Мятежный (ЛП) - Страница 58

Это решение словно бьёт меня в грудь, но инстинкт самосохранения подсказывает, что я должна уйти.

Грейсон поворачивается ко мне, обхватывает ладонями моё лицо, запрокидывая мою голову, что только усиливает боль, и решительно говорит:

— «Андеграунд» будет организован по другому, не как при моём отце. Мелани, у меня хватит решимости…

— Ты не можешь просить меня оставаться рядом с тобой, пока ты шантажируешь людей, запугиваешь их…

Он со стоном закрывает глаза.

— Это будет только бизнес. Никто не пострадает. Пойми, я не могу просто так всё бросить. Это источник заработка для бойцов, которые живут ради этого. Твоя подруга… её муж, Разрывной… они процветают, они существуют благодаря «Андеграунду», они его обожают!

— Я знаю! Я знаю, что эта тьма тоже существует, просто я не могу в ней жить. Я боюсь! — кричу я. Моё признание омрачает глаза Грейсона страданием, и я не знаю, понимает ли он, что, по-видимому, больше всего я боюсь того, что чувствую к нему, и того факта, что он — всё, чего я никогда не желала раньше, а сейчас — всё, чего я хочу.

С болью в груди касаюсь его щеки, смотрю Грейсону в глаза и впитываю его взгляд.

— Ты красив так, что замирает сердце и ты такой хороший. Когда я думаю о тебе, я хочу думать о том, какой ты со мной, Грейсон.

— Ты скорее полюбишь фантазию, чем реального мужчину, — говорит он, и это явно ранит его.

— Нет, сейчас мне больно за реального мужчину. И люблю я реального мужчину. — Я сглатываю. — Брук сказала, что ты мой Настоящий. Так она теперь называет любовь всей её жизни. Но ты не мой Настоящий, Грейсон. Ты мой рыцарь в кожаных перчатках, который перешёл на тёмную сторону.

— Боже, Мелани, ты разрываешь меня на части.

Я снова сглатываю, беру его ладонь и вкладываю в неё перчатки, спокойно принимая тот факт, что я знаю, каким ему приходится быть. И когда Грейсон сжимает свои пальцы вокруг этих перчаток, он сжимает свои пальцы вокруг меня. Его взгляд падает на мои губы, он стремительно целует меня, чуть касаясь, как будто не может удержаться, а затем отстраняется.

— У тебя есть три секунды, — говорит он, — чтобы уйти.

Это больно, как будто отрывают маленький кусочек от сердца, и я не знаю никого другого, кроме моей сестры, кто мог бы отобрать меня у этого мужчины. Полной противоположности всем моим мечтам и фантазиям, который неожиданно стал всем, чего я хочу.

— Две секунды, Мел.

— Грей, останови меня… — вдруг говорю я. О боже, не могу поверить, что ухожу от него!

— Одна.

Боже, Грейсон не станет меня останавливать.

Несмотря на все свои преступные делишки, он не хочет склонять меня к такой жизни. Его жизни.

Я разворачиваюсь, хватаю чемодан со всем, что сюда привезла, и захлопываю за собой дверь. А потом стою у комнаты, где его оставила и из которой не доносится ни звука, и плачу. Пандора встаёт и молча идёт за своим чемоданом.

Я спала чуть ли не со всем Сиэтлом и ни разу не чувствовала себя шлюхой, пока не разбила этому мужчине сердце.

В идеальном мире ты любишь только идеального мужчину.

Но этот мир не идеальный. Я люблю несовершенного мужчину, который грешит, лжёт, крадёт, шантажирует, и, как это ни странно, — хотя и прошло очень мало времени, — даже мой мистер Совершенство или Прекрасный Принц никогда, никогда не сравнится с тем, кого я только что покинула.

♥ ♥ ♥

По дороге в аэропорт мы с Пандорой не разговариваем. Дерек в конечном итоге настоял, чтобы нас отвезти, а я была слишком подавлена, чтобы возражать. Я нашла свою любовь и потеряла. Я нашла всё, что хотела, но всё это было неправильно, и я оставила Грейсона стоять в номере отеля, за который он сам и заплатил, уставившимся в окно, как будто боялся, что если он только взглянет на меня, то сможет приковать к себе навечно.

— Я собираюсь написать Кайлу, чтобы он организовал сегодня вечеринку, — говорит Пандора.

— Нет, — отрезаю я.

— Мел, сегодня твой день рождения.

— Нет! — повторяю я. — Пожалуйста. Мне хочется побыть одной.

Мы поднимаемся на борт. Я даже успеваю запихнуть чемодан на багажную полку самолёта. И вспоминаю его под дождём. Вспоминаю всё, что он для меня сделал.

— Я разберусь с твоей машиной.

— Буду сегодня вечером дома.

— Моя жизнь тоже досталась дорогой ценой. Каждый день. Каждый день я пытался найти в этом хоть какой-нибудь грёбаный смысл.

— Я первый мужчина, для которого ты готовишь?

— Ты меня подловила, принцесса. Господи! Разве ты не видишь, что делаешь со мной? У тебя есть весь я, Мелани. Когда я далеко, то чувствую себя лишь наполовину человеком, чувствую, что разорву что-нибудь на части, если в ближайшее время не увижу тебя собственными глазами…

— Я знаю, что ты, Мелани, слишком долго использовала секс, чтобы перестать чувствовать себя одинокой, и я знаю, что ты самое прекрасное существо, которое я когда-либо видел, и всегда пытаешься всё сделать лучше. Дать шанс каждой лягушке, потому что и тебе дали этот шанс, верно? Так почему же ты сейчас отказываешь дать шанс кому-то ещё? Любому? Даже такому грёбаному мудаку, как я?

Он нёс меня на руках… Я вдруг вспоминаю, как Грейсон нёс меня домой, истекая кровью от нанесённого мной удара ножом, укладывал на кровать, наполнял ванну и сжимал мою руку. Он защищал меня. Поддерживал. Пытался предостеречь меня от него самого, потому что не хотел причинить мне боль, но почему-то, как и я, не мог оставаться в стороне. Я так ясно это вижу. А его ВЗГЛЯД, устремлённый на меня? Вот что реально. Этот взгляд настоящий. Всё остальное дерьмо не имеет значения.

Вспоминаю благодарность и неистовство в глазах Грейсона, когда я для него готовила, и он почувствовал себя… принятым мною таким, какой он есть.

Вспоминаю те времена, когда он открывал мне свои чувства. Он! — человек, который, похоже, не привык вообще ничего чувствовать.

Грейсон понимает меня. С самого начала он знал обо мне всё хорошее и всё плохое, и тем не менее смотрит на меня так, словно я самый драгоценный бриллиант.

И вдруг в голове мелькает мысль, ведь Брук мне говорила: «ОТСТАИВАЙ СВОЙ ВЫБОР, МЕЛАНИ! Ты искала его всю свою жизнь, так борись за это!».

— Пан, — шепчу я, чувства во мне начинают бурлить всё сильнее, пока мне не кажется, что я сейчас закричу или взорвусь, потому что не хочу, отказываюсь жить, спрятавшись от своих чувств. Жить одной, когда я могу быть с ним. Удержит ли меня страх от желания быть с моим парнем? С моим мужчиной? Моим негодяем? Отстёгиваю дрожащими руками ремень безопасности и, чуть не спотыкаясь, срываюсь со своего места, пока не закрыли двери.

— Увидимся в Сиэтле.

— Что ты имеешь в виду? Эй, подруга, я боюсь летать и только что проглотила чёртово снотворное, и ты это знаешь!

— Не останавливай меня. Я не хочу, чтобы ты меня останавливала. Пожалуйста. Пожалуйста, Пан! Он мне нужен. Я его люблю.

Не позволю ей убедить меня в том, насколько я глупа и безрассудна. При одной только мысли о том, чтобы снова броситься в объятия Грейсона, чувствую прилив воодушевления, и внутри всё поёт и выходит из-под контроля. Я едва успеваю выйти из самолёта, как дверь закрывается. На максимальной скорости бегу к терминалу аэропорта, пытаясь найти Дерека.

— Дерек! — кричу я, торопясь, в надежде его поймать. Проскакиваю через несколько раздвижных дверей, и тут меня останавливает какой-то мужчина в ковбойских сапогах и клетчатой рубашке.

— Чёрт меня побери, это ты! — говорит он.

— Что? — удивлённо моргая, смотрю на молодого человека. У него незапоминающееся лицо, простое и дружелюбное, но солнцезащитные очки скрывают глаза, и, хоть убей, я просто не помню, чтобы встречалась с ним раньше.

— Мелани. Ты Мелани, — повторяет он, произнося это слово так, словно только что нашёл золото.

— Я тебя знаю? — спрашиваю, заглядывая ему за плечо и умоляя небеса помочь не пропустить широкую спину Дерека. И тут понимаю, что пора со всем этим покончить, мне хочется вернуться, встать перед Греем и сказать: «Я люблю тебя. Я люблю тебя, доверяю тебе, и у нас всё получится. Как-нибудь. Ты хренов мудак, ты мой принц, хочешь ты этого или нет!».