Мы одной крови — ты и я! - Страница 1
Громова Ариадна
Мы одной крови — ты и я!
Разве я не чувствую в своей душе, что составляю часть этого огромного гармонического целого?
Разве я не чувствую, что в этом огромном, бесчисленном количестве существ… составляют одно звено, одну ступень от низших существ к высшим?
Настанет время, когда потомки наши будут удивляться, что мы не знали таких очевидных вещей.
Глава первая
Мне думается, что каждый, кому довелось быть свидетелем событий необычайных и малопонятных, должен оставлять их описание, сделанное искренне и беспристрастно.
Историю эту можно было бы начать так: «11 июня сего года И.Н. Павловский, придя в Зоопарк, направился к клетке черной пантеры…» — ну и дальше рассказать то, что изложено в газетной заметке под названием «Коварство и любовь» (тоже мне остряки!), только, разумеется, точнее, подробнее и без этого дурацкого хихиканья на каждой фразе.
Но этому моему визиту в Зоопарк предшествовало много событий, без которых будет непонятно, что же все-таки произошло со мной. И начать поэтому лучше будет начать с самого начала… Да вот только где оно это самое начало? И где начало того конца, которым оканчивается начало, как спрашивал еще Козьма Прутков?
Нет, начало-то, конечно, есть, хоть оно и выглядит не так эффектно, как сцена в Зоопарке. Правда, это лишь видимое начало, но все же… Попробую рассказать все по порядку. Тем более, что времени у меня хватает: в больнице я пролежу еще недели две-три да плюс дома на бюллетене. Целый том написать можно. И нужно! Об этом говорит не только Валерий Брюсов, высказывание которого я поставил эпиграфом, но и Володя Лесков; а уж Володя зря говорить не будет. Да, впрочем, я и сам понимаю.
Так вот — все началось с того, что я решил дрессировать своего кота. В основном от нечего делать. Было воскресенье, с утра лил дождь. Кончался май, но холод был собачий, тучи обложили все небо, и конца краю этой истории не виделось. Так что я сразу после завтрака набрал кипу книг и залег на тахту. А Барс, ясное дело, немедленно пристроился у меня под боком. Он ужасно любит, когда я дома, а тем более — когда валяюсь на тахте.
Барс — это большущий кот с роскошным белым брюхом и пестрой леопардовой попоной. Он не пушистый, хотя его мама Дашка (отец неизвестен) и единоутробный брат Пушок были пушистыми. Но шерсть у него очень густая и чуть длиннее, чем у обычных кошек. Он очень добродушный и ласковый и, как все коты, ценит внимание и ласку
Я никогда не считал Барса особенно умным. Нет, я знал котов куда умнее его, даже прямо гениальных. Вот, например, Мишка. Или — Мурчик… Впрочем, не буду отвлекаться. Но у Барса, как и у его брата, были некоторые интересные свойства — можно сказать, врожденные. Например, эти котята с детства благодарили за еду. Меня об этом предупредила хозяйка кошки Дашки: что они не начнут есть, пока им не протянешь руку и они не потрутся об нее мордочкой. Вряд ли этому их обучила хозяйка. Скорее уж сама кошка Дашка, которая слыла невероятно умной Барс и Пушок жили у меня вместе, всегда благодарили за еду охотно служили, вдвоем прыгали через подставленные им руки («Прямо цирк!» говорила моя мама). Ласкались к человеку оба они тоже как-то особенно: изо всей силы обхватывали лапами шею, крепко прижимались щекой к щеке и прямо-таки стонали при этом от нежности. А иногда целовали в щеку или в ухо. А когда Пушок пропал…
Ну, вот видите, не так-то легко найти начало всей этой удивительной истории. Пожалуй, начну-ка я заново и сперва представлюсь читателям, кто я такой.
Фамилия моя Павловский, зовут меня Игорь — ну, Игорь Николаевич. Мне двадцать шесть лет. Образование высшее, институт окончил четыре года назад, специальность — бактериолог.
Работаю по этой самой специальности в лаборатории, собираюсь защищать кандидатскую диссертацию. Вернее, собирался, а теперь… Ну, посмотрим, как будет.
Что еще обо мне сказать? Родился в Москве. Отец — врач, умер три года назад. Мать — тоже врач. Только отец был терапевтом, а она — ларинголог. Отец умер от инфаркта, внезапно: поехал по вызову к больному, поднимался на пятый этаж в доме без лифта. На лестнице ему стало плохо, но он все же дотащился до пятого этажа и позвонил. Пока открыли, он уже лежал без сознания, а телефона в доме не было… Ну, в общем, понятно. Мама после его смерти долго болела, поэтому вышла на пенсию сразу, как возраст подошел. Ей сейчас пятьдесят семь лет. Я у нее младший, у меня есть брат и сестра. Сергею тридцать три года, он тоже врач и тоже терапевт, как отец. Ольге двадцать девять лет, она журналист. У нее год назад родился второй сын, и она, конечно, перетащила маму к себе нянька понадобилась.
А я остался один в двухкомнатной квартире с видом на Зоопарк и на четыре высотных здания сразу. Я да кот — и больше никого, как говорится в одном стихотворении.
Жил я этот год в общем-то неплохо. Наладил прочный контакт с семьей Соколовых — это мои соседи из квартиры напротив. Я обучал Валерку и Свету английскому языку, а Ксения Павловна держала в чистоте мою квартиру, обихаживала Барса и покупала мне что-нибудь соответствующее на завтрак и ужин; обедал я на работе.
Этой весной я чуть не женился. Барс меня от этого дела спас. Нет, правда. Была у меня такая девушка, Леля, училась на пятом курсе биофака. Ну, общие интересы, то да се, а главное — она красотка, стильная такая девочка. Идешь с ней — все оборачиваются. На Софи Лорен немножко похожа.
Я об этом так рассказываю, с иронией вроде, можно подумать, что ничего серьезного и не было с моей стороны. Но нет, я вправду хотел на ней жениться. Не только из-за красоты. Конечно. Казалось, что она и добрая, и милая, и все на свете понимает… Ну, словом, все как положено в таких случаях. И если б не Барс, влип бы я по уши и выпутывайся как хочешь.
А дело было так. Согласилась Леля ко мне прийти. Я лишь потом сообразил, что уж очень она торжественно этот приход обставила. Долго вроде не решалась, потом глаза так картинно опустила и почти шепотом говорит:
— Хорошо, я согласна.
Наверное, думала, что произойдет решающее объяснение, шепот, робкое дыханье, трели соловья и тому подобное. Решающее объяснение действительно произошло, но только совсем в обратную сторону.
Встретил я ее у метро, привел домой, стою на площадке, сам волнуюсь никак ключ не найду. Барс, конечно, слышит, что это я, — он сразу меня узнаёт, только я из лифта выйду, — и начал мяукать за дверью. Тут Леля и спрашивает мол, разве у меня не отдельная квартира. Я говорю:
— Отдельная, а что?
— А почему же там кот?
Я как-то не обратил внимания, что у нее тон не то испуганный, не то… Ну, в общем, говорю:
— Да это мой кот, замечательный котище, сейчас увидишь!
Вошли мы. Барс, ясное дело, ко мне кидается. Я его на руки схватил, баки чешу, он мурлычет, я Леле говорю:
— Смотри, какой симпатяга!
А она будто и не слышит, отворачивается, через плечо говорит:
— Помоги мне раздеться.
Я снял с нее пальто, повесил на вешалку. Гляжу — на Леле платье какое-то шикарное, черное, с блестками, и такая она красивая, просто загляденье! Я хотел ее обнять, а она даже дернулась вся и говорит:
— Ты бы руки вымыл, они у тебя грязные.
Я опять ничего не понял — говорю, что ты, мол, я как пришел с работы, сразу душ принял. Она молчит. Сели мы в большой комнате на тахту, а Барс пришел, мурлыкнул и брюхом вверх кинулся перед нами. У него брюхо белоснежное, очень красивое, и он уже знает, что всем нравится, когда вот так доверчиво, совсем не по-звериному, подставляет свое беззащитное брюхо и просит ласки и внимания. Я, конечно, говорю: