Мы с тобой разные (СИ) - Страница 4

Еще чуть-чуть и у меня глаза из орбит вылезут. Кто симпатичный? Я? Шутите?

- Я не пидор! Я гомофоб! – гордо произнес Паша. Роман Васильевич совсем неприкрыто фыркнул и засмеялся.

- Как сказал один актер: «Мне не нравится слово "гомофобия". Это не фобия. Вы не напуганы. Вы просто мудак», - процитировал мужчина. По классу разнеслись смешки. Я сам еле сдержался, чтобы не засмеяться.

- Вы меня что, мудаком назвали? – голос Паши был полон изумления. Повернуться и посмотреть на него я так и не рискнул, хотя хотелось очень.

- Ты сам себя так назвал, - пожал плечами Роман Васильевич.

- Если Вы не извинитесь, то я пойду к директору и все расскажу!

- Адьес, амиго! – мужчина помахал ему рукой. – Передай ему от меня привет и что я хочу новый стул в кабинет, а тот, что там сейчас, скоро развалится. Ну а пока ты будешь выяснять у директора, являешься ты мудаком или нет, мы повторим пройденный материал, а то сто процентов за лето все забыли… Ульянов, если ты не собираешься порадовать директора своим ясным ликом, то садись на место.

Я все-таки не выдержал и чуть повернул голову, чтобы боковым зрением увидеть Пашу. Он растерянно стоял на месте, оглядывая класс. Ясное дело, что к директору он не пойдет. Как-то не солидно. Да и директор у нас, мягко говоря, с приветом. В том смысле, что из него нельзя и слово вытянуть. Он только молчит и кивает головой. На самом деле у нас в школе всем заправляла завуч – Инна Витальевна. Но к ней никто никогда не рискнул бы подойти с жалобой, потому что это вылилось бы во всеобщее школьное собрание в актовом зале, где на сцене стали бы попрекать «негодяя», который стоял бы там же, расписывая все его «подвиги» и сочувствовать «жертве», которая тоже находилась на сцене. Поэтому любой ученик в школе, поставленный перед выбором, обратиться к Инне Витальевне или прыгнуть в пасть акуле, выберет второй вариант. Но это я отвлекся. Речь-то шла о Паше и о том, что его сейчас пожирает глазами весь класс, ожидая, что же выберет он. Уйти и нажаловаться директору, при этом поступив, как первоклашка, или сесть на место, но это значило бы, что парень признает свое поражение.

Роман Васильевич закатил глаза и покачал головой, а затем, прихрамывая на правую ногу, пошел по проходу к Паше. Он что-то прошептал ему на ухо, отчего тот вспыхнул и, схватив сумку, вышел с гордо поднятой головой. Я вновь услышал смех мужчины, но в этот раз он был едва слышен.

- Ну, раз мы с этим разобрались, то вернемся все же к уроку, - громко произнес мужчина. Ученики обреченно застонали, но спорить не стали…

Роман Васильевич оказался просто зверем, а не учителем. Под конец урока мой мозг уже не воспринимал его слова и те формулы, что он писал на доске. Я лишь тупо глядел на ее зеленую поверхность и хлопал ресницами, пытаясь не заснуть. Зато тишина в классе была гробовая. Если кто-то начинал шептаться, то получал мелом по лбу, или должен был пятьдесят раз присесть, или пробежать десять кругов по кабинету, или спеть. Последнее было удивительней всего. Народу это, конечно, не нравилось, но он не рискнул возмутиться, потому что помнили, что произошло в начале урока. Я же подумал, что мне вряд ли достанется и на середине занятия, положил голову на парту, закрыв глаза. Не прошло и минуты, как мне на затылок что-то обрушилось. Подскочив на месте, я смог полюбоваться на довольного Романа Васильевича, что покачивал в руках классный журнал. Удостоверившись, что я больше не сплю, он удовлетворенно кивнул головой и вернулся к доске. Я же до конца урока просидел с широко раскрытыми глазами, и отчаянно подавлял зевоту.

Прозвенел звонок и впервые в жизни, я синхронно с одноклассниками облегченно выдохнул. Если бы я только знал, что ждет меня за дверьми кабинета, то пожелал бы, чтобы урок никогда не кончался. Не успел я и шагу сделать после того, как вышел из кабинета, меня кто-то сильно дернул за ворот рубашки. Каким-то чудом мне удалось вывернуться, но в следующее мгновенье я окаменел, увидев Дениса, что позволило ему без проблем дотащить меня до туалета и швырнуть внутрь, как куклу. Рухнув на пол, при этом больно ударившись коленками, я поморщился, но это все ушло на второй план, когда я услышал довольный голос Паши.

- Ну что, педик, пришло время развлечься...

Ни тон парня, ни сказанная фраза не обещали мне прекрасного, безбедного будущего. Правда, встречи с этими двумя никогда не приносили мне море счастья и океаны удовольствия, но сейчас я чувствовал, что будет просто буря новых неизведанных ощущений. Ощущений, после которых я бы вряд ли смог передвигать ноги. Утопят в сортире? Вполне возможно, даже обмочиться не побоятся. Изобьют ногами, отбив все внутренние органы? Для этого дела они постараются так, как никогда еще не старались. Потушат об меня все свои сигареты? Наверняка, взяли еще пару пачек у своих дружков… Для завершения даже одежду всю отберут. Все это так часто происходило со мной, что я заучил все их ходы.

Странное дело выходило с избиениями в туалете: все разом забывали о его существовании. Да и сказал бы кто, зайдя сюда и застав эту сцену, что-то поперек Паши с Денисом? Вряд ли кому-то хотелось присоединиться ко мне.

- Что же с тобой делать, пидрила? – спрашивал Паша, не усмехаясь, как он делал это обычно. Парень был зол и решительно настроен убить меня – я видел эту решимость в его глазах. – Как же ты меня выводишь...

Я подскочил с пола, начиная пятиться от надвигающейся угрозы. Инстинкты не слушали мою рассудительную часть, которая прекрасно понимала, что своим бегством я только усугубляю положение.

- Вмажь ему хорошенько! – подбадривал Денис, гадко посмеиваясь.

Стена. Кажется, сейчас начнется.

Первый удар пришелся прямиком в солнечное сплетение. От дикой боли я стал складываться пополам, но рука парня схватила за шиворот моей рубашки, заставляя стоять на ногах. Еще один удар, в живот. Пресса как не было, так и нет, поэтому столь нежное прикосновение вызвало гамму боли по всей передней поверхности тела. Боль, я только ее и чувствовал.

- Я ненавижу таких, как ты, - тихо заговорил Паша. – Омерзительно.

После этих слов я полетел на пол. Все было бы ничего, если бы я довольно прилично не стукнулся головой об подоконник. Еще бы чуть-чуть, еще бы миллиметр, и это был бы висок, и это была бы смерть.

Что ж, именно о ней я стал мечтать больше всего, когда парень зарядил ногой по все тому же животу. Острая боль, сдавленный кашель, спутанные мысли... Я согнулся, чтобы хоть как-то унять адскую боль, и поплатился за это сполна – ботинок пришел по рукам. Я зажал губу зубами, чтобы не застонать и стерпеть, зажмуриваясь, чтобы не видеть, как Паша заносил ногу для очередного удара, чтобы хоть как-то сдержать слезы.