Мы платим железом - Страница 13

Я попытался поднять руку…

Не получилось. Зато я осознал, что лежу на чем-то мягком и вполне могу управлять собственной шеей. Правда, поворот головы ничего нового не дал. Ну, кроме того, что я смог ее повернуть.

Я попытался перевернуться набок… Неудачно.

И тут до меня дошло: я же связан! А та штуковина, которая мешает мне закрыть рот, – это же кляп!

Вот теперь я испугался по-настоящему. Потому что наконец-то включилась обычная логика, и я понял простую вещь: моя крепость пала. А сам я жив и в плену у врага.

Я стиснул зубами деревяшку. Нет, перекусить ее мне не удастся. Да и что это мне даст? Какой смысл орать, если крепость захвачена?

Стоп! Но если крепость захвачена, зачем тогда враги заткнули мне рот? Связали – да, понятно. А рот зачем? Помешать мне произнести какое-нибудь предсмертное проклятие? Сомнительно.

Ладно. Рано или поздно меня навестят. И моя скорбная участь прояснится. А пока не худо бы протестировать организм.

Организм оказался в относительном порядке. Где-то что-то болело, но не критично. Мышцы напрягались и расслаблялись, как положено. Кости проворачивались в суставах. Ну, насколько позволяли мои узы. Наблюдались некоторые неудобства. Допустим, было бы неплохо отлить. Но в собственной боеспособности я мог не сомневаться. Если меня развяжут и дадут оружие, то, скорее всего, в грязь лицом ударю не я, а мой противник. Но, боюсь, личное мужество мне придется доказывать по-плохому, то есть не на поле боя, а на пыточном столбе. Ну что ж… Бывало и похуже. Опять-таки я человек не бедный, а господа викинги вряд ли ненавидят меня настолько, что откажутся от денег. А их должно хватить не только на мой, но еще на добрых полсотни выкупов. Вот именно в такие моменты и понимаешь: деньги – это свобода.

Эк я, однако, размечтался.

Но – полегчало.

Теперь – ждем.

Ожидание не затянулось. Прошуршала дверная завеса, мелькнула серая тень.

Я напрягся.

И зря.

– Милый, милый, милый… – шершавая ладошка на моем лбу. – Матушка Мокошь, верни мне моего мужа! Патер ностер, кви эс ин челис…

Я офигел. «Отче наш» на латыни из уст моей любимой поразил меня едва ли не больше, чем деревяха во рту.

– Развяжи меня! – потребовал я.

С палкой во рту получилось – не очень. Большие проблемы с дикцией.

Но смысл дошел. Зарёнка пискнула радостно, и через мгновение я обрел способность говорить. Частично. Но девочка у меня сообразительная. Сразу же поднесла мне чашку с теплым молоком. Даже голову мою приподняла заботливо. Напоила и быстренько распустила узлы на ремнях. Что ж, во всяком случае, связали меня грамотно: ничего не затекло. Вот только зачем? Я в плену у свеев?

– Да нет же! – радостно засмеялась Заря. – Всё хорошо, любимый! Мы отбились!

И поведала мне то, что я пропустил.

В общем, нам повезло. Ворота оказались крепче, чем «крыша» над свеями, которые их ломали. Когда очередная колода проломила эту самую «крышу» и внутрь посыпались горящие угли, приправленные горящей же смолой, свеи вынуждены были отступить.

Вернее, бежать со всех ног, потому что наши стрелки щелкали тетивами, а не клювами.

Атака с тыла тоже потерпела фиаско. Основную группу мы выбили, а тех, кто всё же успел перебраться через стену, оказалось совсем немного. И побили их даже не мои бойцы, а мирные жители. Ну не то чтобы побили, но, скажем так, обнаружили и связали боем, пока не подоспели мои бойцы. Так-то с шестью свейскими хирдманами в условиях «городского» боя и сотне кирьялов не совладать.

А еще у нас обнаружилась «пятая колонна».

Семеро свейских вдов решили выступить на стороне своих соплеменников.

Пятерых вдовиц порешили кирьялы прямо на месте. Двоих повязали мои воины и до суда сунули в погреб. Решить их участь предстояло уже мне.

По мнению Зари, предательниц следовало раздеть, выпороть и бросить в лесу. Волкам. По ее словам, именно так поступали варяги с плохими женщинами.

Рассказывала мне всё это Зарёнка очень эмоционально. Причем эмоции ее совершенно не касались преступниц, а были направлены исключительно на мою персону, и выражались не только словесно, но и телесно, то есть Заря скинула одежку и забралась ко мне под одеяло.

Нет, ничего страстного. Только тепло и нежность. И безмерная радость, что я не помер и не сбрендил.

А мог бы, потому что падение со стены на каменистый склон – это не шутка. Я ведь сначала свалился с порядочной высоты, а потом катился практически до самого берега. И то, что я ничего не сломал и не отбил, за это спасибо моим доспехам и, наверное, Белому Волку, который поспособствовал тому, что моя тушка упала правильно, а не как мешок с брюквой. Ну, наверное. Последнее, что я помнил: это как сломался мой меч для левой руки.

В снегу я лежал недолго. Вифиль видел мое падение и, как только наши разобрались со свеями, они быстренько нашли своего ярла и оказали ему посильную помощь.

А вот сам ярл, как оказалось, повел себя весьма странно. Несмотря на отсутствие серьезных повреждений, в сознание не пришел, а, будучи в состоянии бессознательном, вдруг стал биться и метаться, издавая невнятные вопли и пуская слюни не хуже профессионального берсерка или ульфхеднара.

По распоряжению отца Бернара меня быстренько зафиксировали и сунули в зубы крепкую деревяху.

Монах сообщил окружающим, что я, видимо, солидно приложился башкой о твердое, душа моя грешная ослабла, и теперь ее терзают бесы. И пока процесс не прекратится, развязывать меня нельзя.

Не знаю, приняли ли наши язычники идею с бесами, но поскольку авторитет в области медицины у нашего лекаря был весьма высок, спорить с ним не стали и занялись более насущными проблемами. Равно как и сам лекарь, который велел Зарёнке сидеть со мной и читать единственную известную ей молитву, а сам ушел пользовать других раненых.

Заря предписание выполняла ревностно, позволяя себе лишь небольшие перерывы на еду и прочие телесные надобности. А поскольку латинянская молитва радикального действия не оказала, то где-то через сутки моя девушка решила дополнительно воззвать к более привычным защитникам.

Уж не знаю, кто из них мне помог, но сейчас чувствовал я себя относительно неплохо. Настолько неплохо, что даже начал правильно реагировать на близость юной красавицы. Которая, однако, решительно отказала мне в близости.

И более того, при первых же поползновениях с моей стороны выскользнула из-под одеяла и заявила, что сначала меня должен осмотреть медик. А потом, даже в случае положительного отзыва, мне следует не сексом заниматься, а сначала пожрать, а потом вернуть в свои руки бразды правления. Ибо Гуннар, конечно, правильный лидер, но ярл – я. И Заря, как моя жена, просто обязана мне это напомнить.

М-да. Нелегкая это участь – быть правителем. Но кто посмеет сказать, что я не справляюсь?

И кто бы мне еще сказал, что это за сны такие дурацкие ко мне приходят? А главное – зачем?

Сигстейн-ярл ушел к кирьяльскому селению.

Вернее, отошел, потому что бойцов у него было всё еще намного больше, чем у нас. Не меньше сотни. При прямом столкновении хирдманы Сигстейна размазали бы нас по снегу ровным слоем фарша. Наверное, свеи бы и крепость смогли взять, если бы атаковали, не считаясь с потерями.

Но подобное отношение – не в традициях викингов.

– Сигстейн уже положил половину хирда, – ухмыляясь, заявил Тьёдар Певец. – Если он еще раз уполовинит своих бойцов, кто тогда станет звать его ярлом?

Логично. Воины – главная ценность здешних вождей. После удачи. Хотя удача – важнее. Потому что если удача покидает вождя, то воинов у него вскоре не остается. Кто не помрет, тот сбежит. Или сам займет перспективное место лидера. Поэтому ни один скандинавский вождь не бросит своих в слепую атаку и не станет заваливать противника трупами соратников. Каждый хирдман – на вес если не золота, то уж серебра точно. Хирдман – это ведь не только выучка и опыт. Это продукт жесточайшего отбора. Далеко не каждый из дренгов доживает до звания хускарла. И далеко не каждый хускарл способен пройти сквозь кровавую молотилку виков и стать хольдом. А затем – вождем-хёвдингом.