коллеги — на этом профессиональном уровне служебная этика не позволяла даже соседу по кабинету сообщать ничего, что могло бы поставить под удар источник, приобретенный в преступной среде. Сам оперативник, в принципе, ничем не рисковал — но тот, кто на него работал… Смерть информатора была неизбежной и редко — быстрой. «Мы в ответе за тех, кого приручили», — любил декларировать в беседах с молодыми сыщиками Виноградов.

Адрес физкультурно-оздоровительного комплекса «Маккаби» в криминальном плане Виноградову ничего не говорил. Придерживая на плече симпатичную спортивную сумку с банными принадлежностями и коробкой изумительного «липтоновского» чая, он шел просто отдохнуть, сбросить напряжение — физическое в ледяном бассейне и моральное в пустопорожнем и веселом трепе с Аликом Фридманом и его приятелями.

Первая неожиданность встретила Виноградова в скверике перед входом в ФОК. На покосившейся детской скамейке с нарочито отсутствующим видом сидел высокий смуглый парень в форме сержанта милиции — он действительно был сотрудником отделения, на территории которого располагался Морвокзал, Владимир Александрович несколько раз сталкивался с ним по службе. Кроме того, Виноградов располагал информацией о том, что этот юноша, уроженец Поволжья, работал на своих земляков, весьма влиятельную преступную группировку, и изредка, с разрешения «руководства», оказывал разовые услуги деликатного свойства другим нуждающимся. Он был незаменим там, где требовалась легальная милицейская форма, например сопроводить левую наличность из одного кооператива в другой, шепнуть пару бесценных, может быть, слов с воли задержанному, провести разведбеседу с сотрудником милиции, а при необходимости — выступить гарантом, а то и передатчиком взятки. На уровне, разумеется, не выше младшего и среднего начсостава органов внутренних дел.

Проснувшееся профессиональное чутье позволило Виноградову почти мгновенно выделить из множества людей, находившихся в сквере, — мамаш с детишками, пенсионеров, командированных — здоровенного бугая с классически огромным носом, упакованного в коричневую кожу. Они с милиционером настолько симметрично расположились в противоположных концах аллейки, полностью перекрывая подходы к бане.

— Не понял. — Виноградов подошел к сержанту вплотную.

— Все нормально, товарищ капитан. — Глаза парнишки забегали. — Кругом чисто — с гарантией. Если что, я предупрежу.

— Там все собрались?

— Ой, я не знаю. Мне только сказали — обеспечить, чтоб без заморочек… Даже про вас ничего не говорили, — он заговорщицки усмехнулся, — я сам догадался.

— Тебе-то не надоело формой торговать?

— Кто чем может, товарищ капитан.

— Что-о?

— Да я не о вас… Повыше вас есть — такие дела ворочают! А мы с братом пошли работать. Денег — шиш, на двоих комната три на два в общаге. Брат водителем к начальнику устроился, радовался. А через год шеф пьяный в дупель его с руля согнал, сам сел — и вдребезги, оба насмерть. Ребята кто чем мог скинулись, замполит матпомощь пятьдесят рублей выписал… Даже на похороны не хватило. Хрена с два! Я своих не предам, я просто добираю по справедливости то, что мне государство недоплачивает — за эту же самую форму.

— Бывай здоров. — Виноградов подошел к массивной окованной двери и нажал на кнопку звонка…

Попарились славно. За исключением Алика, гостя в бане явно не частого и потому с оханьем и визгом стремившегося поскорее выскочить из парилки к столу, ломившемуся от фантастически вкусной снеди, пестрых банок и пары причудливой формы бутылок; остальные трое толк в паре и ледяной воде понимали, отдыхали основательно и не торопясь. С любовью размачивали веники, смачно кряхтели на верхних полках, махом обрушивались в бассейн… И разговор шел сугубо банный, мужской. Не будь демонстративной охраны у входа…

Одного из хозяев Виноградов немного знал. В восьмилетием возрасте, в числе десятков других еврейских мальчиков, Миша Манус был отдан в секцию самбо — времена в стране были неспокойные, община нуждалась в защитниках. Прошли годы, многие из них стали чемпионами Союза, мастерами спорта… Кто-то ушел в рэкет, возродив традицию Бени Крика и поражая видавший виды преступный мир беспредельной храбростью, жестокостью и точным просчетом каждой акции, кто-то заработал славу и «звезды» в Афганистане и в Закавказье. Многие уехали на землю предков — подготовка позволяла открыть частную школу самообороны или, к примеру, проявить себя в рядах спецназа. Заслуженный мастер спорта Михаил Манус выбрал свой путь. Человек со стальным, идеальных форм телом, фанатик самбо, хулиган и весельчак, он собственными руками переоборудовал загаженную котельную в уютный, небогатый, но удивительно функциональный оздоровительный комплекс, потихоньку «отбил» долги, встал на ноги — и теперь лишь изредка наведывался в какой-нибудь центровой кабак, чтобы слегка сбить спесь с охамевшего воротчика или подгулявшей компании, неуважительно отозвавшейся о его ярко выраженной семитской внешности. Серьезные же люди Мануса уважали за справедливость, честность и выдающиеся бойцовские качества, используя его в критических ситуациях в качестве незаинтересованного арбитра.

Второй — полноватый мужчина лет пятидесяти, густо поросший черным волосом практически по всему телу, за исключением, пожалуй, прогрессирующей лысины на темени, — представился Ильей Михайловичем. Третьим был жилистый, с волевой нижней челюстью блондин — Виноградов обратил внимание на характерный пулевой шрам на его предплечье и трехцветную татуировку над левым соском — оскалившийся, готовый к прыжку леопард.

— Владимир Александрович, дорогуша, — Илья Михайлович говорил, барственно грассируя и несколько нарочито растягивая гласные, — вы как предпочитаете — прямо сейчас к делу или немножко еще погреться?

Этим вопросом, оборвав на полуслове очередную байку Фридмана — Алик даже поперхнулся от такой внезапной бестактности, — он круто, по-хозяйски изменил атмосферу вечера, высветил реальный расклад. В общем, распределение ролей для Виноградова особой тайной не являлось — старого приятеля, вероятно даже не посвящая в детали, использовали в качестве наживки. Манус являлся для обеих сторон гарантом безопасности и серьезности намерений. Илья Михайлович, очевидно, был тут за главного, а вот блондин с кровожадной киской на груди… Для телохранителя — староват, такому впору открывать собственную школу каратэ или рукопашного боя. И не торгаш — нет в глазах суетливых живчиков, непременных спутников любого «делового» (слава Богу, на спекулянтов, магазинных жуликов и прочую шушеру Виноградов в свое время насмотрелся). Нехорошие, кстати, глаза. Прохладные.

— Как скажете… Вы хозяин. — Владимир Александрович, придерживая спадающую с плеча простыню, взял со стола банку «Туборга».

— Тогда мы сейчас — еще заходик, а всеми уважаемый и любимый Алик пока соберется, оденется… Миша, вы его проводите?

— Разумеется. Только я тогда уже не вернусь. — Манус встал, перекатывая под смуглой кожей бугры не знакомых с анаболиками мускулов. — Жена ждет.

— Миш, а она от твоего здоровья на стенку еще не лезет? — Фридман, поначалу виновато следивший за реакцией Виноградова, а теперь понявший, что такой поворот приятеля устраивает или, по меньшей мере, не пугает, вновь взял привычный фамильярный тон.