Мы сидим на лавочке - Страница 12

Господи, она столько души в них вложила, что просто бы не пережила, если бы сейчас, после стольких трудов, их бы назвал Лагунов.

Да, поработала Хиля над своими подопечными не впустую. Вот если человек - опер, пусть и молодой, то он, не поднимая глаз, носом все учует и все нитки молчком свяжет. Ведь ничего она им про Алексеевские папки не говорила, а проследили ведь, топтуны малолетние!

-- Рахиль Самуиловна, - шепотом сказал ее Вовочка, - наши гоблины бумаги полковника к Лагунову поволокли. Вы бы тоже папочки-то отсюда эвакуировали. Это по делу Владимирской, его на допдоследование вернули, а Лагунов очень им интересовался. Бумажкам этим самое время пропасть, поэтому домой Вам нести это нельзя.

-- Без сопливых. Вова, ты один эти папки видел?

-- Я ведь, Рахиль Самуиловна, нарушитель-то малолетний. Раз я видел, то мог и еще кое-кто увидать. Вы бы хотя бумажки оттуда достали, а в папки другое что положили. Впрочем, мне ли Вас учить сопливому-то?

-- Давай два дела по-грязнее, и чтобы обязательно там авторитеты маячили. А банкиршу Владимирскую мы отсюда вынесем, только вот куда?

И Алексеев куда-то за город укатил, картошку копать, черт! Но в принципе она знала куда можно спрятать бумаги покойной банкирши так, что никто бы в жизни не догадался. Начальником отдела безопасности в этом самом банке работал как раз бывший их опер Леха Годунов, который на проводах Алексеева совал ей свою визитку и намекал на то, что очень хотел бы побывать с ней в самых горячих точках страны или, на худой конец, их города. И еще до проводов Алексеева как-то Хиля заходила к нему банк, не по поводу убийства его банкирши, конечно, а так, прокачать ситуацию. Он, вроде, в неженатых у них с паспортистками числился.

Старого они тогда не вспоминали, у обоих и нового было повыше ноздрей. Леха поил ее хорошим кофе в своем роскошном кабинете, подсев к ней на мягкий диван, а сейф там был такой, что и слона в нем можно было спрятать. Но когда она, под пристальным взглядом Вовочки, перезвонила Годунову по одному из его телефонов, то узнала, что вынос тела Алексея Григорьевича состоится в пятницу. Бумаги начинали жечь ей руки.

Положив трубку, она долго смотрела в одну точку. Вовочка только спросил: "Замочили?" И Хиля устало кивнула головой.

-- Конечно, там сверху его показания лежат.

-- Вовочка! Сколько раз просила не рыться в моих бумагах!

-- Вы теперь в шестерку звоните, к организованным нашим. Дело-то, в сущности, ихнее! Прокуратура на дурика в уголовку его спустила. Вот номер телефона, держите!

- Давай.

Хиля договорилась о встрече, и они с Вовочкой кинулись было за машиной, но дежурный выложил им журнал, где надо было заполнить весь маршрут, ознакомив с приказом Лагунова по этому поводу. До Лехи Годунова Хиля бы этот журнал, конечно, заполнила, не дрогнув. Но тут она решила, что лучше им пешком прочапать. Тем более что идти-то всего два квартала. Вовочка уже навострился ее сопровождать, но тут в дежурку зашли Коротаев с Петровым и позвали его к Лагунову в кабинет. Вовочка беспомощно обернулся к Хиле, и она ободряюще кивнула ему головой, мол, держись до последнего, а я - как-нибудь сама.

Она рысью неслась ясным осенним днем по городу, крепко вцепившись в целофановый пакет с папками. Вовочка все держался, поэтому до шестерки Хиля допилила без приключений. Там она ринулась к университетскому однокашнику Лехи Годунова, чтобы уж быть совсем уверенной в ходе расследования.

Первым делом она попросила его вызвать по телефону к себе для дачи показаний Вовочку, но дежурный ему ответил, что старшего лейтенанта Морозова только что госпитализировали с сердечным приступом в нейрохирургию. Тогда этот следак скоренько перелистал папки и тут же вызвал машину с группой. В кабинет вошел его друг в пятнистой форме и черной маске на лице с дырками для глаз, носа и рта. В дырочке для рта у него дымилась сигарета. Посоветовавшись, они решили немедленно задержать Лагунова и еще там пару-тройку пацанов по этому делу. Предложили даже ее сперва до дома подкинуть. Но растроенная Хиля сказала, что домой она пойдет пешком, что ей надо подумать обо всем и побыть на природе. Следак пожал ей руку и посоветовал на работу в ближайшие дни не ходить. А Хиля совсем уже разочаровалась в своей работе и решила туда больше совсем не ходить.

По дороге домой Хиля зашла в магазин и купила хлеба, молока и сметаны. Хуже всего было то, что осенняя красота уходящего дня никак не вязалась с ее внутренним состоянием. Что же это такое происходит? Ведь не было этого раньше с народом. Раньше и Лагунов этот, как ей Леха Годунов рассказывал, в управлении все на партийных собраниях со слезой выступал о расхитителях социалистической собственности. А сейчас своим же готов за бандитскую копейку башку проломить... И все в природе вроде бы по старому... Вот ее старая школа, вот липы... Стоят, как прежде, смотрят на все под заполошные крики ворон.

Вот тут и она увидела, наконец, всех троих. Коротаева, Петрова и ее Сашеньку. Они курили под липами и даже не смотрели на нее. Но ментовскую суку не обманешь. Она сразу поняла, что здесь они ждали именно ее. И тогда Хиля впервые за всю жизнь мысленно обратилась к бабушкиному Богу с мольбой о посильной помощи, но не из-за себя, а только ради маленькой Лоры и беспомощной бабушки Видергузер...

* * *

Вечером Клава возвращалась с шабашки. Клиент попался очень занудный, из новых русских. После работы, сунув Клаве бутылку водки с собой, он долго ругал ее работу и требовал сделать ему какое-то золотое сечение. Клава с трудом вынесла сорок минут его жалоб. Выйдя из подъезда, она с шумом вздохнула воздух, чистый от запахов строительной пыли, шпаклевки и обойного клея. Осень раскрасила золотом деревья и устраивала им свое сечение до самой весны. Недалеко от бывшей ее школы, под нестареющими липами какие-то мужики лупили Хилю. Это точно была она. Хиля стояла с трясущимися губами у раскиданных молочных бутылок и двух буханок хлеба и старалась прикрыть голову руками. Разбираться было некогда, поэтому Клава ударила ближнего мужика прямо портфелем. Замок тут же жалобно хрустнул и сломался, а может это хрустнуло что-то у мужика, но было уже поздно, Клава уже расстроилась из-за портфеля. Этого мужика она еще ударила сверху кулаком по голове, и он обмолоченным снопом свалился ей под ноги, другого - коленкой между ног, а самый последний сразу бросился бежать.