Мы будем вместе навсегда (СИ) - Страница 3

Помню ощущение в тот момент: будто меня распяли в потоке информации, и острая боль прорезала несуществующее сердце. Я смотрел и не верил. Не понимал. У моей Дианы не могло быть такой циничной, стервозной усмешки. Таких холодных колючих глаз.

Высокий блондин, поддерживающий ее под локоть - я уже видел его где-то, я помню короткопалую руку со шрамиком на указательном пальце. Может быть, видел, как он наливает... шампанское?

Шампанское...

Она спросила "Как ты себя чувствуешь? Может быть, потанцуем?" Потом я помню лишь боль и блестящую красную полосу на камнях - там, где меня проволокло лицом.

Почему она спросила о самочувствии?

Я принялся лихорадочно копаться в архивах. Видеокамеры вездесущи, они следят за нами повсюду; человечеству просто не хватает времени разбирать полученные данные, и они оседают в информационных омутах илом цифрового века.

Я нашел даже слишком многое.

Изящный жест красивой руки - и белые крупинки тонут в моем бокале. Диана улыбается - нежно, любяще. С такой светлой улыбкой она готовилась убить меня...

Голография: искореженный мобиль, мое тело на камнях. Диана… Диана с сосредоточенным лицом бежит навстречу, рыжие волосы взметнулись хвостом кометы. Ее со мной не было!

Господи, где же были эти камеры, бесстрастно фиксирующие ход преступления!

Слегка искаженный голос: "Даже не сомневайся, пойдет, как крыса на дудочку. Он ведь такой благородный..." - и довольный смешок. Низкая, утробная усмешка хищницы.

Я помню, как открыл глаза и увидел ее встревоженный взгляд. Я был уверен, она беспокоится обо мне. В общем, примерно так оно и было.

Она еще не знала тогда, что я ничего не помню...

Впору было впасть в отчаяние и бессильно рыдать над ворохом свидетельств. Я могу доказать, что преступление было, но что толку! Никакие данные не разрушат стены моего виртуального гроба.

Вот разве что...

Рымов взволнованно щипал подбородок.

– И у вас есть доказательства?

– Исчерпывающие. Видеозапись, на которой она бросает какую-то дрянь в бокал и голографии, на которых видно, что в мобиле я один. Думаю, более чем достаточно для любого суда.

– Для суда, - протянул Рымов. - Боюсь, что все очень плохо, господин Цвёльф: в данном случае подать в суд просто некому. После завершения процедуры мнемосканирования вы автоматически считаетесь недееспособным, без возможности выхода во внешние сегменты сети. Извините за прямоту, но, по сути, вас больше не существует.

– Я в курсе. Но ведь я могу обратиться к посреднику - к вам?

– Увы.

– То есть как?

– Господин Цвёльф, для того, чтобы завести дело, нужен истец - тот, чьи частные права оказались ущемлены. Живой. Извините, но мнемосканированная личность таковой не считается. Это все равно, как если бы в суд обратилось привидение.

Лоб аватары пересекла глубокая складка.

– Пожалуй, - заторопился Рымов, - можно обратиться к прессе, хотя я не стал бы обнадеживать вас. История произошла несколько месяцев назад, вы никогда не были известной личностью... никаких особо пикантных деталей, понимаете? Никто не ухватится за эти сведения. Я, конечно, попробую...

– Не нужно.

– Но вы...

– Я придумал другой способ... мести. Да, мести, отмщения. Я измучился представлять, как она смеется над тем, что так легко обманула доверчивого дурака мужа. Как крыса на дудочку... и она получила все, что хотела! Нет, еще хуже... еще хуже, если она забудет, понятно вам? Она будет тратить мои деньги, жить в моем доме, она будет жить! и забудет о том, что убила меня.

Он вскинул руки и затряс кулаками.

– А я хочу, чтобы она помнила о том, что сделала! Чтобы это всегда оставалось с ней!

– Это не поможет вам обрести реальность, - осторожно заметил Рымов.

– Мне нужно, чтобы вы открыли в нулевой сегмент ее психотерапевтический канал.

– Простите?

– Личный канал экспресс-психотерапии. Мне достаточно будет пяти минут, чтобы его зафиксировать.

– Это невозможно.

– Отчего же. Это должно быть очень просто для вас, я проверял вашу квалификацию...

– Это незаконно.

– Всего на пять минут.

– Я понимаю: вы хотите подключиться к ее личному чипу, стать ее собственным привидением, не давать ей забыть... но с какой стати вы решили, что я стану вам помогать? Господин Цвёльф, я понимаю, это личное расследование сильно повлияло на ваше самочувствие.

– Вы сделаете это. Именно вы.

– Господи, но почему вы уверены?

– Потому что я видел, как вы отпустили Шершина.

Кровь бросилась Рымову в лицо. Пестрый ворох пикселов завертелся перед глазами.

– Вы...

– Я же говорил, здесь слишком много свободного времени. Я сохранил кое-какие снимки, качество плохонькое, но лица распознаются.

– Вы ошибаетесь, господин Цвёльф...

– Ничуть, хотите покажу?

– Вы ошибаетесь! Шершин был невиновен, вы же задумываете преступление.

– Невиновен, вот как? Все улики были против него.

– Улики были сфабрикованы! Против парня работал целый штат профессионалов, подкопаться было нереально. Черт возьми, я вычислил настоящего убийцу, но не смог до него добраться!

– То есть вы не против, чтобы я обнародовал эту информацию?

Рымов замолчал.

– То есть вы против, - удовлетворенно сказал Цвёльф. - А мне нужен канал из нулевого сегмента.

– Вы посчитали, что обойдя закон единожды, я с легкостью сделаю это вторично? - сдавленно произнес Рымов.

– Сделаете. Вряд ли с легкостью, но сделаете. Видите ли, умерев, я стал почти неуязвим, а вы...

Рымов рывком отодрал маску, превращая лицо аватары в неподвижную маску.

– Господин Цвёльф, - тихо сказал он. - Не умножайте зло.

Оцифрованные губы раздвинулись в невеселой улыбке.

– Просто откройте мне канал. Дальше я сам.

Я замираю в предвкушении мести.

Мириады байт песком просачиваются сквозь пальцы. Дождь импульсов проносит мимо чужие жизни со всеми их приобретениями, документами, голографиями, кропотливо рассортированными и заботливо сохраненными в сети.

Я смеюсь. Я подглядываю в жизнь, отобранную у меня.

Когда открывается канал, мне чудится аромат ее духов.

– Меня снова мучает бессонница, - капризно говорит Диана. - Не могу заснуть до трех утра. Мне прописывали... как же оно называется, сейчас найду... Ну, неважно...

Она ждет бархатный голос виртуального психотерапевта. Ждет, что ее станут утешать, произнося только нужные, только действенные слова. Она ведь тоже оцифрована, ее реакции давно изучены, необходимые отклики запрограммированы...

Вот только я не программа.

Минута тишины. Выдерживаю паузу; ни один обласканный публикой артист не смог бы вложить в нее так много - всю жизнь за гранью смерти. И когда она уже готова рассердиться, когда с ее капризных губ готов сорваться недовольный возглас, я едва слышно выдыхаю:

– Здравствуй, любимая...

Она узнает меня в ту же секунду, и я торжествую. Месть сладка.

Мои глаза смотрят из ее зрачков. Лицо в зеркале стремительно белеет, непостижимо становясь мордочкой старухи, в глазах бьется паника. С почти эротическим удовольствием разглядываю наплывающую на щеки бледность, мгновенно обозначившиеся у глаз морщинки, крохотные капельки над верхней губой.

– Мы будем вместе, - шепчу я. - Навсегда, дорогая.

Тяжелая ваза ударяется в зеркало, разбрызгивая его на сотни острых лучей. Я смеюсь, захлебываюсь смехом. Будь я материален, корчился бы в приступе истерического хохота.

– Навсегда, слышишь? Навсегда вместе!

Рымов слушал пустоту внутри себя.

Шершина тогда было жалко. Немолодой мужик, запутавшийся в семейных конфликтах, выбранный на роль козла отпущения службой охраны местной корпорации... Нет, его бы оправдали, наверняка. С другой стороны, а если бы не оправдали...