Мятежный (ЛП) - Страница 18

Я чувствую взгляд Грейсона на своей макушке. Притворившись, что смотрю фильм, нежно перебираю пальцами волосы Грейсона, потом отодвигаю его руку, обнимающую меня, и ворчу, что его локоть впивается мне в грудную клетку.

Его смешок — я даже не могу объяснить, как сильно мне нравится его смех — говорит о том, что Грейсон знает, что мне просто хочется устроиться поудобнее. И я устраиваюсь на нём.

— Так лучше? — спрашивает он, перемещая своё поджарое, твёрдое, длинное тело подо мной.

— Тсс. Мне нравится момент, когда он дерётся с испанцем.

Делаю вид, что слежу за событиями в фильме, но на самом деле борюсь с сильным желанием дать Грейсону второй шанс. Но что, если я влюблюсь в него? Что, если всё выйдет из-под контроля, и я не просто влюблюсь, а с головой окунусь в эти отношения?

Та ночь с Грейсоном?

Она была невероятна. Он был невероятен. Ощущения, его запах, его голос — всё это было невероятным.

Мышцы мужчины напрягаются, и мне страшно, что Грейсон отстранится, но этого не происходит. Я тихо дышу, испытывая всепоглощающее умиротворение, и, наконец, окутанная чувством безопасности, подаренным Грейсоном, поддаюсь желанию прижаться щекой к его груди.

— Как хорошо, — бормочу я. Больше, чем хорошо.

И внезапно понимаю, что нет ничего на свете правильнее этого. Я на этом диване. С этим мужчиной. Его пряный, успокаивающий аромат действует как наркотик, и я не могу не вдыхать его запах ещё глубже, c ещё более острой потребностью.

— Принцесса, — заговорщицки шепчет Грейсон мне на ухо.

— Что? — закрываю глаза и чувствую, как по мне пробегает дрожь.

— Я не собирался звонить.

— Знаю, засранец. Ну и зачем позвонил?

Уэстли и мой испанец сражаются на мечах, но мне кажется, что настоящее действо происходит у моего уха, которое слышит шёпот:

— Я тебе нужен.

— Ты мне не нужен, — фыркаю и сажусь на диване, чтобы посмотреть на него.

Грейсон тоже садится прямо, и в его глазах вспыхивает вызов.

— Может быть, ты нужна МНЕ.

Я останавливаю на нём изумлённый взгляд, а Грейсон стреляет в меня очаровательной улыбкой, дерзкой, но в то же время грустной.

— Знаешь, каково это — всю жизнь носить на себе груз мёртвого сердца, словно ищешь свою могилу? — Он ждёт, что я отвечу, но мне нечего сказать. — Я живу только в те мгновения, когда нахожусь рядом с тобой. Я живу во лжи, но смотреть с тобой этот дурацкий фильм — это не ложь.

— Дурацкий?! — потрясённо выдыхаю я.

— Когда я уйду, запри дверь. Вернусь с едой, — говорит Грейсон смеясь и встаёт.

— Я так устала, что сейчас усну и не смогу снова её открыть, — предупреждаю я, но правда состоит в том, что мне просто не хочется, чтобы он уходил!

— Я открою твой замок так тихо, что ты даже не проснёшься, — спокойно говорит Грейсон, затем возвращается и просовывает руку в перчатке под мою майку. — Но всё равно запри дверь.

— Ты очень властный.

— А ты чертовски сексуальна в этой маечке и шортиках. — Его большой палец скользит под моей грудью, и наши взгляды встречаются. У меня перехватывает дыхание, когда обнаруживаю, что в глазах Грейсона нет ни щитов, ни фильтров. Меня возбуждает то, что я вижу, бурлящее смятение в самой глубине его взгляда приводит меня в замешательство.

— Говорят, у меня фотографическая память. Некоторые образы отпечатываются во мне просто с предельной чёткостью… но ту ночь, Мелани, я помню всё о той ночи яснее, чем любой другой момент моей жизни. — Он хватает меня большой твёрдой рукой сзади за шею и слегка сжимает. — Твои красные стринги. Маленькие дерзкие соски. Ты посмотрела на меня, как принцесса, и сказала, что тебя зовут Мелани. Я слишком хорошо это помню.

На мгновение я переношусь туда. Окунаюсь в воспоминания: в туман страсти, желания, зубов, языков, рук. Умираю от болезненного желания, но мне совсем не хочется быть его игрушкой. Не хочется каждый раз ждать, когда он позвонит. Тогда я беру Грейсона за руку, отрываю её от шеи и, с трудом сглатывая ком в горле, веду Грейсона ко входной двери.

— Я думаю… Грейсон, думаю, тебе лучше уйти. Мои мозги не в состоянии соображать, когда ты рядом. Не знаю, чего ты от меня хочешь, но я не могу играть с тобой в эти игры… только не с тобой…

Когда мы подходим к двери, он смотрит на меня так, словно хочет, чтобы я сама вышвырнула его вон. Словно хочет, чтобы именно Я сказала ему, что не желаю его видеть снова. Хочет почувствовать от этого облегчение? Не дождётся! Ведь я даже не могу начать объяснять, как этот золотистый оттенок загара подходит его образу. Не могу перестать восхищаться интригующими чертами его лица. Не могу сказать, как долго, практически всю свою жизнь, ждала, чтобы почувствовать что-то, искру, трепет, ТО, что чувствую с Грейсоном.

— Через две недели моя лучшая подруга выходит замуж, — шепчу я, затем называю церковь, где всё будет происходить, и начинаю выталкивать Грейсона, всё это время удерживая его взгляд. Горячий, голодный. ВЗГЛЯД. — Если хочешь получить ещё один шанс, если ты настроен серьёзно, то можешь прийти в церковь, — говорю я, затем тянусь к Грейсону и целую в губы, очень нежно. Слышу низкий, рокочущий стон, отступаю и закрываю дверь.

Прислоняюсь к ней, зажмурившись и пытаясь дышать. Боже, этот поцелуй был практически невинным, и всё же он заставил каждую клеточку моего тела содрогнуться.

Через минуту я слышу, как Грейсон рычит через дверь «твою мать». Неужели ему тоже потребовалось столько времени, чтобы оправиться от этого поцелуя? Потом, клянусь, я чувствую, как он опирается на дверь. Закрываю глаза и медленно дышу. И когда он шепчет: «Мелани», прижимаюсь щекой к двери. Я дрожу до кончиков пальцев ног, изо всех сил стараясь говорить ровным голосом:

— Да?

— Я буду там.

Спустя довольно долгое время слышу шум лифта. Подняв руку, дотрагиваюсь пальцами до двери и впервые в жизни ужасно боюсь встретить его, того единственного мужчину, которого так долго ждала.

Внезапно каждая клеточка моего тела, моего трезвого тела, говорит мне, что это он.

Тот единственный.

Тот, кто меня уничтожит. Сделает мне больно. Разрушит меня. Тот, кто может порвать все струны женской души. Он станет тем воспоминанием, хорошим или плохим, которое я никогда не забуду, он будет ТЕМ единственным, о ком я мечтаю.

Вот только Грейсон совершенно не прав.

В нём есть что-то волнующее и тревожное.

Тьма в его ореховых глазах, яркий блеск, который делает Грейсона таким привлекательным для меня, то, как он пахнет кожей и металлом, лесом и опасностью.

Думаю о матери, ведь я всегда считала, что она будет мной гордиться. Вспоминаю свою лучшую подругу, обеспокоенную тем, что Разрывной уничтожит её, как приливная волна. Грейсон не будет приливом. Не знаю, каким он будет, но на ум приходит цунами, ураган, что-то связанное с непреодолимой стихией.

Интересно, появится ли он на свадьбе? Кажется, Грейсон так же беспомощен перед таким притяжением, как и я.

Возвращаюсь обратно в комнату к моему фильму и сворачиваюсь калачиком на диванных подушках, но мои мысли больше не крутятся вокруг самой прекрасной из всех когда-либо написанных сказок. Я шепчу в пустоту комнаты:

— Пожалуйста, если ты всё же собираешься причинить мне боль, пожалуйста, пожалуйста, не приходи на свадьбу Брук.

Грейсон

Какого хрена я делаю?

После нескольких дней непрерывной работы, погони за целями из списка, поездок из одного города в другой, из одного дома в следующий, я возвращаюсь домой. Ярко светятся экраны системы видеонаблюдения. Дом спит. Отец и все ребята находятся в снятом на прокат доме. Я срываю одну перчатку, затем делаю то же самое с другой и приношу буханку хлеба, банку арахисового масла и столовый нож.

Мы установили камеры, которые следят за входами, выходами и окнами дома. Ряд компьютеров давит своим немаленьким весом на столы, среди переплетений проводов мерцают огоньки. Я намазываю арахисовое масло на кусок хлеба, шлёпаю на него сверху другой и, пока ем бутерброд, роюсь в коробках с записями и вытаскиваю прошлогоднюю карту памяти с датой боя. Я много думаю о ней. Каждую секунду вспоминаю принцессу.