Мятежник - Страница 5

Послал я с Демидом еще одного человечка. Был у меня один фраерок такой. По кличке Бычок. Стукач он был, и любая шавка в подворотне знала это. Как бельмо на глазу у меня был. Вот и решил я его окунуть заодно с Динамитом.

Оружие у них еще на входе отняли. Обшмонали так, что и иголки не пронесешь. И ведут к Султану этому. Сучара! Страсть, до чего таких ненавижу! Сидит, урод, словно царь на троне. Губищи раскатал... Ну, Бычок, тот сразу в штаны напустил. Демид, конечно, тоже смекнул, что к чему, он всегда рассчитывает на сто шагов вперед. Но не забоялся. Дело изложил: «Так, мол, и так, ты Кроту бабки должен. Не угодно ли отдать?» Со всем почтением.

Султану, конечно, это как тапкой по морде! Но ведь и глазом не повел, гнида! «Никаких, мол, проблем, – говорит. – Я Крота уважаю, долг отдам. Сейчас, – говорит, – проходите в комнату для гостей и деньги там получите».

Видел я потом эту «комнату для гостей». Железом вся обитая, как бункер, чтобы выстрелов снаружи не слыхать было. Ни окошечка. Камин, диван кожаный, ковры, телевизоры всякие. Так вот, к этому дивану «гостей» ремнями прикручивали да жгли их прутьями из камина. А потом в ковер – и концы в воду! Говорю тебе, беспредел был полный!

А в комнату эту вел длинный коридор. Чтобы удобнее было в спину стрелять. Повели моих хлопцев по нему – вроде все чин чинарем, двое охранников сзади. Эти сволочи уже прекрасно знали, что им делать нужно, – достают пушки и стреляют сзади. Сначала всегда по ногам, а потом уж добивают, как душе захочется.

Стреляют. Бычок, естественно, валится, как мешок с дерьмом. А по Демиду не попали! В первый раз я такое узнал, чтоб в человека стреляли с двух метров и попасть не смогли! Говорят, он подпрыгнул в аккурат за полсекунды до выстрела. Откуда только узнать смог? Может, у него глаза на затылке?

А Динамит в воздухе разворачивается и сбивает того, кто за ним стоял. Напрочь. А пока те очухиваются, бежит. И попадает, естественно, в комнату для пыток. Для гостей то есть.

А там темнота полная – свет выключен, окон нету. Как барсук в норе. Те двое добивают Бычка в месиво и пробуют сами, на шару, достать Демида. Они же не знают, кто он такой. Подумаешь, каратист выискался!

Подлетают они к этой комнате, придурки, и начинают палить в темноту. Свет-то изнутря включается. Не знаю, как уж там Динамит во тьме разобрался, да только нашел он прутья железные, которыми людей прижигали. Здоровенные, я тебе скажу, прутья!

И вот вылетает такая железка из комнаты и протыкает одного чучмека. Насквозь! Второй и варежку открыть не успел, тоже оказался на вертеле. Причем Динамит в живот им бил! Убивать, стало быть, не хотел! Ведь мог бы им и в голову попасть от нечего делать! Правда, им и этого хватило.

Шухер тут, конечно, поднялся! Оттащили эти своих, совещаются, что дальше делать. Кто-то говорит: «Надо, мол, его гранатами закидать». Но Султан говорит: «Нет, я сам его достану!» Там из этих двоих, проткнутых, один брат его был. Дело чести, понимаешь? Султан теперь сам Демида убить должен был. А мужик он здоровенный был, поперек себя шире. Может, и смекнул он, что фраерок ему необычный попался, да гордость не позволяла отступиться. Жилет, правда, надел непробиваемый, чтобы Демка ему в кишках прутиком не поковырялся. И идет в комнату.

Прожектор они притащили, осветили комнату. В натуре, нету Демида! Как испарился! Султан нож берет, пушку и идет углы обшаривать. Тут железяка летит в прожектор, трах, и снова темнота. Елки-палки, что за напасть такая! Эти-то в комнату стрелять не решаются, боятся пахана своего задеть. Шум, возня там. А через пять минут появляется и сам Динамит. Рожа располосована, вся в крови. Достал его, видно, Султан разочек. Ну и Султану тоже хватило. Ведет его Демид впереди себя – одна рука сломана, другую назад закрутил. И пистолет к башке. Такие дела.

Их тогда там немного народу было. Кроме тех, проткнутых, да Султана, три человека только. «К стенке, живо! – орет Демид. – И не дергаться, а то я из вашего пахана винегрет сделаю!» Ну, если бы те знали, что Динамит людей убивать не может, они бы, может, и возбухнули. А так встали как миленькие мордами к стенке. Динамит их тут же и повырубал всех. Умеет он отключать людей – удар, и полчаса в нихт-ферштейне.

Не знаю, что он там с Султаном делал, со зверем этим. Только выгреб Султан все башли, какие у него в наличке были, как миленький. Знаю, что была у Демида мысль индюка этого жирного связать и ко мне доставить. На, мол, подавись и отвяжись! Но раздумал, не захотел связываться. Навешал ему так, что тот потом полгода кровью харкал. И отвалил.

Приходит ко мне Динамит, весь аж трясется от злости. Но держится. «Бери, – говорит, – деньги, и привет тебе от Султана и от дружка твоего мертвого Бычка. Теперь с ними сам разбирайся! А мы с тобой квиты. Ты меня от армии отмазал, я твое маленькое дельце выполнил. Спасибо тебе, Крот, за доброту твою!» И кланяется мне в пояс. Меня от этого поклона аж оторопь взяла. Никогда я не слышал, чтобы один человек сумел столько дел натворить и выжить! И, веришь, отвязался я от Динамита. Не по зубам мне, думаю, конь этот резвый. Я, чай, не сапер, чтоб такую бомбу в кармане держать!

Так и получилось с тех пор, что не я Демиду, а он мне жить не давал. Не раз наши дорожки пересекались, и уж как увижу я Динамита, так и чувствую – мать-перемать, опять каша заварилась! Ну об этом я рассказывать не буду – сама видела, что летом творилось, когда я девчонку для одного клиента умыкнуть попробовал. Яна, что ли, ее звали? Видел я ее – сопля соплей. Если б знал, что она подружкой Демида окажется, ни за какие деньги бы не согласился! Чуть не разворотил мне всю контору!..

– Я, пожалуй, поеду. – Лека встала и пошатнулась. Все пережитое навалилось на нее стопудовой ношей, перегруженная голова гудела, веки слипались. – Как мне добраться туда, к Демиду?

– Сама не доедешь. Четыре часа ночи, заснешь по дороге. Ладно уж, отвезем тебя по старой дружбе. И «жигуленок» твой туда же отгоним. Все ж я человек, не дерьмо последнее.

– Спасибо. – Лека еле разлепила губы.

– Ладно, ладно, не дрейфь. Все путем будет. И Демиду своему привет передавай. Даст Бог, оклемается.

Лека осторожно открыла дверь ногой – руки ее по-прежнему занимал здоровенный футляр от виолончели. В деревенской больнице было тихо, в предрассветный час только призрак сна бродил по коридору, мягко ступая невидимыми лапами. Спали все: дежурный врач в ординаторской, бабульки-нянечки, медсестры перед невыключенным телевизором, намаявшиеся от бессонницы и застарелой боли обитатели хирургии и заядлые курильщики, отхаркивающие сквозь сон остатки своих черных легких в надсадном кашле. Девушка поморщилась. Никогда прежде не приходилось ей пробовать запах районной больнички – кислую смесь пота, табачного дыма, хлорной извести, горелой резины и невыветриваемых болезней. Лека тихо шла вдоль палат; двери с облупившейся краской кое-где были открыты, и оттуда доносился храп.