Мышь, которая зарычала. Антология - Страница 28

Талли отворил дверь плечом, увидел Глориану и слегка смутился.

— Заходи-ка, сынок, — сказал Пирс. — Вот Глориана пришла с тобой повидаться.

— О! — произнес Талли и встал у камина, облокотившись о каминную полку.

Глориана была в полной растерянности. Она не знала, как начать, что сказать, как объяснить причину своего визита. Ей хотелось выбежать из комнаты, и она была близка к тому, чтобы совершить этот поступок.

И тогда Талли мягко сказал:

— Если вы, ваша светлость, нуждаетесь в моих услугах, то, что бы это ни было, я готов вам служить. Только прикажите.

— Мне нужно обсудить с вами одно важное дело, которое вроде бы и государственное, но в то же время и личное, хотя все же оно скорее личное, чем государственное.

— В любом случае, — сказал Талли, — я употреблю все свои силы, чтобы вам помочь.

— Тут дело не в помощи, а в наших… совместных действиях…

— Совместных действиях?

— Да. Ну не точно так, а… — Она умоляюще посмотрела на Баскомба-старшего. — Мистер Баскомб, скажите же, скажите…

Пирс перевел взгляд с Глорианы на сына.

— Глориана хотела бы, чтобы я стал ее свекром. Вот так! Верно?

— Да, — прошептала Глориана.

— Кем-кем? — переспросил Талли.

— Ее свекром.

— Свекор! Но ты же мой отец!

— Точно. А ты — мой единственный сын.

Секунду Талли смотрел то на отца, то на герцогиню, то на отца, то на герцогиню, потом подошел к Глориане, взял ее за руки и поднял с кресла.

— Мой отец принимает ваше предложение с гордостью, а я — с благоговением.

Свадьба стала самым главным общественным событием года. К ней было привлечено внимание всего мира. Президент Соединенных Штатов, пренебрегая традициями, объявил о том, что лично будет присутствовать на свадьбе. Тут же премьер-министр Советского Союза сказал, что ничто не остановит его от лицезрения заключения этого союза.

Заявление было с радостью воспринято всеми западными странами и интерпретировалось как обещание более терпимого отношения к религии в Советском Союзе.

Премьер-министр Великобритании информировал палату общин, что ее величество королева также выразила намерение присутствовать на церемонии. В свою очередь, все двадцать «малюток» решили, что в Великом Фенвике их будут представлять не послы, а главы государств.

То, что на церемонии венчания будет присутствовать такое количество самых значительных персон со всего мира, очень взволновало Талли. Ведь в замке все еще хранилась квадиум-бомба.

— Если с бомбой что-нибудь случится, — озабоченно сказал Талли, — все страны мира лишатся своих лидеров.

— Это лучшая гарантия того, что с бомбой ничего не произойдет, — успокоила его Глориана.

В связи с трудностью размещения такого количества гостей было принято решение, что на церемонии будут присутствовать только главы государств. Однако президент Соединенных Штатов никогда и никуда не отправлялся без сопровождения секретных служб. Тогда было достигнуто соглашение о том, что секретные агенты, сопровождающие президента, будут одеты в такие же кольчуги, что и лучники Великого Фенвика, но в ножнах вместо мечей у них будут находиться пистолеты.

Охрану премьер-министра Советского Союза тоже одели в кольчуги, а охрана королевы Великобритании переоделась еще в Лондоне.

Венчание происходило в маленькой часовне, соединенной с главным залом замка. В часовне находились только главные герои церемонии. Однако гости могли видеть все, что там происходит, поскольку пол часовни был выше уровня пола главного зала на шесть ступеней каменной лестницы.

Обряд венчания начался вечером, как раз в то время, когда солнце стало опускаться за горы, образующие западную границу герцогства. По традиции Глориана и Талли были облачены в одежды четырнадцатого века. На герцогине была шляпа с небольшими полями. Накинутая на шляпу вуаль из тончайших кружев легкими волнами спускалась до пола и переходила в шлейф. Поверх платья из шелка цвета слоновой кости, затканного серебряными двуглавыми орлами, был накинут лазоревый плащ, скрепленный на груди тяжелыми золотыми цепочками.

Наряд Талли состоял из мягкого бархатного берета, парчовой куртки, плаща с затейливо расшитой каймой, коротких шелковых штанов и остроносых башмаков.

Когда князь Маунтджой торжественно ввел невесту в главный зал, мужской хор на галерее запел старинный гимн, а с другой галереи ему вторил хор мальчиков.

За Глорианой, шедшей медленным плавным шагом, следовали два пажа в белых шелковых костюмах. Они несли длинный шлейф невесты. За пажами торжественно выступали шесть дам в туалетах из желтого бархата.

Движение процессии было рассчитано так точно, что когда Глориана оказалась около алтаря, она попала в золото лучей заходящего солнца, именно в эту минуту осветившего невесту через узкое окно часовни.

Талли подошел к невесте, и они оба опустились на колени перед алтарем. Все голоса в зале умолкли, и наступила торжественная тишина.

Позже некоторые утверждали, что это был самый волнующий момент. Другие же говорили, что более сильное впечатление на них произвело нежное, но твердое «да» Глорианы, ее обещание любить мужа и заботиться о нем и обет Талли повиноваться, что деликатно подчеркивало разницу между правителем государства и консортом.

Когда жених и невеста получили благословение, зал взорвался приветственными криками. Князь Маунтджой первым поцеловал руку герцогини. Он сиял, это был его триумф! Он устроил этот союз!

Прежде чем новобрачные отправились в свадебное путешествие по столицам мира, доктор Кокнитц заручился разрешением герцогини на посещение подземелья, где хранилась квадиум-бомба. Но с одним ограничением. Он должен был спуститься в подземелье один.

Вернувшись к себе в комнату, доктор Кокнитц обратился к канарейке:

— Дикки, хочу тебе сказать, что эта маленькая страна образовалась в результате движения земной коры.

Канарейка чирикнула, и доктор Кокнитц в очередной раз убедился в высоком интеллекте своей птички.

— Да, Дикки, — продолжал доктор, — миллиарды лет назад сдвиги земной коры образовали эти высокие горы. Но если это случилось однажды, то может произойти и еще раз. Кроме того, на здешние горы могут повлиять аналогичные процессы в другом месте земного шара. Дикки, ты понимаешь, чем это грозит? Квадиум-бомба может взорваться. И тогда все наши попытки спасти этот мир от гибели окажутся бесполезными.

И доктор Кокнитц, оставив канарейку, отправился по винтовой лестнице, ведущей в подземелье, где лежала квадиум-бомба. Охрана, получившая приказ пропускать доктора Кокнитца (но только его одного!) отворила перед ним тяжелую дверь. Дверь скрипела и рычала.

На массивной каменной тумбе стоял свинцовый ящичек, покоящийся на толстой подушке из соломы. Доктор Кокнитц дождался, пока за ним захлопнется дверь, и только тогда подошел к бомбе. Фонарь, который дали ему охранники, он поставил на пол возле ног. Затем доктор протер очки. Руки его заметно дрожали.

Доктор Кокнитц вынул из ящика бомбу.

Может быть, потому, что он забыл, сколько она весит, может быть, потому, что фонарь давал слишком мало света и доктор не рассчитал расстояния до бомбы, а может быть, потому, что он слишком нервничал, но бомба выскользнула из рук доктора Кокнитца, мгновение покачалась на соломенной подстилке, а затем, пока доктор, парализованный ужасом, смотрел на нее, со стуком упала на каменный пол.

Ничего не случилось.

Изумленный Кокнитц осторожно подошел к бомбе, все еще с опаской поднял ее и вытащил из кармана перочинный ножичек. Через минуту передняя панель бомбы была открыта, и доктор заглянул внутрь.

— Так, — сказал он изумленно. — Сломалась! Заколка миссис Рейнер, которую я позаимствовал для того, чтобы сделать пружинку, была плохого качества, и потому мы спасены. Как жаль, что ни миссис Рейнер и ни одна живая душа на свете об этом не узнают!

Он установил панель на старое место, поднял фонарь и вышел из подземелья.