My Joy (СИ) - Страница 27

Беллами в последний раз сжал пальцы и убрал руки, делая шаг в сторону дома. Он улыбнулся открыто и счастливо Доминику и выдохнул почти неслышно:

– Ночь прекрасна, когда вы счастливы.

И через секунду Доминик уже разглядывал пустое место, только слыша где-то вдалеке шаги, словно это было во множестве километров от него.

Ночь прекрасна, когда вы счастливы, утешительна – когда находитесь в горе, ужасна – когда вы одиноки и несчастны.

Был ли Беллами столь самоуверен, или же просто-напросто надеялся на самый лучший исход? Его оптимизм иногда граничил с безумием, а порой он становился таким же занудой, как и Доминик, ворча всю дорогу до дома о школьном задании, одноклассниках и деньгах, которых ему всегда не хватало. Мама давала ему на карманные расходы не так много, а отец, заезжающий, в лучшем случае, два раза в месяц, и вовсе ничего после себя не оставлял, разве что очередную маленькую дыру в душе, которую ничем нельзя было заштопать, кроме тепла, которое Ховард так хотел ему дать.

Доминик пытался осмыслить себя, прочувствовать момент и прийти к какому-то выводу, чтобы успокоиться окончательно. Был ли он счастлив в этот момент? В его сердце не было ни намёка на грусть, потому что с Беллами все проблемы отходили на задний план, а былое горе – и вовсе забывалось если не насовсем, то хотя бы на целый вечер. Его ночь могла стать утешительной, даже прекрасной, но ни в коем разе не ужасной, потому что с появлением Беллами в его скучной и размеренной жизни что-то ощутимо изменилось – наполнилось чем-то особенным и необъяснимым, хрупким счастьем, обещающим слишком многое, если Доминик будет достаточно терпелив.

Это был день его рождения, ему исполнилось тридцать шесть, и, казалось, что с этого дня должно было что-то измениться, безвозвратно унося с собой всю ту боль, которая преследовала его по пятам столько времени. Доминик не был прожжённым оптимистом, но всё же знал, что мировосприятие меняет человека, делает его более несчастным или же напротив – чересчур счастливым, стоит только поменять взгляд на происходящее вокруг.

Наконец-то в его жизни появился тот, кому хотелось улыбаться, кто не раздражал бы своей навязчивостью и тот, с кем было так легко и радостно. Мэттью делал его лучше, сам того не подозревая.

***

Они могли вести себя как угодно безразлично по отношению друг к другу в школе, но между ними словно витал какой-то секрет, коего и вовсе не было. Мэттью знал о Доминике пару компрометирующих деталей, а тот в свою очередь располагал целым перечнем фактов о болтливом Беллами, не замолкающем в машине, тем самым рассказывая больше, чем он, наверное, планировал. Или же его желание поделиться всеми интересными деталями своей не очень долгой жизни было целенаправленным и обдуманным? Этого Доминик не знал, но каждый раз, проходя мимо Беллами на переменах, едва сдерживался, чтобы не улыбнуться ему по особенному, но вовремя вспоминая, что он и вовсе никогда не позволял себе подобных эмоций в школе.

Ученики знали его как молчаливого и изредка язвящего учителя, и были этим вполне довольны, частенько ворча между собой, как Доминик выяснил позже у Мэттью совершенно случайно, о том, что он бывает излишне придирчив к домашней работе. Но Ховарду не было неловко за собственные методы преподавания, а ещё за то, что ему никогда не приходило в голову заводить себе любимчиков. И Беллами не стал таковым, потому что их общение вне стен школы началось далеко не из-за того, как тот учился. Доминик хоть и хотел, чтобы он получал по всем предметам только высшие баллы, но никогда бы не позволил себе давить из-за этого.

Относясь не педантично к выполнению учительских обязанностей, Доминик обращал внимание на другое, что в обычной ситуации бы никогда не заметил, даже если бы задумался намеренно над подобным. То, как Мэттью проводит рукой по крыше машины, прежде чем нырнуть внутрь, то, сколько он болтает по телефону с мамой, пока они едут домой, то, с каким выражением лица приглашает в дом, в очередной раз извиняясь за беспорядок.

– Ты не рассказал ей, верно? – Доминик пытался не звучать нравоучительно, но затея провалилась с крахом.

– Сказал, – Мэттью сел на диван и отвернулся. – Она спросила, был ли я у вас вчера вечером, и мне пришлось рассказать правду.

– Ты слишком часто лжёшь ей, это неправильно, – Доминик сел рядом.

– Я знаю, но это… это выходит само по себе, понимаете? Я люблю маму, и не хочу её расстраивать, но так выходит. Мы видимся так редко, что я не нахожу обычно духу, чтобы что-то рассказать ей.

– Зато со мной ты болтаешь без передыху, мне это нравится.

– Правда? – Мэттью глянул с такой надеждой, будто ему пообещали высший балл по всем предметам.

– Если бы это было не так, я вряд ли стал бы общаться из вежливости.

– В этом весь вы, сэр, – он рассмеялся тихо, устраиваясь головой на подлокотнике дивана, а ноги согнул в коленях, неловко уместив их на свободном участке дивана.

– Отстранённый и принципиальный?

– Нет, назовём это честностью, – он задел коленом Доминика, и тот невольно опустил взгляд туда, куда совершенно не обязательно было смотреть.

Совсем внезапно он вспомнил о том парне из супермаркета. Кажется, его звали Том, и тогда Доминик был абсолютно честен с ним, всеми силами всё же намекая на то, что ему не нужно было то общение, которое предлагал незнакомец. Ховард вполне мог позволить себе отношения на одну ночь, без обязательств и каких-либо претензий после, и это вполне могло бы поспособствовать испарению дурных мыслей из головы. Но Мэттью не спешил покидать его подсознания, проникая глубоко и без надежды на избавление.

Он болтал коленями из стороны в сторону, и каждый раз задевал ими руку Доминика, сидящего рядом, и в какой-то момент тот не выдержал и обхватил его за ноги и с невозмутимым видом уложил их себе на бёдра. Так было и спокойней, и беспокойней одновременно – касание жгло даже через двойной слой ткани.

– Хочешь, мы закажем что-нибудь поесть? – предложил Доминик, мысленно уже прикидывая меню всех двух десятков ресторанчиков, развозящих еду по домам.

– Если это не слишком вас стеснит.

– Вряд ли меня может стеснить желание набить желудок под завязку, – он улыбнулся и Мэттью смущённо отвёл взгляд, чуть двигая ногами, упираясь ими Доминику в бёдра и устраиваясь удобнее.

Диван был катастрофически маленьким, и от этого не становилось легче, а только марш неприличных мыслей в голове начинал своё торжественное шествие. Всё же мысль о похождении на одну ночь была не столь плоха, если бы это и в самом деле избавило от пагубного желания рассматривать Мэттью как… сексуальный объект? Доминик изо всех сил старался не думать об этом, и в своих быстрых фантазиях не заходил дальше поцелуев, которые Беллами наверняка принимал бы, стеная от удовольствия, потому что он весь был как оголённый нерв.

– Телефон справа от вас, – подсказал Беллами, пока Ховард пытался осмыслить всё то, что могло бы произойти, если бы он тогда поддался порыву и прибрал бы парня с собой на ночь.

Стало бы ему легче, если бы подобное желание не сжигало его внутри? Но Мэттью не исчез бы из его жизни так просто, и рано или поздно Доминик всё равно пришёл бы к подобным мыслям, пытаясь первое время сдерживать их, а после отпуская себя и представляя то, как Беллами мог бы касаться своими слегка обветренными губами щеки Доминика, скользя ниже, едва контактируя, но сводя с ума…