Мышь, которая зарычала. Антология - Страница 14

— Так это бомба? — спросил Талли.

— Да, это — бомба. Если ее потрясти, ударить, уронить или повредить любым другим способом, она немедленно взорвется. И если это произойдет, то Нью-Йорк, Филадельфия и Бостон будут стерты с лица Земли. На несколько сотен миль вокруг не останется ни одной живой души. К тому же произойдет выделение ужасного газа, который будет убивать все живое долгие-долгие годы. Умоляю, обращайтесь с этой коробочкой нежно, как с маленьким мышонком, и вы спасете жизни миллионов невинных людей.

Уилл, недоверчиво выслушав тираду доктора, подошел к столу и сказал:

— Дайте-ка мне открыть эту коробочку мечом. Посмотрим, что внутри. Уверен, там нет ничего, кроме кучки песка. Но даже если в ней и лежит горстка пороха, то взрыв не повредит ничего, кроме этой комнаты.

— НЕТ! НЕТ! — закричал доктор Кокнитц. — НЕТ! Умоляю! Не делайте этого!

Он кинулся к Уиллу и схватился обеими руками за его меч.

— Думаю, что он нас не обманывает, — сказал Талли. — Мы уходим. Но прежде ответьте мне на один вопрос: зачем вы это сделали?

— Это мирное оружие Соединенных Штатов Америки, — ответил доктор Кокнитц.

— Мирное оружие? — удивился Талли. Он посмотрел на Уилла, опирающегося на свой меч. — Хорошо. Меч, на который опирается Уилл, тоже мирное оружие, только он не может разом убить миллионы людей. Наша маленькая страна, Великий Фенвик, тоже нуждается в хорошем мирном оружии, вот почему мы хотим захватить ваше изобретение с собой. Прошу вас, следуйте за мной.

Доктор Кокнитц пожал плечами и двинулся к двери, но вдруг остановился.

— А моя канарейка? — воскликнул он. — Кто же за ней присмотрит?

— В этом нет никакой необходимости, — заметил Талли. — На ваш город очень скоро будет сброшена атомная бомба. Есть в мире и еще кое-кто, пользующийся мирным оружием. Так что чем скорее мы отсюда уберемся, тем будет лучше.

— Атомная бомба! — разом воскликнули Уилл и Кокнитц.

— Вот именно! Прочтите, что здесь написано. — И Талли протянул доктору газету, указывая на статью на первой странице, где говорилось, что тревога, объявленная на всем восточном побережье, является подготовкой к атомной атаке. — Поскольку тревога уже давно объявлена, атака может начаться с минуты на минуту.

— Но ведь это только учебная тревога, как сказал мне охранник, — возразил доктор Кокнитц.

Талли сурово посмотрел на своего пленника и решил еще раз прочесть статью.

— Может быть, вы и правы, — сказал он, убедившись, что в газете написано именно это, — но в таком случае я хочу воспользоваться ситуацией. Мы должны как можно скорее добраться до «Стремления» и отойти от берегов Соединенных Штатов Америки вместе с вами и вашей бомбой. Поэтому вперед!

— Но моя канарейка! — снова воскликнул доктор Кокнитц.

— Берите свою канарейку, только быстро, — приказал Талли.

Кокнитц взял клетку, вышел из комнаты и обратился к Талли:

— Будьте внимательны. Не споткнитесь, не упадите, иначе весь Нью-Йорк упадет вместе с вами.

На углу Сто десятой улицы и Бродвея силы Великого Фенвика под водительством Талли Баскомба встретились с силами Соединенных Штатов Америки под водительством командующего гражданской обороной Нью-Йорка генерала Сниппетта.

Силы генерала состояли из его шофера, двух машин с громкоговорителями и передвижной кухни с четырьмя служащими. Вместе с вооруженными полисменами с генералом было двенадцать человек на четырех автомобилях.

Обе армии, если позволительно будет употребить это слово, рассматривали друг друга через пятьсот ярдов пустынной улицы, готовые к началу сражения. Фенвикцы, следуя тактике обороны, принятой в четырнадцатом веке, выстроились в шахматном порядке. Генерал Сниппетт должен был бы обойти их с тыла, но почему-то этого не сделал. Приказав войскам готовиться к сражению, он посадил одного вооруженного полицейского в свой автомобиль и храбро двинулся к фенвикцам на переговоры.

Подъехав поближе к противнику, генерал приказал поднять крышу автомобиля, встал на переднем сиденье и закричал:

— Какого черта вы здесь торчите? Почему вы не в укрытии?

На это Талли учтиво ответил, что он является командующим армией Великого Фенвика, воюющего с Соединенными Штатами Америки, и предлагает генералу покинуть поле боя, так как вооруженные силы Великого Фенвика превосходят силы Соединенных Штатов. Если же генерал не примет этого предложения, тогда не остается ничего другого, как начать сражение.

Ответ генерала был крайне невежлив и заканчивался требованием к «банде идиотов» немедленно проследовать в укрытие, иначе он прикажет своим людям открыть огонь.

Талли понял, что это ультиматум, что переговоры закончены, и приказал своим лучникам подготовиться к первому залпу.

Когда генерал Сниппетт увидел, что стрелы вынимаются из колчанов, руки поднимаются на высоту плеч, а тетивы луков натягиваются, ему показалось, что он потерял рассудок. Он заорал своему полицейскому:

— Свали этого высокого парня в дурацком костюме!

Полисмен вышел из автомобиля, чтобы получше прицелиться. Тогда Талли сказал Уиллу:

— Сними-ка фуражку с парнишки. Надо научить его уважать старших.

Полисмен только еще поднял карабин, как из лука Уилла злой пчелой вылетела блестящая стрела, пронзила фуражку полицейского и, отлетев ярдов на сто, вонзилась в асфальт. На ней, еще подрагивающей от полета, болталась фуражка — первый трофей войны.

Полицейский все-таки выстрелил из своего карабина, но пуля пролетела ярдах в двадцати над головой Талли, который, взяв лук у стоящего рядом лучника, почти не целясь, сбил фуражку с головы генерала Сниппетта. Вторая стрела с трофеем вонзилась в асфальт неподалеку от стрелы Уилла.

Но это чуть не стало причиной гибели миллионов людей. Беря лук у лучника, Талли дал тому подержать квадиум-бомбу, но ведь лучник не знал, что за ящичек ему доверили. Талли тоже забыл о бомбе. Инстинкт военного, выработанный в нем многими поколениями, сказал ему, что наступил решающий момент битвы.

— Один залп по их линии! — приказал Талли Баскомб. — И сразу же в атаку с мечами и булавами!

Стая звенящих стрел взвилась над полем битвы, на мгновение застыла в зените и градом обрушилась в нескольких футах перед машинами, составляющими тыл генерала Сниппетта. В тот же момент, подняв мечи и выставив вперед щиты, воины Фенвика кинулись в бой. Уилл захватил автомобиль генерала, вытащив из кабины шофера, выдернул из рук полицейского карабин и швырнул его в витрину.

Сидевшие в других трех машинах, составлявших основные силы генерала, были в растерянности. Повара из машины-кухни, увидев сверкающие на солнце мечи, бросились наутек. Один из них, опомнившись, поднял карабин и выстрелил. Пуля попала в грудь лучника. Лучник упал, поднялся, снова упал и больше не шевелился. Это был фермер по имени Том Кобли сорока пяти лет от роду. Он пал на поле боя смертью храбрых и удостоился потом такой высокой чести, какой не удостаивался никто из его соотечественников за последние пять веков. Его тело перевезли на родину и похоронили в церкви замка рядом с могилой Роджера Фенвика.

Выстрел полицейского воодушевил его товарищей, и они тоже начали стрелять. Но лучники были уже рядом, и началась рукопашная схватка. Лучник, которому была поручена квадиум-бомба, будучи не в состоянии вытащить свой меч, решил кинуть свинцовый ящичек в полицейского. Он хорошенько размахнулся, и бомба взлетела вверх футов на двадцать. К счастью, Талли был рядом и сумел поймать бомбу почти над землей. Резко бросившись вперед, Талли упал, но успел крепко прижать ее к груди. Восточное побережье Соединенных Штатов Америки было спасено.

Когда Талли наконец поднялся, Нью-Йорк стоял целым и невредимым, а армия Великого Фенвика одержала убедительную победу над врагом и стала обладателем четырех автомобилей. Доктор Кокнитц, который был поручен заботам двух лучников, упал в обморок.

От начала переговоров с генералом Сниппеттом до захвата автомобилей, оружия, самого генерала, его шофера и четырех полицейских прошло не более пяти минут. Остатки американской армии бежали. Талли приказал своим людям сесть в машины и следовать за ним в Канард-док, где их ожидал бриг «Стремление». В связи с тем, что Талли был единственным фенвикцем, кто знал, как управлять машиной, остальные автомобили вели американцы, правда, им пришлось терпеть неудобство в виде прижатых к бокам широких мечей.